Слизень

Полифилетическая группа животных
Arion lusitanicus
Название
Слизень, или Слизняк
Статус названия
не определён
Родительский таксон
Класс Брюхоногие (Gastropoda)
Представители
Все брюхоногие моллюски без раковины </div> </td></tr>
</div> </td></tr>
Изображения на Викискладе Слизень в Викисловаре </td></tr> </table> Сли́зень (слизня́к) — общеупотребительное название ряда брюхоногих моллюсков, которые в ходе эволюционного развития претерпели редукцию или полную утрату раковины. Слизни противопоставляются брюхоногим с хорошо развитой раковиной (улиткам). Форма слизня независимо возникала в нескольких группах водных и наземных брюхоногих моллюсков, поэтому совокупность всех видов рассматривают не как таксон, а как экологическую форму. Иногда слизней, сохранивших рудиментарную раковину, называют полуслизнями (англ. semislug). Предполагают, что редукция и последующая утрата раковины имела экологические предпосылки и происходила, например, при переходе к обитанию в плотных зарослях водных растений или лесной подстилке. Согласно другой гипотезе, причиной стал дефицит необходимого для постройки раковины кальция в регионах, где формировались группы, в которых возникла форма слизня. Важным следствием слабого развития или отсутствия раковины оказывается неспособность изолироваться от окружающей среды при нападении хищника или наступлении неблагоприятных (например, засушливых) условий. Некоторые наземные слизни — вредители, способные наносить серьёзный вред сельскому хозяйству. Наземные слизни Большинство наземных слизней относится к лёгочным улиткам из группы стебельчатоглазых (Stylommatophora), среди которых, впрочем, достаточно много видов с развитой раковиной (улиток). Следует различать слизней как экологическую группу, жизненную форму брюхоногих моллюсков без выраженной раковины и представителей семейства слизней Limacidae, строгой биотаксономической единицы. Строение Тело наземных слизней довольно сильно вытянуто в длину, но способно изменять форму за счёт мышечных сокращений. Внешне слизни обладают двусторонней симметрией. Её нарушает лишь располагающееся справа непарное лёгочное отверстие. Кожный эпителий выделяет большое количество слизи, которая препятствует высыханию покровов, способствует лучшему скольжению по поверхности, а также отпугивает хищников. Как и у других брюхоногих, в теле слизней выделяют три отдела: голову, ногу и висцеральную массу. Последняя, ввиду отсутствия раковины, образует не внутренностный мешок, а распластанный по спинной стороне ноги нотум (лат. notum — спина). На голове расположены сократимые щупальца (одна или две пары), на которых располагаются органы чувств (развитые глаза, органы тактильного и химического чувства). Позади головы на спинной стороне находится мантия с непарным лёгочным отверстием (пневмостомом), ведущим в мантийную полость, которая функционирует как лёгкое. Рядом с пневмостомом располагается анальное отверстие. Большинство слизней сохранило рудименты раковины, которые как правило интернализированы. Этот рудиментарный орган служит для запасания солей кальция и часто находится в связке с пищеварительными желёзами. Интернализированную раковину можно обнаружить у представителей семейств Limacidae и Parmacellidae, а у взрослых представителей Philomycidae, Onchidiidae и Veronicellidae раковины полностью отсутствуют. Наземные слизни характеризуются гермафродитизмом (иногда последовательным) и перекрёстным внутренним оплодотворением. Экология Вероятно, из-за отсутствия достаточно эффективных приспособлений, предотвращающих обезвоживание, слизни обитают лишь в увлажнённых биотопах, таких как, например, подстилка широколиственных лесов. В существующих там экосистемах они играют существенную роль, поедая опавшую листву, неодревесневшие части живых растений, а также грибы (в том числе, ядовитые для других организмов). Представители некоторых видов — хищники и некрофаги, поедающие живых почвенных беспозвоночных (например, других брюхоногих моллюсков и дождевых червей) и их трупы. Слизни имеют довольно обширный ассортимент врагов, в том числе и хищников. Ими питаются многие позвоночные животные, однако, специфических «слизнеедов» среди них нет. Из млекопитающих слизней охотно поедают ежи, кроты, землеройки и некоторые мышевидные грызуны; из птиц — грачи, галки, скворцы и некоторые чайки, а из домашних птиц — куры и утки. Слизни также входят в пищевой рацион многих лягушек, жаб, саламандр, ящериц и змей. Среди беспозвоночных слизнями питаются многие насекомые. Особенно их много среди жужелиц. Слизни служат хозяевами (факультативными, промежуточными или основными) для многих паразитов. Так, в пищеварительном тракте, печени или почке некоторых слизней обнаружено несколько видов инфузорий и кокцидий. Многие слизни являются промежуточными хозяевами ряда дигенетических сосальщиков, ленточных червей, круглых червей и т. д., которые во взрослом состоянии паразитируют на домашних и диких млекопитающих и птицах. Хозяйственное значение Слизни вредят клубням и листве картофеля, белокочанной и цветной капусте, салату, различным корнеплодам (листве и выступающим из почвы участкам корнеплодов), рассаде и молодым всходам многих овощей, листьям фасоли и гороха, плодам земляники, огурцов и помидоров, а также плантациям цитрусовых и винограда. Меньший вред они наносят краснокочаной капусте, петрушке, чесноку, луку, листьям созревающих огурцов и земляники. Особенно ощутимый вред они причиняют озимой пшенице и ржи, поедая как только что высеянные зерна, так и их всходы. В меньшей степени страдают от слизней овес и ячмень; практически они не трогают яровую пшеницу, лен и гречиху. Переползая с одного растения на другое, слизни способствуют распространению среди сельскохозяйственных культур различных грибковых и вирусных заболеваний — пятнистость капустная, ложная мучнистая роса лимской фасоли, фитофтороз картофеля. Эти болезни могут нанести хозяйству убытки не меньшие, а нередко — большие, чем прямая вредная деятельность слизней. Интересные факты Морской слизень Elysia chlorotica ассимилирует хлоропласты водоросли Vaucheria litorea в клетки пищеварительного тракта. Хлоропласты способны фотосинтезировать в организме слизня в течение нескольких месяцев, что позволяет слизню жить за счёт глюкозы, полученной в результате фотосинтеза. Геном слизня кодирует некоторые белки, необходимые хлоропластам для фотосинтеза. Источники Рупперт Э. Э., Фокс Р. С., Барнс Р. Д. Низшие целомические животные // Зоология беспозвоночных. Функциональные и эволюционные аспекты = Invertebrate Zoology: A Functional Evolutionary Approach / пер. с англ. Т. А. Ганф, Н. В. Ленцман, Е. В. Сабанеевой; под ред. А. А. Добровольского и А. И. Грановича. — 7-е издание. — М.: Академия, 2008. — Т. 2. — 448 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-7695-2740-1. Большой энциклопедический словарь «Биология» / под ред. М. С. Гилярова. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. Напишите отзыв о статье "Слизень" Примечания

Отрывок, характеризующий Слизень

С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.