Слободские казацкие полки

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Слободские казаки»)
Перейти к: навигация, поиск
Слободские полки
[[Военная территориальная единица
Российской империи]] 
Страна

Российская империя Российская империя

Адм. центр

[[Харьков (1651-1732, 1743-1765), Сумы (1732-1743)]]

Население

до 600 000 человек (1 765) чел. 

Дата образования

1651-1660-е

Дата упразднения

1765


Преемственность
← Белгородский разряд Слободская губерния →

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 Для улучшения этой статьи желательно?:

Слободские казацкие полки — военно-территориальные казачьи формирования Русского царства и Российской империи на территории Слободской Украины (Слобожанщины) в XVII—XVIII веках. Основных полков было пять:

Также непродолжительное время существовало еще два военно-территориальных казацких полка:

В конце XVIII в. слободские казацкие полки были переформированы в чисто армейские регулярные полки, также собирательно продолжавшие именовавшиеся слободскими, поскольку вели свою историю от слободских казацких полков и все также дислоцировались на территории Слободской Украины, и формировались из её жителей (см. Слободские регулярные полки).

В XVIII веке на территории Слободской Украины существовал также Украинский ландмилицский корпус, сформированный из однодворцев - потомков городовых казаков смежных со Слобожанщиной российских губерний (Белгородской, Орловской, Тульской, Курской, Тамбовской, Воронежской).





Общие положения

Само понятие «слободской казацкий полк» включало в себя не столько сам полк как военную единицу, а конкретную территорию со всеми городами, местечками, слободами, сёлами, деревнями и хуторами и их населением, из числа которого и шло формирование того или иного полка.

Главой на данной территории был сначала избираемый, затем назначаемый полковник, имеющий власть в пределах территории почти неограниченную. Полковник и его канцелярия ведали всеми военными, административно-хозяйственными, судебными и гражданскими делами на данной территории, кроме церковных (см. Полковое устройство Украины).

У каждого полковника были символы власти (клейноды): булава (пернач), полковое знамя (хоругвь), полковая печать и, обычно, полковая музыка (литавры, трубы и т. п.).

Военно-территориальные слободские полки возникли путём переселения в и на границы Русского государства запорожских казаков и крестьян из Речи Посполитой.[2].
«Поселяне упомянутых в начале сего полков, из разных племён, как -то Поляков, Польских украинцев и других чужестранных народов составили воинское общество под названием Козаков.»

— Квитка Г. Ф. «Записки о слободскихъ полкахъ», 1883[3]

Именование полков, а, заодно, и казаков, их составлявших, слободскими, и название всего края Слободская Украина, произошло от наименования организуемых переселенцами поселений — слобо́д.

Военная служба слободских казаков не ограничивалась защитой пограничной линии Русского государства. Очень скоро правительство стало их привлекать к походам в другие места. Слободское казачество принимало участие в многих военных походах: чигиринских, крымских, азовских, персидских. Принимали участие в Северной войне и ряде других военных походов того времени. Также задачей слободских казаков была защита юго-восточных рубежей Русского государства от набегов калмыков, крымских и ногайских татар, а также «воровских» казаков (донских и запорожских).

Измена гетмана Мазепы также не повлияла на верность слободских казаков Российскому государству. Универсалы гетмана не находили поддержки у слобожан, а казаки-мазепинцы убивались ими наравне со шведами.

При Петре I были лишены части прав. В 1718 году им «повелено было быть в ведомстве по губерниям, оставаясь в военном отношении под начальством русскаго генерала». В 1732 году после постройки «Украинской Линии» от устья реки Орели до реки Донца у Харьковского и Изюмского полков появилась устойчивая южная граница, окончательно установленная с появлением Славяносербии после 1752 года. 26 июля 1765 года манифестом «Ея императорского Величества Екатерина Вторая» военная администрация слободских полков ликвидируется, а территории переходят в прямое подчинение губернатору новосозданной Слободской губернии.

Возникновение

Впервые переселенцы на юго-западные окраины Московского государства упоминаются во времена Ивана IV. Тогда же был построен и огорожен Чугуев, хотя более ранние исторические источники указывает на то, что Чугуев был создан крещёными калмыками.

Отдельные переселенцы появились в московском государстве уже в начале XVII века и селились правительством обычно по Белгородской черте. С течением времени, стали совершаться и массовые переселения.

Первое из них относится к 1638 году, когда, после неуспешного восстания Гуни и Острянина против Польши, гетман Яков Острянин, с отрядом казаков числом около 800 человек, явился на московскую границу, был принят и основал за чертой г. Чугуев. Поселившись здесь, казаки получили землю на поместном праве и должны были нести военную службу пользуясь самоуправлением, но подчиняясь распоряжениям назначенного в Чугуев воеводы. В 1641 году, однако, казаки убили Острянина и возвратились в польское подданство.

В 1645 бояре и воеводы приграничных великороссийских городов уведомляли царя о том что в приграничные пустующие земли «приходили чужестранные, разных племён народы» которые просили позволения о поселении, предлагая взамен «защищать от нападений неприятеля».

Вновь массовая эмиграция малороссов в данную местность продолжилась с 1651 года, со времени неудачного оборота восстания Хмельницкого и продолжилась затем ещё некоторое время из правобережной Малороссии, опустошаемое бесконечными набегами и походами. Благодаря этой эмиграции, к югу от старой черты московского государства начала обустраиваться новая линия из городов и местечек.

В 1652 году был построен Острогожск, в котором поселилась значительная партия выходцев-малороссов, приведённая сюда после берестечского поражения Ив. Ник. Дзинсковским по «зазывной грамоте» воронежского воеводы Арсеньева. Тут же появился первый слободской казацкий полк получивший название Острогожский (иногда также именуемый и Рыбинским). В том же году возникли как слободы Сумы, в следующем — Харьков, ещё позже — Ахтырка. Слобожане расселились по рекам Коротояк, Воронеж, Новому Осколу, Лопани, верховьям Исла, Ворсклы, Донца. С 1656 Харьков был назван городом. При царе Алексее Михайловиче они были причислены к Белгородскому разряду и стали официально именоваться «Слободскими украинскими казачьими полками», а заселённый ими край стал именоваться «Слободской Украиной» («Слободской украйной»), — в отличие от «Украины», состоявшей из Белгородского и Севского полков,- а её поселенцы, сохранившие своё казацкое устройство, гарантированное им жалованными грамотами московских государей, названы были слободскими казаками.

Первое упоминание

В книге Белгородского столбового разряда приводится такая запись [4]:

Справка о черкаских полковниках и числе черкас в их полках 1667 или 1668 г.
Белгородского полку в городах черкас: Полковники:

В Острогожском — Иван Николаев сын Зинковский

В Харкове — Иван Серко

В Сумине — Гарасим Кондратьев

Их полковых черкас

Полковые службы — 3 665

Детей их которые в службу годятся — 2281—

В городовой службе — 3975

Детей их которые в службу годятся — 1655

Всего черкас из детьми — 18579.

По названиям полковых городов полки стали именоваться острогожский или рыбинский, сумский, ахтырский и харьковский. В 1682 году харьковский полковник Григорий Ерофеевич Донец получил от царя Фёдора Алексеевича грамоту на поселение в новопостроенный им на реке Донец город Изюм (оставаясь при том харьковским полковником). Также, ему было дано разрешение призывать на поселение и освоение близлежащих урочищ Спиваковка и Пришиб «неслужилых черкас» из Харьковского, Сумского, Ахтырского полков и городов. Вскоре «из-за обширности поселений» Харьковского полка он был разделён на Харьковский и Изюмский. Впервые все пять «Слободских Черкаских полков» упоминаются в таком качестве в указе Петра I от 28 февраля (ст.ст.) 1700 года (в его же указе от 1697 года упоминается только 4-е полка — без острогожского). Совместно с выходцами из Малороссии в черте полков, с момента их появления, селились поселениями и выходцы из различных великороссийских губерний, которые также несли казацкую службу и были приписаны к сотням, но не пользовались льготами по винокурению.

Острогожский слободской казачий полк

Острогожский полк с начала своего появления имел ряд отличий от других полков появившихся позже. Первоначально он был на «государевом содержании» и лишь позже, вместе с остальными полками получил право на самообеспечение.

Окт. в 11 (1669) В. Г., Ц. и В. К. Алексей Михайлович, всея В. и М. и Б. России Самодержец пожаловал Острогожского полковника Ивана Зеньковского и его полку начальных людей и рядовых за их службу, вместо своего, государева, годового денежного жалованья, оброчными деньгами, которые положены были на них в Белгороде, с винных и пивных котлов и с шинков Острогожского полку в городах в Острогожске и в Землянске; и впредь для его, государевой службы пожаловал Великий Государь, велел им вместо своего, государева, годового денежного жалованья такими промыслами в городах Острогожского полку промышлять, безоброчно, чтобы было с чего Великого Государя полковые службы служить".

Полковники этого полка с самого начала утверждались на своих должностях в русских (а позже российских) инстанциях. В допетровские времена доходило даже до отстранения от должности на время рассмотрения доносов (как имело место в случае с полковником Сасовым) и назначение на его место другого, а потом возврат первоначально занимавшего должность.[Комм 1] В связи с этим, список полковников этого полка до 1700 года не столь чётко подаётся рядом историков. В 1705 году полк был передан в ведение приказа Адмиралтейских дел в Воронеже.

В первой трети XVIII века полк состоял из следующих сотен:

Жалование полкам похвальных грамот и предоставление льгот

В 1667 малороссийский гетман Иван Брюховецкий пытался организовать выступление против Московского государства, гонцы от него с предложением поддержать его выступление также прибыли в Харьковский, Сумской и Ахтырский полки. Но они не изменили присяги данной царю. Брюховецкий же, пытался силой принудить их встать на свою сторону — часть верных Брюховецкому запорожских казаков обложили укреплённые полковые города, а крымские и нагайские татары, привлечённые Брюховецким, разорили ряд казацких поселений. Совместными усилиями полков нападавших удалось отогнать. Отмечая верность Слободских полков, 19 февраля 1668 каждому из полковников была пожалована похвальная грамота, и в том же году «в признательность Высочайшаго к сим трём полкам благоволения особым имянным указал Великий Государь быть под ведением Посольского в Москве Приказа». Пользуясь благосклонностью царя, полковниками было направлено совместное прошение об «оставлении наложенных на промыслы в их полках оброчных денег». Прошение было удовлетворено и 23 апреля 1669 года каждому из 3-х полков были выданы «жалованные Грамоты за Государственной печатью». По данным привилегиям «черкасам» предоставлялось право: беспошлинная торговля «всякими товарами» в полковых городах, «держать шынки безоброчно, дальние полковые службы не служить и податей и оброков никаких не платить» взамен их обязывали «строить города и селиться дворами, пашенные земли распахивать» и оберегать русские земли от набегов крымских и нагайских татар. Эти льготы (безоброчное владение землями, мельницами и ведении разных промыслов а также беспошлинное винокурение и торговля этой продукцией) подтверждались грамотами в 1682, 1684 и 1688 годах. Ряд представителей казацкой старшины, в тот период времени, были жалованы российским монархом за боевые заслуги и верность престолу поместьями и впоследствии влились в дворянское сословие, как например дворяне Безручко-Высоцкие, Бородаевские, Глуховцевы.

Администрация, устройство и управление полками

К началу правления Петра I каждый из полков во главе имел полковника избираемого всеми занимающими руководящие должности казаками. Он имел право назначать полковых старшин и сотников, раздавать в потомственное владение порожние земли и другие угодья под его командой, занимать новые земли, которые утверждались универсалами, скреплёнными подписью полковника и его гербовой печатью (которая одновременно считалась и полковой). Право его было пожизненное. Также, он выносил наказания преступникам в соответствии с собственным усмотрением. Знаком власти полковника в полку был шестопёр (пернач), изготовленный из металла и украшенный драгоценным камнем по желанию полковника. Вторым после полковника лицом и главным полковым старшиной был полковой обозный. В его ведомстве была полковая артиллерия и снаряды к ней, а также лица её обслуживающие. В отсутствие полковника он руководил делами полка, но полковничьи полномочия, упомянутые выше, ему не передавались. Далее шёл полковой судья, заседавший в полковой ратуше, рассматривая дела, подлежащие суду. Вердикт по судебным решениям выносился полковником. Полковой асаул (есаул) приводил в исполнения приказания полковника по воинской службе. Полковой хорунжий в походах сберегал и охранял полковое знамя. Полковой писарь имел должность в полковой ратуше схожую по функциям с секретарской. Сотники, каждый в своей сотне, исполняли важные дела по воле полковника, менее важные дела решались ими самостоятельно. В сотнях имелись сотенные атаманы, асаулы, хорунжие и писари, которые выбирались по воле сотника из рядовых казаков. Атаманы и писари заседали в сотенных ратушах и представляли собой гражданское старшинство. Асаулы и хорунжие были военными старшинами, последние имели в походах обязанность охранять сотенные значки, на которых были изображены кресты и надписи, указывающие на полковую и сотенную принадлежность. На полковых знамёнах были изображены лики святыхК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4632 дня].

В каждом полку жители были разделены на три «состояния»:

  • 1) «семейства военнослужилых и их свойственников»; из последних набирались рядовые казаки
  • 2) «семейства казаков компанейцев» в задачу которых входило обеспечение «во всех надобностях до конной службы касающихся военнослужилых казаков», а также обеспечение провианта в военных походах. В петровские времена этот разряд стал именоваться «подпоможчиками»(подпомощниками)
  • 3) «семейства неопределённых на службу» — имевшими название «владельческие подданные» которые находились во время походов в сёлах, хуторах и деревнях принадлежавших полковникам и полковым старшинам.

В XVIII веке появились еще одна категория казаков — «подсоседки». Это были безземельные казаки, фактически батраки, продававшие свой труд землевладельцу, выборному казаку или купцу. Став подсоседком, казак не терял своего козацкого статуса. Он мог в любое время оставить свою работу и искать лучших условий. Подсоседок мог, накопив денег, купить землю, стать подпомощником и даже выборным казаком.

В каждом из слободских полков были построены монастыри. Полковничьими универсалами им были выделены земли; также от владельцев им выделялись и «подданные» люди.

Петровские перемены

В 1697 году Пётр I издаёт указ об установлении налога на казацких подпомощников полков в размере 1-го рубля в год. Но, всё же полковники смогли убедить молодого государя в том, что «служащие казаки» будут небоеспособны, поскольку у снабжающих их кампанейцев не хватит средств для того и другого. В результате проделанной полковниками работы, 28 февраля 1700 года Пётр I издаёт указ в котором указывалось «МЫ Наше Царское Величество пожаловали Слободских Черкаских Полков Сумского, Харьковского, Ахтырского, Изюмского и Острогожского Полковников, Старшин и казаков за верную и безпорочную службу, промыслами своими, какие у них есть в их городах, мельницами и рыбными ловлями, всякими землями владеть и угодиями промышлять, и шинки держать безоброчно, вино курить безпошлинно по их черкасскому обыкновению и податей с них никаких не брать». Полкам предоставлялось право сбора таможенных податей (в тех городах где были таможни) и пошлин за пользование мостов, перевозов и продаваемых на их территории товаров — при этом пошлинные и откупные деньги полученные таким образом требовалось передавать в Белгород. «Для лучшего войск порядка во всех пяти Слободских Черкаских полках» устанавливалась численность рядовых казаков в 3500 человек — а остальным «тех полков казакам» предписывалось «помогать по службе тем выборным казакам» — исходя из возможности каждого — «по их черкассому обыкновению, чтобы те выборны козаки были их подпомогою конны, вооружены и в походах запасами удовлетворены, а скудости бы им никакой не было». Также казаков не могли привлекать к другой воинской службе «и иных тягостей и подвод у них без государева указа не имать». Тем же указом подтверждалась пожизненность звания полковника.

В 1707 году полковник Изюмского слободского полка Ф. В. Шидловский был произведен в бригадиры и назначен командующим всеми слободскими полками.

Дальнейшее правление Петра принесло в «казацкую вольницу» новые перемены: по его указу в полках были учреждены трубачи и литаврщики. После чего, вышел указ, согласно которому, полковники, после избрания казацкой старшиной, должны были представляться на утверждение государя — он мог или утвердить его или представить своего. Произведение в полковые старшины и сотники должно производится по аттестации генерала, в ведении которого находился тот или иной полк. Гражданские и криминальные дела, производимые полками, передавались в ведомство Белгородской провинциальной и Воронежской губернской канцелярий.

После Полтавской битвы в Малороссии были расквартированы 15 полков, составивших Украинскую дивизию, командиром которой был назначен Пётр Матвеевич Апраксин. 18 декабря 1708 года Петр учредил Азовскую губернию, включив в неё все слободские полки и подчинив их П. М. Апраксину. Слободские полки находились в его военном и гражданском (как губернатора) подчинении до его убытия в Санкт-Петербург. В 1718 году им «повелено было быть в ведомстве по губерниям, оставаясь в военном отношении под начальством русскаго генерала», командовавшего украинской дивизией, расположенной в Слободской Украине.

29 мая 1719 года все слободские полки передали в Белгородскую провинцию.

В 1722 году слободские казаки, в военном отношении ещё ранее подчинённые командиру украинской дивизии, в гражданских и судебных делах были подчинены белгородскому воеводе и курскому надворному суду. В 1723 году на место Апраксина был назначен генерал-аншеф князь М. М. Голицын.

Полки при Екатерине I

При Екатерине I Украинскую дивизию всё так же возглавлял князь Голицын, получивший к тому времени чин генерал-фельдмаршала. Он ввёл в слободских полках чин полкового ротмистра, по старшинству находившийся между полковым судьёй и асаулом. В сотнях был введён чин подпрапорных, которые за службу производились в сотники. Производств в ротмистры зависело от дивизионного генерала, а подпрапорных от полковников. 2 апреля 1726 указом Екатерины I было велено слободским полкам «быть ведомым в Государственной Военной Коллегии». С этого времени и до ликвидации полков они находились в команде украинского дивизионного генерала.

Полки при Петре II

В 1727 году отряд слободских полков был отозван из Персии и к сентябрю 1727 года прибыл в Харьков. С 1729 начали постепенно преобразовывать нерегулярное казацкое войско в регулярное.

Реформы при Анне Иоанновне

В 1730 князь Голицын был отозван в Санкт-Петербург, а на его место был назначен генерал-аншеф граф фон Вейзбах. С началом постройки, в 1730 году, украинской линии от Днепра к Донцу, на казацкое поселение слободских полков возложена была, наравне с крестьянским, обязанность поставки работников на линию. В 1732 году по указу императрицы было поручено провести перепись «Слободских полков жителей а именно: военнослуживших рядовых казаков; их свойственников и их подпоможчиков; владельческих подданных и дворовых людей; состоящих за монастырями; городовых жителей всякого звания, мужского пола душ». Проведение было поручено лейб-гвардии Семёновского полка премьер-майору Михайлу Семёновичу Хрущёву, сама перепись проводилась лейб-гвардии обер-офицерами, находящимися в его подчинении. В том же году «Государыня Императрица определили для управления в Слободских полках к пользе их относящихся Генерал-Лейтенанта, Сенатора, Лейб-Гвардии коннога полку Полковника и Ея Генерал-Адъютанта Князя Андрея Семёновича Шаховского». Князь Шаховской расквартировался в Сумах, где учредил «Правительство под названием: Канцелярия Комиссии учреждения Слободских полков». В возглавляемой Шаховским канцелярии, «присутствовали и заседали Штаб-Офицерских чинов члены». Результатом деятельности комиссии стал подписанный 16 февраля 1735 года «Высочайший Указ» в котором значилось:

1) В полках учреждалась должность бригадного командира на которую назначался полковник Ахтырского полка Лесевицкий, которому было пожаловано звание бригадира.
2) Полковники слободских полков получали звания премьер-майоров.
3) Полковые ратуши переименовывались канцеляриями и приравнивались к провинциальным (канцеляриям) с установлением в них тех же норм и порядков.
4) Полковники назначались председателями полковых канцелярий, а обозные, судьи, ротмистры и есаулы — членами, полковые писари становились секретарями. При военных походах в канцеляриях оставались только полковые судьи.
5) При каждой полковой канцелярии учреждались крепостные конторы куда передавались для регистрации все выданные ранее документы на право собственности на земли, угодья и другое имущество.
6) Прежнее право занимать свободные земли и угодья запрещено, те же что были заняты ранее передавались в наследственное владение.
7) Для всех лиц мужского пола переписанных Хрущёвым (кроме владельческих дворовых) устанавливался сбор в 21 копейку в год. Для более точного учёта указывалось подавать ведомости в Ахтырскую полковую канцелярию относительно прибытия и убытия лиц обложенных сбором.
8) Из военнослужилых казаков слободских полков набирался драгунский полк содержание которого должно обеспечиваться за счёт собственных полковых средств. Штаб- и обер-офицерам драгунского полка и слободским полковникам и старшинам передавались во владение казачьи сёла и деревни, которые также обязывались продолжать нести «казачью службу во всей исправности».
9) Полковые знамёна и печати в полковых канцеляриях устанавливались с изображением государственного герба Российской империи.

В 1732 году после постройки «Украинской линии» от устья реки Орели до реки Донца у Харьковского и Изюмского полков появилась более чёткая южная граница. Количество военнослужилых казаков было определено в 4200 человек, все 5 полков были подчинены одному начальнику — бригадному командиру над которым старшим был начальник украинской дивизии. В 1737 году после смерти графа фон Вейзбаха командиром Украинской дивизии был назначен генерал Александр Борисович Бутурлин.

Императрица Елизавета Петровна — возврат к практике Екатерины I

На коронование Елизаветы Петровны в апреле 1742 были от слободских полков приглашены бригадир Лесевецкий, полковники и по одному делегату от сотенной старшины. Там они подали петиции на восстановление былых обычаев и привилегий. В ноябре 1742 все полки получили грамоты в которых указывалось о восстановлении ранее существовавших льгот, ликвидации нововведений Анны Иоанновны (драгунского полка, передачи его офицерам казацких поселений). Количество военнослужилых казаков было определено в 5000 человек. По случаю таких изменений, в полках были учреждены особые для каждого полка мундиры.

В 1744 году после смерти Бригадира Лесевецкого полки состояли в бригаде генерал-майора Якова Лукича Фролова-Багреева. Украинскую дивизию возглавил генерал фон Бисмарк. Государственная военная коллегия в 1751 году назначила на должность изюмского полковника Квитку, по случаю его 30-летнего верного служения, но он умер до того как пришли бумаги о его назначении.

В 1752 командиром слободских полков стал бригадир Василий Петрович Капнист, а на место фон Бисмарка был определён генерал граф Пётр Семёнович Салтыков. В 1757 году из казачьих семейств не служащих казаков Салтыкову было поручено сформировать гусарский слободской полк с командованием из других гусарских полков, средства (19 и 3/4 копейки) на его содержание должны были поступать от тех кто уже платил 22 копейки на содержание в слободских полках трёх драгунских и одного гарнизонного полков. В 1758 на место погибшего в Пруссии Капниста был назначен Дмитрий Антонович Банческул. Генерал граф Салтыков был отозван в Санкт-Петербург и на его место был назначен командиром Украинской дивизии Пётр Иванович Стрешнев.

Окончание «казацкой вольницы» и введение гражданского управления

В 1733-37 годах предпринимался ряд реформ, имевших целью уравнения службы казаков с регулярной военной; к введению общероссийских законов и к обращению казацких подпомощиков в крестьян

Однако, эти реформы по просьбе слобожан были уничтожены императрицей Елизаветой в 1743 году.

Но к тому времени, старые порядки были уже настолько расшатаны, что не могли быть легко восстановлены.

Выделившаяся из казачества старшина угнетала казаков и обращала их в своих крестьян, расширяя своё землевладение за счёт общеказацких земель. Постоянные жалобы казаков и местного населения на старшину и установленные ею порядки привели к созданию и направлению на Слобожанщину в 1762—1764 гг. по Высочайшему повелению «Комиссии о Слободских полках», возглавляемой гвардии секунд-майором Евдокимом Щербининым, которая, в том числе, указывала:

Из поднесённых нам от разных чинов прошений с немалым сожалением усмотрели, что слободских полков жители от некоторых своих командиров неуказанными сборами и прочими отягощениями совсем разорены

«Доношение» Щербинина, поданное в сенатскую комиссию по слободским полкам (в составе Никиты Панина, Адама Олсуфьева и Якова Шаховского), указывало на следующие «несообразия»: неправильное распределение подпомощников, вольный переход населения и отсутствие чёткого обложения налогами, отсутствие фиксированных цен, существование наёмничества (когда за одного служил другой), проблемы с обеспечением конями и т. д.

Решением сенатской комиссии 16 декабря 1764 г. Управление слободских полков ликвидировалось и на его месте вводилась отдельная губернская канцелярия. На «первый случай» губернатором был послан Евдоким Щербинин.

26 июля 1765 года манифестом «Ея императорского Величества Екатерина Вторая» военная администрация слободских полков ликвидируется, а территории переходят в прямое подчинение губернатору новосозданной Слободской губернии.

После произведённой секунд-майором ревизии слободских полков они были реформированы в 5 территориальных гусарских полков (Ахтырский, Изюмский, Острогожский, Сумской и Харьковский — сформированный в 1757 году полк был распределён среди этих полков, а сам полк распущен) а казацкое управление заменено гражданским.

В последующем новообразованные регулярные гусарские полки вели свою официальную историю от слободских казацких полков. Они хорошо проявили себя в наполеоновских войнах начала XIX-го века.[5]

В 1796 годах слободские гусарские полки стали номерными: 1-й, 11-й, 12-й гусарские и 4-й уланский. В 1816 году название «Слободское казачье Войско» было упразднено, а казаки по.правам приравнены к государственным крестьянам. Из прежних полков сформировано восемь уланских: Украинский, Новомиргородский, Новоархангельский, Елисаветградский, Бугский, Одесский, Вознесенский и Ольвиопольский. Их состав стал смешанным украинско-казачьим. Часть слободских казаков выселена на Кавказскую линию в новооснованные станицы.

Участие слободских казацких полков в боевых действиях и походах

Вооружение, форма одежды и быт слободских казацких полков

Слободские казацкие полки были вооружены саблями, пистолетами, ружьями и копьями.[6]

Большое внимание уделялось внешнему виду сабель, которые, кроме боевого использования, служили, также, предметом щегольства и украшались золотыми и серебряными насечками. Преимущество отдавалось саблям турецкого изготовления. Ножны покрывались красным бархатом, украшались драгоценными камнями и серебром. В крепостях имелись пушки.

В 1743 году, во времена царствования императрицы Елизаветы Петровны была учреждена единообразная форма для всех слободских полков, а именно: «верхние черкески, с откидными рукавами и обложенные серебряными тесьмами и снурками, во всех полках были синие, а чекмень и шаровары по полкам: в Харьковском — желтые, в Сумском — светло-синие, в Ахтырском — зеленые, в Изюмском — красные и в Острогожском — красно-оранжевые…».

Полковники слободских казацких полков

Харьковский полк:

  • Донец-Захаржевский Григорий Ерофеевич (1669—1691);
  • Донец-Захаржевский Фёдор Григорьевич (1691—1706);
  • Шидловский Фёдор Владимирович (1706—1710);
  • Шидловский Лаврентий Иванович (1710—1711);
  • Куликовский Прокофий Васильевич (1711—1714);
  • Квитка Григорий Семёнович (1714—1734);
  • Тевяшев Степан Иванович (1734—1757);
  • Куликовский Матвей Прокофьевич (1757—1765).

Сумской полк:

  • Кондратьев Герасим Кондратьевич (1665?—1701) — стольник и полковник, основатель г. Сумы и первый командир полка, выходец из Польши (1-я похвальная грамота от государя от 19 февраля 1668 года, грамота о привилегиях от 23 апреля 1669 года)
  • Кондратьев Андрей Герасимович (1701—1708) — стольник и полковник (грамота о привилегиях от 28 февраля 1700 года), убит при подавлении Булавинского бунта
  • Кондратьев Иван Андреевич
  • Перекрестов-Осипов Василий Данилович
  • Кондратьев Дмитрий Иванович (грамота о привилегиях от 22 ноября 1743 года)
  • Донец-Захаржевский Михаил Михайлович
  • Романов Роман Иванович

Ахтырский полк:

  • Зиновьев Демьян (похвальная грамота от государя от 19 февраля 1668 года, грамота о привилегиях от 23 апреля 1669 года)
  • Перекрестов Иван Иванович — стольник и полковник (грамота о привилегиях от 28 февраля 1700 года)
  • Осипов Фёдор Осипович — стольник и полковник
  • Лесевицкий Алексей Леонтьевич
  • Лесевицкий Иван Алексеевич (грамота о привилегиях от 22 ноября 1743 года)
  • Лесевицкий Константин Алексеевич
  • Лесевицкий Георгий Алексеевич
  • Боярский Михайла Иванович

Изюмский полк:

  • Донец Григорий Ерофеевич
  • Донец-Захаржевский Константин Григорьевич — стольник и полковник (грамота о привилегиях от 28 февраля 1700 года)
  • Шидловский Фёдор Владимирович — стольник и полковник (в 1707 жалован бригадиром и определён в армию, в 1709 жалован генерал-майором)
  • Донец-Захаржевский Михаил Константинович
  • Шидловский Лаврентий Иванович
  • Квитка Иван Григорьевич — 22 декабря 1737 жалован полковником, но к командованию полком приступил только с 22 ноября 1743 года
  • Краснокутский Фёдор Фомич — в 1752 жалован полковником, вышел из службы до реформы полков.

Острогожский полк:

  • Дзиньковский Иван Николавич
  • Карабут Герасим — бывший сотник, ставший полковником за сохранение верности государю после казни поддержавшего разинский мятеж Дзиньковского.
  • Гонт Михаил (1670).
  • Сербин Фёдор (челобитная грамота полковника и полковой старшины Острогожского полка царю Фёдору Алексеевичу, 1677).
  • Сасов (Сас) Иван Семёнович (которому с 1689 года велено с 100 чел. своего полка стоять на Самаре в Новобогородицком городе /Екатеринославле/; грамота на имя полковника Ивана Семёновича Саса 1690 года).
  • Куколь Фёдор Иванович (в 1698 году «стоял с полком своим у Савинского броду»).
  • Тевяшов Иван
  • Тевяшов Иван Иванович (сын)
  • Тевяшов Степан Иванович
  • Буларт
  • Кантемир
  • Бедряга

Полковые города и местечки

местечки

местечки
местечки
местечки

Интересные факты

См. также

Напишите отзыв о статье "Слободские казацкие полки"

Комментарии

  1. ↑ Острогожские русские люди и пушкари Довгоносовы от имени посадских в поддержку воеводы послали в Москву жалобу на полковника Саса в том, что он «…чинит им всякие налоги и обиды». По этой жалобе курскому воеводе князю Петру Ивановичу Хованскому велено было расследовать дело. Полковник Сас был отстранён от командования полком и вызван в Курск показаний. Острогожские казаки, защищая своего полковника от незаслуженных обвинений, послали выборных людей в Курск. Дело разрешилось в пользу казаков. Полковник Сас был оставлен в прежней должности, но происки против него острогожских воевод не прекратились. В 1683 году Сас был вызван в Москву для ответа по поводу жалоб на него. Причём, жалобы, сфабрикованные, скорее всего, по указанию воеводы, оказались ложными. Челобитчики на очные ставки не явились и бежали. В конечном итоге, никаких неприятных последствий, кроме волокиты, для Острогожского полковника не было.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3666 дней]
  2. ↑ (?) Это не может быть основанное через 30 лет село Ивня Хотмыжского уезда Белгородской губернии (население — 138 мужчин в 1779). Возможно, слобода Иваны Валковского комиссарства Харьковского полка (население 556 м в 1779).

Источники

  1. ↑ Альбовский Е. А., 1895.
  2. ↑ Потрашков С. В., 1998, с. 11.
  3. ↑ Квитка Г. Ф., 1883.
  4. ↑ Данилевич В. Время образования Слободских черкаских полков / Сборник статей, посвящённых В. О. Ключевскому. — М., 1909. — С. 638.
  5. ↑ БЭ, 1908.
  6. ↑ Альбовский Е. А., 1895, [chigirin.narod.ru/harkk1.pdf С. 43−47.].

Библиография, использованная в статье

  • Большая Энциклопедія: словарь общедоступных сведений по всем отраслям знания. Четвёртое издание под редакцией С. Н. Южакова. Т. 11. издатели: Библиографичекий Институт (Мейер) в Лейпциге и Вене — Книгоиздательское товарищество «Просвещение». Санкт-Петербург. — 1908.
  • [runivers.ru/lib/book6028/ Головинский П. Слободские Казачьи полки. — СПб.: Тип. Н. Тиблена и Комп., 1864.] — на сайте Руниверс.
  • Квитка Г. Ф. Записки о слободскихъ полкахъ съ начала ихъ поселенія до 1766 года. — Харьковъ, 1883.(репринт издания 1812 года)
  • Гербель Н. [www.surnameindex.info/docs/000036.html Изюмский Слободской казачий полк 1651−1765 гг.] — СПб., 1852.
  • Альбовский Е. А. [slavs.org.ua/ealbovskii-istoriya-kharkovskogo-kazachestva История Харьковского слободского казачьего полка 1650−1765 гг]. — Харьковъ: Типография губернского правления, 1895. — 218 с. (13МБ).
  • Альбовский Е. А. [slavs.org.ua/ealbovskii-istoriya-kharkovskogo-kazachestva Харьковские казаки. Вторая половина XVII ст]. — История Харьковского полка. — С-Птб., 1914. — Т. 1. (26МБ).
  • Милорадович М. А. Материалы для истории Изюмского слободского полка. — Харьков, 1858.
  • Потрашков С. В. Харьковские полки: Три века истории. — Харьков: ОКО, 1998. — 1500 экз.

Ссылки

Портал «История»
Портал «Российская империя»
  • Полки в Малороссии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [bse.sci-lib.com/article103262.html Слободские казаки] в БСЭ
  • [www.ukrterra.com.ua/regions/reg6/tsherbina.htm Щербінінська Комісія та скасування слобідських полків 1762—1764 рр.]
  • [www.ukrterra.com.ua/regions/reg6/jacenko_integrac.htm Інтеграційна політика російського уряду щодо козацтва слобідських полків в добу Єлизавети Петрівни]

Отрывок, характеризующий Слободские казацкие полки

Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Слободские_казацкие_полки&oldid=80289446»