Словакия во Второй мировой войне

Словакия участвовала во Второй Мировой войне на стороне Германии, однако не оказывала сколько-нибудь серьёзного влияния на ход военных действий на Восточном фронте и имела скорее символическое значение, поддерживая международный имидж Германии, как страны, имеющей союзников хотя бы в ранге сателлитов. Кроме того, Словакия имела границу с Советским Союзом, что в геополитическом смысле было весьма важно

Свои отношения с Германией Словакия начала устанавливать сразу же после поражения Франции и 15 июня 1941 года присоединилась подписанием соответствующего пакта к странам Оси. Страна стала «единственным католическим государством в области господства национал-социализма». Несколько позже, благословляя солдат на войну с Россией, папский нунций заявил, что он рад сообщить Святому Отцу благую весть из образцового словацкого государства, истинно христианского, которое проводит в жизнь национальную программу под девизом: «За Бога и Нацию!».

Население страны тогда составляло 1,6 миллионов, среди которых 130 000 составляли немцы. Кроме того Словакия считала себя ответственной за судьбу словацкого меньшинства в Венгрии. Национальная армия состояла из двух дивизий и насчитывала 28 000 человек .

Готовясь к реализации плана «Барбаросса», Гитлер не брал в расчёт словацкую армию, которую считал ненадёжной и опасался братания по причине славянской солидарности. Не рассчитывало на неё и командование сухопутными силами, оставляя за ней лишь задачи по поддержанию порядка в оккупированных областях. Однако чувство соперничества с Венгрией и надежда на более благоприятное установление границ на Балканах заставили словацкого военного министра заявить начальнику немецкого генштаба Гальдеру при его посещении Братиславы 19 июня 1941 года, что словацкая армия к боевым действиям готова. В приказе по армии было сказано, что армия не намерена воевать с русским народом или против Славянской идеи, но со смертельной опасностью большевизма.

В составе немецкой 17.армии элитная бригада словацкой армии численностью 3500 человек, вооружённая устаревшими лёгкими чешскими танками, приняла бой уже 22 июня, который закончился поражением. Прикомандированный к бригаде немецкий офицер отмечал, что работа штаба была ниже всякой критики и он опасался лишь получить ранение, поскольку оборудование полевого лазарета соответствовало временам Марии Терезии.

Было принято решение не допускать бригаду до участия в боях. Более того, уровень подготовки словацких офицеров оказался настолько низким, что формировать словацкую армию заново было бессмысленно. И поэтому военный министр вместе с большинством солдат через два месяца был возвращён на родину. Лишь доведённая до численности дивизии (около 10 000) моторизованная бригада и легко вооруженный охранный дивизион в составе 8 500 человек принимал участие в борьбе с партизанами сначала под Житомиром, а затем и Минском.

В дальнейшем боевой путь словацких вооружённых сил тесно связан с действиями этой бригады (нем. Schnelle Division). Во время тяжелых и продолжительных боёв на реке Миус эта боевая часть под командованием генерал майора Августа Малара, с Рождества 1941 года по июль 1942 года удерживала участок фронта шириной в десять километров. При этом она была защищена с флангов горнострелковой дивизией Вермахта и частями Ваффен СС. Затем во время катастрофического для Советов Второго немецкого наступления лета 1942 года эта часть в боевых порядках 4. танковой армии наступала на Ростов, перешла Кубань и принимала участие в захвате нефтяных районов у Майкопа.

Отношение немецкого командования к нуждам словаков было пренебрежительным и потому их потери определялись не столько боевым взаимодействием с противником, сколько плохим питанием и эпидемическими заболеваниями. В августе 1942 эта часть занимала оборону у Туапсе, а после катастрофического поражения под Сталинградом с трудом переправилась в Керчь, потеряв при этом свою технику и артиллерию.

Затем часть была реорганизована и стала называться Первой словацкой пехотной дивизией, которой было поручена оборона 250 километровой береговой полосы Крыма.

Боевое и общее довольствие дивизии оставалось на крайне низком уровне. Отношения Словакии с её более сильным соседом -Венгрией оставались напряжёнными и Словацкий президент Тисо обратился к Гитлеру с напоминанием об участии Словакии в войне на Восточном фронте с надеждой, что это даст защиту от венгерских притязаний.

В августе 1943 года Гитлером было принято решение о создании перед «крепостью Крым» сильных оборонительных позиций. Часть дивизии осталась на территории полуострова за Перекопом, а её основной состав занял оборону у Каховки. И сразу оказался на направлении главного удара Советской армии, потерпев сокрушительное поражение в течение одного дня. После этого остатки дивизии перешли на сторону Советской России, что было подготовлено деятельностью коммунистической агентуры Чехословакии.

Постоянно численно уменьшавшиеся из-за дезертирства оставшиеся 5000 солдат под командованием полковника Карла Пекника несли караульную службу в междуречьи между Бугом и Днепром. Сотни словаков влились в партизанские отряды, а многие солдаты во главе с офицерами вошли в состав Первой чехословацкой бригады Красной армии. Деморализованные остатки словацкого войска были по указанию немецкого командования направлены в Италию,Румынию и Венгрию, где использовались как строительные части.

Тем не менее Словацкая армия продолжала существовать и немецкое командование предполагало использовать её для создания оборонительного рубежа в Бескидах. К августу 1944 года всем стало ясно, что война проиграна и во всех балканских странах началось движение в пользу поиска путей выхода из войны. Ещё в июле Национальный совет Словакии начал готовить вооружённое выступление с участием стационированного в Восточной Словакии хорошо вооружённого и обученного армейского корпуса численностью до 24 000 человек. Немецкими войсками в то время на направлении главного удара маршала Конева командовал Хенрици (нем. Heinrici). Предполагалось, что словацкие солдаты займут в его тылу вершины горного хребта Бескид и откроют путь подошедшим частям Советской Армии. К тому же находящиеся в центральной части Словакии 14 000 словацких солдат предполагалось использовать, как центр вооружённого сопротивления в районе Банска-Быстрица. Одновременно активизировались и действия партизан, что убедило немецкое командование в неизбежности восстания в их тылу.

27 августа 1944 взбунтовавшиеся словацкие солдаты убили на одном из вокзалов проезжавших 22 немецких офицеров, что вызвало немедленную реакцию немецких властей. Тогда же в центральной Словакии удалось поднять восстание, в котором приняло участие 47 000 человек. Войсковая часть ваффен-СС численностью в 10 000 под командованием обергруппенфюрера Бергера устранила возникшую в тылу опасность в чрезвычайно важной в стратегическом отношении части страны.

Тем не менее восставшим удалось в течение двух месяцев удерживать в своих руках перевал на Дукле, где между немецкой Первой танковой армией и советскими войсками велись тяжелые бои. После войны здесь был поставлен памятник 85 000 советских солдат. В ходе последних сражений отличился генерал Свобода, ставший одним из национальных героев послевоенной Чехословакии и её восьмым президентом.

Окончательно Словацкое восстание было подавлено введёнными в действие тремя немецкими дивизиями. Решающая операция была начата 18 октября 1944 года. Немцы захватили Банска-Быстрицу. В этом принимали участие и вооружённые отряды карпатских немцев (нем. Heimatschutzes), что впоследствии привело к резне, жертвами которой стали 135 000 «фольксдойче». С другой стороны во время карательных операций немцев погибло около 25 000 словаков. Около трети участников восстания разбежалось по домам. 40 % оказалось в немецких концлагерях. Малая часть ушла в партизаны.

Эта победа немецкой армии в историческом смысле стала самой последней победой, которую Вермахт сумел одержать над армией другого государства. Одновременно она подвела к своему концу Первую словацкую республику.

Отрывок, характеризующий Словакия во Второй мировой войне

Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.