Словацко-венгерская война

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Словацко-венгерская война

Синим показаны территории, отошедшие к Венгрии в результате войны, красным - территория ранее отошедшая Венгрии 2 ноября 1938 года по решению Первого Венского Арбитража
Дата

2331 марта 1939

Место

Восточная Словакия

Итог

Победа Венгрии

Изменения

Незначительные

Противники
Словацкая республика Королевство Венгрия
Командующие
Йозеф Тисо
Августин Малар
Миклош Хорти
Андраш Литтаи
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
Военные потери:

22 погибших,

671 раненый

1[1] или 2[2] LT vz.35
несколько самолётов[3]

Гражданские потери:

36 погибших

Военные потери:

8 погибших,

55 раненых

несколько L3[4]
1 Fiat CR.32[5]

Гражданские потери:

15 погибших

Словацко-венгерская война (венг. Kis háború, словацк. Malá vojna — «Малая война») — вооружённый конфликт между армиями Словакии и Венгрии, происшедший в восточной Словакии в конце марта 1939 года. Завершился тактической победой Венгрии и отчуждением полосы территории Словакии в пользу Венгрии (узкая полоска на крайнем востоке по линии Стакчин — Собранце).



Предыстория

После Мюнхенского соглашения венгерские войска сконцентрировались на чехословацкой границе, хотя по численности существенно уступали хорошо подготовленной чехословацкой армии. В середине 1938 года венгерское министерство внутренних дел под началом Миклоша Козмы начало засылать вооружённые группы на восточную часть словацкой территории, населённую русинами. Ситуация находилась на грани открытой войны, и Германия и Италия, считавшие начало войны преждевременным, оказали давление на правительства Венгрии и Чехословакии с целью замедлить эскалацию конфликта. Правительства согласились заранее признать решение Венского арбитража, который 2 ноября 1938 года присудил Чехословакии передать 11,833  км² территории в юго-восточной Словакии, населённой этническими венграми и русинами, Венгрии. Население этой территории составляло около миллиона человек. Около 67 тысяч венгров остались на территории Словакии. Второй город Словакии, Кошице, оказался на передаваемой территории. Кроме того, Братислава, побывавшая когда-то столицей королевства Венгрия, рассматривалась венграми как потенциальная часть их территории.

Решение Венского арбитража не удовлетворило ни одну из сторон, и между 2 ноября 1938 года и 12 января 1939 года на границе произошло 22 столкновения, в которых были убитые и раненые.

Днём 14 марта 1939 года Словакия провозгласила независимость, после того, как Гитлер дал понять, что единственной альтернативой является венгерская оккупация. На следующую ночь немецкие войска были введены в Богемию и Моравию, после чего Чехословакия прекратила своё существование. 15 марта Венгрия признала Словакию. Тем не менее, в тот же день венгерские войска сделали попытку занять высоту на словацкой территории в районе Ужгорода, но потерпели неудачу.

14—17 марта 1939 года Венгрия оккупировала и аннексировала территорию Закарпатской Украины, находившуюся до этого в составе Чехословакии. Этот процесс сопровождался кровопролитными боестолкновениями между венгерскими и чехословацкими войсками, а также местными военизированными формированиями Карпатской сечи самопровозглашённой Карпатской Украины.

17 марта Венгрия заявила о том, что её граница со Словакией не является международно признанной и должна быть пересмотрена. Она предложила существенно передвинуть границу от Ужгорода до границы с Польшей, так что Венгрии отходили бы районы, в основном населённые венграми и русинами. Кроме того, граница отодвигалась бы от железной дороги, связывающей Ужгород с Польшей, тем самым обеспечивая её большую безопасность.

Под прямым давлением Германии руководители Словакии 18 марта в Братиславе согласились принять решение об изменении границы и образовать двустороннюю комиссию по уточнению линии границы. 22 марта комиссия завершила работу, и 23 марта договор был подписан Риббентропом в Берлине. Венгрия, однако, не стала ждать ратификации договора парламентом Словакии, сочтя обещания Германии достаточной гарантией.

Ночью 23 марта (за 6 часов до подписания договора Риббентропом) венгерские войска двинулись через реку Уж на территорию, которая по договору должна была отойти Венгрии.

В составе венгерских войск имелись бронетанковые части: в 2-й моторизованной бригаде имелись один взвод танков Fiat-3000B и три роты танкеток L3, в составе 1-й кавалерийской бригады - две роты танкеток L3, в составе 2-й кавалерийской бригады - ещё две роты танкеток L3[6].

Ход войны

На рассвете 23 марта 1939 года Венгрия напала на Словакию со стороны Подкарпатской Руси. Нападение велось по трём направлениям: Великий Берёзный — Улич — Старина, Малый Берёзный — Убля — Стакчин, Ужгород — Тибава — Собранце. Словацкие войска не были подготовлены и не ожидали нападения. После передачи юго-восточной Словакии Венгрии осенью 1938 года единственная железная дорога, ведущая в восточную Словакию, была перерезана венгерской территорией и перестала функционировать, поэтому получить подкрепление быстро словацкие войска не могли. Им удалось организовать три очага сопротивления венгерской армии — около Стакчина, Михаловце и в западной части границы. Были приведены в боевую готовность войска в западной Словакии, в том числе артиллерийские части в Братиславе, Тренчине и Банской-Бистрице.

Венгерские войска быстро продвинулись в восточную Словакию. На следующий день словацким войскам в Михаловцах удалось провести контратаку. Это позволило заменить командующего этими войсками, офицера запаса Штефана Гашшика, на прибывшего с запада майора регулярной армии Кубичека. Высланные из Прешова 30 единиц бронетехники прибыли в Михаловце рано утром 24 марта и атаковали венгерские позиции. Им удалось заставить отступить существенно превосходящие по численности венгерские силы на их основные позиции у Нижней-Рыбницы (у г. Собранце). В 11 утра началась атака на основные позиции венгерской армии.

Атака не удалась, и в результате превратилась в отступление, а затем в бегство, которое удалось остановить лишь около Михаловце. Бронетехника прикрывала отступление. Вечером 24 марта 30 единиц бронетехники и 35 лёгких танков прибыли в Михаловце в качестве подкрепления, и затем 25 марта сумели потеснить венгерские силы на восточном направлении. 26 марта под нажимом Германии было заключено перемирие. В тот же день в Михаловце прибыло существенное подкрепление, но организация контратаки словацких войск не имела никакого смысла, так как к этому моменту венгерская армия существенно превосходила их по численности.

Одновременно происходили боевые действия в воздухе.

После провозглашения независимости Словакии, часть военнослужащих покинула находившиеся на территории Словакии подразделения чехословацких ВВС и боеспособность ВВС Словакии снизилась. В марте 1939 на авиабазе в Спишской Новой Веси насчитывалось четыре авиаэскадрильи - 40 самолётов (20 истребителей Avia B.534, 15 Letov Š-328 и 5 Aero Ap-32), но в двух истребительных авиаэскадрильях на 20 истребителей Avia B.534 имелось только 9 пилотов и три штабных офицера. 17 марта 1939 экипаж одного самолёта-разведчика Letov Š-328 совершил перелёт в Румынию, где самолёт был интернирован румынскими властями (и в дальнейшем, несмотря на неоднократные запросы правительства Словакии, не был возвращён Словакии - его перекрасили и передали в ВВС Румынии). 22 марта 1939, перед началом боевых действий на авиабазу в Спишской Новой Веси прибыло пополнение[7].

25 марта 1939 ВВС Венгрии бомбили объекты в Спишской Новой Веси (основной целью являлась словацкая авиабаза, однако также бомбы были сброшены на казармы и склады лесоматериалов). В результате авианалёта были выведены из строя 7 самолётов ВВС Словакии (один бомбардировщик Avia B-71, два истребителя Avia B.534, один самолёт-разведчик Š-328 и три Aero Ap-32). Потери могли быть серьёзнее, но часть сброшенных авиабомб не сработали, попав в размокшую после прошедших дождей почву. Венгерская авиация потерь не имела, поскольку обеспечивавшее охрану аэродрома зенитное подразделение было недоукомплектовано личным составом и оказалось неготовым к отражению налёта[5].

Словацкая авиация бомбила Рожняву, Мукачево и Ужгород.

В ходе боевых действий был сбит один венгерский истребитель Fiat CR.32[5].

Всего за время войны Словакия потеряла 11 истребителей и бомбардировщиков, которые были сбиты либо вынуждены сесть на венгерской территории.

Напишите отзыв о статье "Словацко-венгерская война"

Примечания

  1. Slovakia // Steven J. Zaloga. Tanks of Hitler's Eastern Allies, 1941-45. London, Osprey Publishing Ltd., 2013. pages 6-8
  2. Hilary Louis Doyle, Charles K. Kliment. Czechoslovak Armoured Fighting Vehicles 1918 - 1945. Argus Book Ltd., 1979. page 61
  3. Венгеро-словацкие "инциденты" // "Известия", № 71 (6841) от 26 марта 1939. стр.4
  4. Hungary // Steven J. Zaloga, James Grandsen. The Eastern Front. Armour Camouflage and Markings, 1941 to 1945. Arms & Armour (October, 1993). pages 78-83
  5. 1 2 3 Michal Šipeky. [www.valka.cz/clanek_12030.html „Malá vojna“ a účasť slovenského letectva v nej 3. časť]
  6. Peter Abbot, Nigel Thomas. Germany's Eastern Front Allies, 1941-45. London, Osprey Publishing Ltd., 1982. page 10
  7. Michal Šipeky. [www.valka.cz/clanek_12028.html Účasť slovenského letectva vo vojenskom konflikte s Maďarskom 23. marca 1939 – 28. marca 1939]

Отрывок, характеризующий Словацко-венгерская война

– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.