Словене

Слове́не (и́льменские словене) — восточнославянское племя, жившее в конце IX века в бассейне озера Ильмень и в верхнем течении реки Молога.

Происхождение

В результате проведения краниологической характеристики черепов новгородских словен, извлечённых из погребальных памятников, расположенных на территории проживания словен и относящихся к VIII—X векам, было установлено наличие между ними и балтийскими славянами генетических связей и относительной обособленности от иных восточнославянских племён. К тому же, по мнению известного антрополога Т. И. Алексеевой, «типы населения… словен новгородских не дают основания говорить о наличии в них скандинавского компонента, что свидетельствует в пользу отсутствия смешения варягов со славянами Северо-Запада».

Религиозные верования, легенды, ряд обычаев и географическая номенклатура словен были довольно близки славянским племенам, проживавшим в Померании. Впоследствии эти данные легли в основу предположения миграции словен из региона нижней Вислы и Одры в Приильменскую низменность в первом тысячелетии нашей эры. Также наблюдается сходство в плане возведения жилищ и строительстве оборонительных сооружений. В том числе схожи конфигурации черепов.

Большое число учёных разделяло точку зрения миграции словен в Приильменье с территории Поднепровья. Так, П. Н. Третьяков указывал на наличие сходства в сооружении курганов, однако не отрицал возможность контакта словен с балтийскими славянами.

Легендарные предки и правители племени

История словен до IX века известна плохо и только по преданиям, а потому — недостоверна. Первопредками словен и их князей предание (записанное в период с конца XV по XVII века) называет Словена и Руса, которым приписывается основание городов Словенска/Новгорода и Русы задолго до нашей эры.

По другой версии, изложенной в спорной т. н. Иоакимовской летописи, князь Словен основал только некий Великий Град (то есть столицу словен). Далее по Иоакимовской летописи власть перешла к потомку Словена легендарному князю Вандалу, после которого сменилось десять поколений вплоть до IX века. Сыновьями Вандала были три легендарных князя Избор, Владимир и Столпосвят, княжившие в трёх городах, названых в их честь — Изборск, Владимир и Столпосвятов (отждествлялся Татищевым с Осташковым).

По информации из этой же летописи в первой половине IX века у словен был князь Буривой, воевавший с варягами и проигравший решающую битву. После поражения князь бежал в город Бярмы, расположенный где-то на острове, а варяги обложили словен данью. Затем словене пригласили на княжение Гостомысла сына Буривоя. Гостомысл будто бы разгромил всех врагов и обложил данью всех соседей, и долго княжил в Словенской земле. Историки отмечают, что предание о Гостомысле очевидно имеет западнославянское происхождение (у балтийских славян известен король Гостомысл, погибший в 844 году).

Предание о трёх братьях князьях напоминает многие подобные легенды из которых на Руси наиболее известны легенды о Кие, Щеке и Хориве и о Рюрике, Синеусе и Труворе. Иоакимовская летопись сообщает только, что главная правящая династия происходит от Владимира, но вплоть до IX века ни одного представителя не называет. Татищев В. Н. относит время легендарного князя Вандала к VI веку. Археологических подтверждений существования княжества словен в VI веке не существует, хотя расселение первых групп славян в Южном Приильменье и на Верхней Волге отмечается отдельными памятниками V — VII веков. Следов проживания словен на Волхове в это время не обнаружено.

Археология

Археологически словене отождествляются с т. н. «культурой сопок», распространённой в бассейне озера Ильмень и Верхнем Поволжье (памятники «удомельского» типа). У ильменских словен были распространены наземные срубные дома с характерными для славян печами-каменками в углу.

В 770-е годы предположительно словене и скандинавы заняли раннее поселение в Старой Ладоге, где организовали производство стеклянных бус, использовавшихся для торговли с финскими племенами (до 840-х годов).

В VIII — начале IX веках вблизи истока Волхова возникает укреплённое Рюриково городище, служившее резиденцией будущих новгородских князей — предположительно предшественник Новгорода.

Также, в Южном Приильменье известен город Руса, в котором выявлен культурный слой поселения не позднее конца IX века.

В 1-й половине IX века в земле словен возникает Великий Новгород, ставший крупным политическим, ремесленным и торговым центром средневековой Руси.

История

С точки зрения В. В. Седова, заселение славянскими племенами Приильменья произошло в VI—VII веках нашей эры.

Наиболее древним поселением словен в настоящее время считается городище в Старой Ладоге, в Нижнем Поволхвье, возведённое предположительно в VIII—IX веках нашей эры. В IX—X веках в Верхнем Поволхвье появилось Рюриково городище, превратившееся в торгово-ремесленный и военно-административный центр словен, недалеко от которого, в урочище Перынь, находилось языческое капище. В 2 км от Рюрикова городища был основан Новгород, первоначально заселённый словенами.

Последнее упоминание племени в письменных источниках относится к 1036 году.

Литература

• Санкина С. Л. Этническая история средневекового населения Новгородской земли. — СПб., 2000. — 110 с. — ISBN 5-86007-210-4.
• Седов В. В. Археология СССР с древнейших времён до средневековья. — М.: Наука, 1982. — Т. 14. Восточные славяне в XI—XIII вв. — 328 с.
• Баран В. Д., Максимов Е. В., Магомедов Б. В. Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударственный период / В. Д. Баран. — К.: Наукова думка, 1990.

Отрывок, характеризующий Словене

Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.