Словообразование в немецком языке

Словообразова́ние неме́цкого языка́ — это раздел немецкого языкознания, изучающий структуру слов и законы их образования, опираясь на модельный аппарат. Последний является классификацией всех известных способов словопроизводства, включающих наиболее общие признаки (наличие или отсутствие словообразовательных аффиксов, морфолого-синтаксический метод как способ образования новых лексем и т. д.).

Словообразование в общей системе языка

Словообразование не имеет чётко определённого места ни в системе немецкого языка, ни в общем языкознании. Тенденция рассматривать его как часть непосредственно грамматики (в составе морфологии) наглядно проявлялась ещё в начале XX века, что вызывало множество споров среди учёных-лингвистов. С обособлением лексикологии в разряд самостоятельных разделов и как дисциплины языкознания словообразование стали рассматривать как его часть. К концу XX века сохранились обе точки зрения, ввиду того, что словообразование находит связь с грамматикой и лексикологией через структуру и семантику слова, а также через грамматические категории и парадигмы частей речи.

Тем не менее, словообразование обладает собственно ему присущими чертами. Категории словообразования имеют широкое лексико-семантическое содержание, наглядно выражаемое через морфемы (например, значения лишения, отсутствия, даваемые полусуффиксом -los, или наоборот — наличие, определяемое префиксами be-, ver-). Кроме того, в численном отношении словообразовательные средства имеют более разветвлённую и сложную структуру, чем грамматические, обобщая лексические явления, но, в то же время, подчёркивая их индивидуальность. Это и позволяет отнести немецкое словообразование и словообразование вообще в самостоятельную категорию.

Понятийный аппарат

Немецкое словообразование оперирует целым рядом понятий, так или иначе, относящихся к лексике, морфологии или грамматике в целом. К таким понятиям относятся синхрония и диахрония, то есть статистический и исторический аспекты. Хотя они и соотносимы с другими разделами языка, именно в словообразовании вызывают определённые сложности. Например, грамматические, синтаксические нормы-архаизмы вышли из употребления либо являются инструментом немецкой стилистики, а лексика выходит из обихода и уже не имеет влияния на язык, что позволяет провести чёткое разграничение между «старым» и «новым». Современная словообразовательная форма, в противовес остальному, входит в противоречие с историческим аспектом. Например, состояние современных немецких односложных корневых морфем находит отражение в прошлом из производных сложных слов вроде субстантивированного древневерхненемецкого прилагательного mennisco (от древне- и средневерхненемецкого man), в современном языке имеющего вид Mensch.

Наряду с синхронией и диахронией словообразование использует понятия «мотивированные» и «мотивирующие» слова (также — производные и производящие). Поскольку диахрония отражает исторический аспект, то понятие синхронии относительно, то есть представляет исключительно «срез» на определённом этапе, а также не исключает возможности образования новых лексем. В этой связи различают продуктивные и непродуктивные способы словообразования, которые, однако, не всегда совпадают с частотностью или нечастотностью некоторых моделей. Например, часто встречаемый суффикс существительных женского рода -t не является продуктивным, но некоторые нечастотные суффиксы — расширенные варианты суффикса существительных мужского рода -er — достаточно продуктивны.

Одно из основных понятий немецкого словообразования — модель. Она представляет собой структуру, способную наполняться лексическими основами в рамках общих для всех элементов закономерностей, и также пересекается с процессуальным и статистическими аспектами (в том плане, что модели, применяемые в процессе исторического функционирования лексемы, не всегда совпадают с современной моделью данного слова). Словообразовательная модель имеет своим средством аффиксы, оформляющие основу, а также корневые изменения (например, умлаут). Последнее средство имеет фонетический характер, а потому является условностью и не всегда относится ко всему набору словообразовательных средств.

В словообразовательном анализе немецкого языка центральным понятием является морфема — минимальная значимая единица лексемы. Все морфемы немецкого языка подразделяются на лексические (то есть словообразовательные) и грамматические. Последние наблюдаются в составе грамматических форм в виде суффиксов (суффиксы числа), префиксов (префикс второго причастия глаголов) и флексий (например, флексия от Genetiv). Все морфемы чётко различимы. Так, например, в предложении (справа) отмечены три основы (1), один лексический префикс (2) и три грамматических аффикса (3).

В общем смысле словообразовательный анализ является морфемным разбором, способы реализации которого различны. Возможно выделение исключительно словообразовательных морфем из слова. Например: unglücklich — un-glück-lich. В этом случае показана лишь структура слова, включающая префикс un-, корень glück и суффикс -lich. Семантика проявляет себя при анализе по непосредственно составляющим: unglücklich → Unglück + -lich → Un- + Glück. Прилагательное unglücklich является продуктом суффиксального словообразования от существительного Unglück, которое, в свою очередь, префиксально образовано от существительного Glück. Таким образом, показано направление производности (от прилагательного к существительному) и однозначная модель каждой ступени членения (суффиксальная, префиксальная). Существуют случаи, когда такое членение также не может дать однозначной картины (например, в случаях сложения основ и суффиксом лица, когда допускается две альтернативы разбиения) или когда есть «посторонние элементы» (например, флексии Genetiv, переходная -t-).

Словообразовательные модели

Словообразовательная модель — это организованная структура, обладающая обобщённым лексико-категориальным содержанием и основанная на общих закономерностях. По сути моделирование в словообразовании есть классификация, включающая восемь основных способов словообразования (выделение этих моделей рационально с позиций лексикографии):

1. Модель корневых слов
2. Безаффиксное словообразование
3. Префиксация
4. Суффиксация
5. Префиксально-суффиксальное словопроизводство
6. Полупрефиксация
7. Полуаффиксация
8. Словосложение

Модель корневых слов

Корневые слова не разлагаются на составляющие морфемы и обладают таким свойством как немотивированность. Немецкие корневые слова составляют относительно постоянный фонд немецких производящих основ, которые присоединяют аффиксы и, таким образом, приобретают лексическое значение. Некоторые корневые слова сами выступают в качестве аффиксов или частотных компонентов. Собственно немецкие корни отличает их односложность или двусложность (например, oben, klug, nieder и так далее). Заимствования приобретают свойство неделимости. Они играют роль источника пополнения фонда онемеченных основ, также используемых в немецком словообразовании. Особый статус имеют слова, стоящие близко к корневым, но чаще не включаемые в их состав. Это звукоподражательные слова, междометия, мотивированные по своей сути.

Модель безаффиксного словообразования

Безаффиксное (имплицитное) словообразование является особой моделью, не предполагающей наличия аффикса как средства словообразования, что делает затруднительным определение производной и производящей основ. Средством чаще всего является изменение корневой гласной, приобретение аблаута или умлаута (например: binden — Band), однако наличие алломорфов препятствует этому. С другой стороны, различные парадигмы частей речи являют собой функционирование одной основы в условиях разной дистрибуции (grünen vi — grün a — Grün n).

Префиксальная и суффиксальная модели

Префиксация — это способ словообразования, подразумевающий присоединение к производящей основе префикса, причём префикс стоит исключительно перед основой. Эта модель является полноценной и наиболее частой. Она затрагивает как именные части речи, так и глаголы. Чаще всего префиксы называют безударными или неотделяемыми приставками, принимая во внимание их свойство не обособляться от основы в случаях, когда полупрефиксы уступают место другой морфеме (грамматический префикс второго причастия ge-) или уходят на второй план (как составная часть сложного сказуемого в предложениях, например, в Präsens, Präteritum или с Imperativ глагола). Семантическая роль этой модели заключается в придании слову определённого значения. Примеры префиксов: be-, dar-, emp-, ent-, miss-, ur-, ver-.

Суффиксация, как модель, парная префиксации, также предполагает наличие аффикса (в данном случае суффикса), но уже после производящей основы. Особенностью семантической роли этой модели в том, что суффикс имеет абстрактное, более широкое значение. Так, суффикс существительных женского рода -keit придаёт значение свойств одушевлённых и неодушевлённых предметов (Ehrlichkeit, Handgreiflichkeit), значение собирательности (Persönlichkeit) или отрицательных действий (Anzüglichkeit). Для суффиксов характерно наличие вариантов (например, -er и -ler), возможность сливаться с другим суффиксом (-ig и -keit образуют сложный суффикс -igkeit) или основой (mut + -ig даёт -mu(ü)tig).

Префиксально-суффиксальная модель

В случае с префиксально-суффиксальным словообразованием подразумевается, что основа присоединяет префикс и суффикс одновременно (в немецком языке бывает редко). Одним из таких случаев является образование некоторых существительных при помощи префикса ge- и суффикса -e: Gefrage, Gespiele, Gefährte и так далее. Некоторые прилагательные присоединяют префикс и суффикс -t подобно тому, как это происходит при образовании Partizip II слабых глаголов: gestiefelt, befrackt.

Модели основ с полупрефиксами и полусуффиксами

Полуаффиксы восходят к основам самостоятельных лексем, и хотя они являются словообразовательными средствами, связь с ними полуаффиксы не утратили. Отсюда основные характеристики полуаффиксов: схожесть с основой лексемы и этимологическая связь с ней, которая может наблюдаться в семантике.

Полупрефиксы близки к обычным префиксам. Так, основные полупрефиксы — отделяемые ударные приставки — копируют предлоги: auf-, aus-, bei-, mit-, vor-, zu и другие. Полупрефиксы über-, um-, unter-, wieder (в зависимости от того, ударны они или нет) могут служить в качестве префиксов. Не связанные с предлогами полупрефиксы, которые соотносимы с именными основами, объединяются в семантические группы: например, признак усиления полупрефиксов blitz-, allzu-, hoch-, stein- и других.

Полусуффиксы имён и наречий примечательны узостью семантических категорий, которые они выражают. Например, направление у полусуффиксов наречий — -weg, -seits; обозначение лица у полусуффиксов существительных — -mann, -person, -hans; обилие — -voll, -reich.

Словосложение

Немецкое словосложение является одним из наиболее распространённых способов образования новых слов. Он представляет собой сложение основ друг с другом (например, Arbeitererholungsheim, Briefmarkenverkauf). Выделяют определительное и неопределительное сложение, наиболее продуктивным из которых является первое. Стоящие перед или после производящей основы слова, имеющие все свойства полуаффиксов, но со слабым семантическим сдвигом, называются частотными компонентами (-stelle, -gehen, -bahn; halb-, auseinander-, zurück-).

См. также

• Аффикс в немецком языке
• Словообразование
• Немецкий язык

Литература

• Зуев А. Н., Молчанова И. Д., Мурясов Р. З. Словарь словообразовательных элементов немецкого языка. — М.: Рус. яз., 1979. — 536 с.
• Михаленко А. О. Словообразование // Deutsche Sprache. — Железногорск, 2010.
• Степанова М. Д. Словообразование современного немецкого языка. — М.: Изд-во лит. на иностр. яз., 1953. — 376 с.
• Der Große Duden. — Mannheim: Bibliogr. Inst., 1959. — Bd. 4. Grammatik der deutschen Gegenwartssprache. — 225 S.
• Donalies E. Die Wortbildung des Deutschen. Ein Überblick. — 2. Auflage. — Tübingen, 2005.
• Kühnhold I., Wellman H. Deutsche Wortbildung. Typen und Tendenzen in der Gegenwartssprache. — Tübingen, 1972. — 106 S.
• Schmidt W. Deutsche Sprachkunde. — 6. Aufl. — Berlin: Verlag Volk und Wissen, 1968. — 356 S.
• Stepanova M. D. Černyševa I. I. Lexikologie der deutschen Gegenwartssprache. — М.: Высш. шк., 1975. — 272 с.

Ссылки

• Ulrich Heid, Anke Lüdeling, Bernd Möbius. [www.ims.uni-stuttgart.de/lehre/teaching/Deutsche_Wortbildung-1999-WS/ Deutsche Wortbildung]. Проверено 10 июля 2011.
• [apuzik.deutschesprache.ru/ Немецкий язык]. Проверено 10 июля 2011. [www.webcitation.org/67xKt7Fsr Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
• [pub.ids-mannheim.de/laufend/sprachreport/pdf/sr03-1b.pdf Gebt endlich die Wortbildung frei] (нем.). Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/69mSxZqOR Архивировано из первоисточника 9 августа 2012].

Отрывок, характеризующий Словообразование в немецком языке

В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.