Слой (роман)

Слой
Автор:	Виктор Строгальщиков
Язык оригинала:	русский
Оригинал издан:	1996

«Слой» (1996) — роман Виктора Строгальщикова. Вместе с другими романами автора вышел в финал премии «Большая книга» (2007).

Сюжет

Действие происходит в Тюмени, в середине 1990-х годов. Влиятельные люди из Москвы хотят сместить губернатора Тюменской области Леонида Рокецкого и поставить на его место депутата Госдумы Лунькова. В центре политической интриги оказываются два друга: журналист Лузгин и банкир Кротов.

Название

Смысл названия раскрывается в романе:

Он шёл по улице и размышлял о том, что жизнь, в сущности, — это пирог, и у каждого человека есть свой слой, и он может всю жизнь прожить в этом слое и не ведать о том, как и чем живут в других слоях, отделённых друг от друга почти непроницаемыми прослойками из сливок, повидла или дерьма; и именно свой этот слой пирога человек и принимает за жизнь вообще, а людей своего слоя — за людей вообще, и судит по ним о жизни в целом: вот она какая, наша жизнь! — и ошибается.

Основные персонажи

• Владимир Лузгин — журналист, ведущий популярной телепередачи «Взрослые дети»
• Сергей Кротов — глава местного филиала «Регион-банка»
• Виктор Слесаренко — заместитель председателя Городской думы
• Алексей Луньков — депутат Государственной думы, кандидат в губернаторы Тюменской области
• Юрий — «эксперт» из Москвы, бывший сотрудник ГРУ
• Мэр Тюмени (неназываемый по имени)
• Леонид Рокецкий (папа Роки) — губернатор Тюменской области

История создания и публикации

Мотивом для написания романа послужило для автора недовольство литературой 1990-х годов. По его собственным словам, он начал писать, вспомнив присказку: если не можешь найти книжку, которую тебе хотелось бы прочитать, — напиши её сам. Роман был написан в 1996 году и тогда же опубликован в тюменском издательстве «Софтдизайн» тиражом 50000 экземпляров. Роман получил большой отклик в Тюмени — не в последнюю очередь благодаря тому, что автор уже был известен как журналист.

После того, как второй роман Строгальщикова «Слой-2» в 2002 году победил в конкурсе «Российский сюжет», «Слой» был опубликован в московском издательстве «Пальмира».

Критика

Критики сразу отметили в «Слое» элементы массовой литературы — политического триллера и «деловой» прозы в стиле Артура Хейли. Писатель сознательно играет на поле массовой литературы, используя соответствующие сюжеты, героев, тематику и проблематику.

Автор пишет о том, что хорошо знает: о тюменской жизни, соблюдая при этом реальную топонимику (название улиц, районов), упоминая реально существующих людей. Так, в его романе появляются министр Юрий Шафраник, губернатор Леонид Рокецкий, актёр Леонид Окунев. Но, ограничивая место действия пределами одного города, автор затрагивает более общие темы. «Не будет большим преувеличением назвать „Слои“ Строгальщикова новой энциклопедией современной русской жизни», — пишет критик в журнале «Новый мир».

См. также

Продолжения романа:

• Слой-2
• Слой-3
• Край
• Стыд
• Долг

Литература

• Владимир Рогачёв. Жестокие игры // Виктор Строгальщиков. Слой. — Тюмень: 1996

Ссылки

• [web.archive.org/web/20050829044927/www.tmnlib.ru/resources/abstract/pdf/Lazareva.pdf Татьяна Лазарева. «Литературные стратегии современных писателей (В. Строгальщиков, М. Немиров)»]
• [www.rg.ru/2007/08/16/kniga.html Светлана Шиф. «Честное зеркало»]
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/2007/11/or13.html Василина Орлова. «Слой за слоем»]

Отрывок, характеризующий Слой (роман)

«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.