Слоним, Мария Ильинична

Мария Ильинична Слоним

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Мария Ильинична Слоним (англ. Masha Slonim, р. 1945) — советская, британская и российская журналистка.

	Запись голоса М.И. Слоним
	Из интервью «Эхо Москвы» 16 декабря 2013
Помощь по воспроизведению

Биография

Родилась в семье скульптора Ильи Львовича Слонима и Татьяны Литвиновой — дочери советского наркома иностранных дел Максима Литвинова и англичанки Айви Лоу. Её двоюродный брат Павел Литвинов и муж сестры Валерий Чалидзе — известные советские диссиденты.

Училась в МГУ. Вышла замуж за Григория (Грэгори) Фрейдина (р. 1946), ныне — профессора Стэнфордского университета.

В 1974 году уехала из СССР. Непродолжительное время жила в США, работала в издательстве «Ардис». Затем переехала в Англию, где жила её бабушка. Работала на русской службе BBC: вела программы «Глядя из Лондона» и «Аргумент». Свою квартиру в Лондоне превратила во что-то наподобие коммуналки, в которой жили многочисленные гости, среди которых — Владимир Буковский и Зиновий Зиник. В 1983 вышла замуж за барона Роберта Филлимора (1939—1990).

В конце 1980-х работала корреспондентом BBC в Москве. Организовала закрытый клуб политических журналистов, освещавших Съезд народных депутатов СССР, называвшийся «Клуб любителей съезда». Несколько лет вела политическую телепрограмму «Четвёртая власть» на РЕН ТВ. Преподавала в школе журналистики некоммерческой организации Интерньюс.

В то же время развивался её политический клуб, где ведущие политики России встречались с журналистами. На встречах дома у Слоним бывали известные политики Сергей Ястржембский, Борис Немцов, Александр Лившиц, Анатолий Чубайс, Альфред Кох, Михаил Ходорковский, Сергей Дубинин, Татьяна Дьяченко, Гавриил Попов, Андрей Нечаев. Атмосфера этих встреч описана в одной из глав книги Елены Трегубовой «Байки кремлёвского диггера».

В 2015 году решила снова уехать из России, так как уже не надеется, что в стране что-то изменится к лучшему.

Ссылки

• [www.pseudology.org/Slonim/index.htm По ссылкам — интервью Маши Слоним, биографии знаменитых родственников]
• [echo.msk.ru/programs/beseda/1539212-echo/ «Эхо Москвы». Интервью с Марией Слоним. «Как в семидесятых арестовывало и допрашивало КГБ?»]

Отрывок, характеризующий Слоним, Мария Ильинична

– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.