Слоним, Моисей Ильич

Моисей Ильич Слоним
Дата рождения:	1875(1875)
Место рождения:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	1945(1945)
Место смерти:	Ташкент СССР СССР

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Моисе́й Ильи́ч Сло́ним (1875—1945) — известный ташкентский врач, один из основателей Ташкентского университета. Доктор медицинских наук (1918), профессор (1935), член-корреспондент АН УзССР (1943).

Биография

Моисей Ильич Слоним в 1893 году окончил с золотой медалью Ташкентскую гимназию. Летом 1893 года он поступил на медицинский факультет Казанского университета, который закончил в 1898 году.

После окончания университета М. И. Слоним вернулся в Ташкент и начал свою врачебную деятельность в должности уездного врача в Ташкентском уезде в кишлаке Барданкуль, в Кита-тюбинской и Джалол-тюбинской волостях. Здесь он успешно лечил больных, в том числе пациентов, страдающих малярией.

В 1890—1904 годах он работал ординатором Ташкентской городской больницы. Здесь ему приходилось выполнять обязанности терапевта, невропатолога, инфекциониста, педиатра, окулиста, стоматолога и хирурга, что значительно значительно расширяло его профессиональный кругозор и помогало совершенствовать врачебное мастерство.

В 1905 году учился в сверхсрочной ординатуре в Санкт-Петербурге в военно-медицинской академии под руководством профессора Н. А. Вельяминова. В это же время М. И. Слоним писал докторскую диссертацию в институте экстремальной медицины в Санкт-Петербурге под руководством профессора Е. С. Лондона. 13 мая 1906 Слоним успешно защитил диссертацию под названием «К учению о тончайшем строении нормальной и нервной патологической клетки». После этого руководство академии направило Моисея Ильича в лучшие клиники Берлина, Вены и Парижа для дальнейшего совершенствования своих знаний. За границей Слоним стажировался до 1907 года.

Летом 1907 года М. И. Слоним, вернувшись в Ташкент, стал работать ординатором городской больницы Ташкента, и стал приобретать широкую известность в качестве лучшего врача Туркестанского края.

М. И. Слоним всегда старался быть на самом переднем крае медицинской науки своего времени, так он активно помогал своему брату — Соломону Ильичу Слониму в приобретении и изучении использования рентгеновской аппаратуры в медицинских целях, приборов для физиотерапии.

В июле 1917 года М. И. Слоним был призван в армию и назначен сначала ординатором, а затем консультантом Ташкентского окружного военного госпиталя. С мая 1919 года, он приказом Горздрава был переведён на должность консультанта терапевта во вновь организованную больницу, которая впоследствии стала базовой клиникой Медицинского факультета САГУ — больница ТашМИ.

После открытия в Ташкенте университета Моисей Ильич Слоним вместе с коллегами создавал медицинский факультет университета. В декабре 1920 года М. И. Слоним был избран доцентом и заведующим кафедрой пропедевтики терапевтической клиники. В 1921 году он получил звание профессора. Заведуя кафедрой, он немало сил потратил на улучшение материального обеспечения медицинского факультета, систематизацию программ и учебных планов медицинского факультета.

В 1922 году он был переведен на кафедру при факультетской терапевтической клинике, а с 1932 года стал работать при госпитальной терапевтической клинике. В 1921—1925 года Слоним работал заместителем декана медицинского факультета, а в 1924—1926 годах был деканом медицинского факультета университета. В 1929—1930 годах М. И. Слоним был директором по учебной части ТашМИ.

В 1932 году М. И. Слоним был по совместительству назначен директором Среднеазиатского института усовершенствования врачей, а с 1938 по 1941 год был его научным руководителем института, уйдя с этой должности по собственному желанию в связи с ухудшением состояния здоровья.

Известно, что Моисей Ильич Слоним был дружен с другим выдающимся ташкентским врачом — хирургом В. Ф. Войно-Ясенецким.

Умер Моисей Ильич Слоним в 1945 году в Ташкенте. Похоронен на территории парка рядом с корпусами так называемого «Старого ТашМИ».

Семья

• Дочь — Юдифь Моисеевна Слоним, советский астроном, доктор физико-математических наук, профессор, заведующая отделом физики Солнца Астрономического института АН УзССР.
• Сын — Евсей Моисеевич Слоним, архитектор, профессор архитектурного факультета Ташкентского педагогического института.
  • Внук — Андрей Евсеевич Слоним, режиссёр Государственного академического большого театра им. А. Навои, заслуженный работник культуры Узбекистана.
• Брат — Соломон Ильич Слоним (1879—1928), рентгенолог и физиотерапевт, доктор медицинских наук, профессор, основатель и первый директор Сре­днеазиатского института физических ме­тодов лечения им. Семашко.
• Брат — Лев Ильич Слоним (1883—1945), горный инженер, выпускник и впоследствии профессор Нефтяного института, автор учебника «Основы нефтепромысловой электротехники» (1946), монографии «Электрификация американской нефтяной промышленности» (1927); он и его жена Анна Григорьевна Слоним (в девичестве Тафт, 1887—1954) были близкими друзьями и корреспондентами писателя И. Э. Бабеля; их сын — скульптор Илья Львович Слоним.

Память

Именем профессора М. И. Слонима была названа улица на северо-востоке города Ташкента. В 2011 году улица Слонима была переименована в улицу Асилобод.

Ссылки

• [jewishuz.org/RUS/person.php?id=7 Моисей Ильич Слоним]

Отрывок, характеризующий Слоним, Моисей Ильич

Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.