Слоёный пирог (фильм)
| Слоёный пирог | |
| Przekładaniec | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Веслав Здорт |
| Композитор |
Анджей Марковски |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
35 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
«Слоёный пирог» или «Бутерброд»(также «Мозаика»[1]) — фантастическая комедия Анджея Вайды, снятая по сценарию Станислава Лема, который является переработкой его пьесы 1955 г. «Существуете ли вы, мистер Джонс?». Вышла 17 марта 1968 года. Сценарий был опубликован в журнале «Ekran» в том же году и авторском сборнике Лема «Бессонница» 1971 года. В 1989 году режиссёр Петер Штейн снял по сценарию фильм «Бутерброд» (СССР).
Содержание
Сюжет
Автогонщик Ричард Фокс (Джонс в сценарии) во время ралли по катастрофической случайности съезжает с трассы и сбивает собственного брата Тома. Пытаясь спасти хоть кого-то из братьев, хирург трансплантирует некоторые из уцелевших органов (а именно 48,5% тела) Тома в организм Ричарда. В итоге Ричард приобретает некоторые черты брата.
На него обрушиваются судебные дела. Страховая компания отказывается выплатить страховку за умершего Тома, так как, мол, Том не совсем умер. Жена Тома требует, чтобы Фокс либо признал себя Ричардом и отдал ей страховку за Тома, либо признал себя Томом и вернулся к ней и детям. Фокс в панике бежит к адвокату, но тот ничего не может сделать.
На следующем ралли у Фокса опять происходит авария во время виража. На этот раз он сбивает свою невестку, ещё двух женщин и собаку. И снова хирург трансплантирует в Фокса часть органов других жертв и даже собаки. В результате Фокс становится похож по образу мышления на женщину и пытается укусить своего психиатра.
Наконец, после третьего ралли Фокс снова приходит к адвокату. Адвокат хочет сказать ему, что не успел ничего сделать, но тут выясняется, что это не Фокс, а его штурман. Их автомобиль снова попал в катастрофу, но на этот раз выжил штурман — благодаря трансплантации в его тело органов Джонса.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Богумил Кобеля | Ричард Фокс |
| Рышард Филипски | адвокат |
| Анна Пруцнал | жена Тома Фокса |
| Ежи Зельник | доктор Бартон |
| Пётр Высоки | доктор Бенглоу, психоаналитик Фокса |
| Тадеуш Плюциньский | пастор |
| Марек Кобела | Том Фокс |
| Герард Вилк | страховой агент |
| Niebiesko-Czarni | камео |
Переводы сценария
В русском переводе Евгения Вайсброта сценарий впервые издан в 1972 году[2][3].
Напишите отзыв о статье "Слоёный пирог (фильм)"
Примечания
- ↑ Не является переводом названия.
- ↑ К.В. Душенко [magazines.russ.ru/nlo/2006/82/pere21.html Переводы произведений Станислава Лема на русский язык (1955—1986)] (рус.) // НЛО : журнал. — 2006. — № 82.[bibliograph.ru/Biblio/L/Lem/Lem.html Библиография Станислава Лема] (рус.). Проверено 16 декабря 2009. [www.webcitation.org/669RDwyCJ Архивировано из первоисточника 14 марта 2012].
- ↑ [english.lem.pl/works Works of Stanislaw Lem] (англ.). Проверено 13 декабря 2009. [www.webcitation.org/669REYP6q Архивировано из первоисточника 14 марта 2012].
Ссылки
- «Слоёный пирог» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.filmweb.pl/Film?id=8930 «Слоёный пирог»] на сайте filmweb.pl
- [www.filmpolski.pl/fp/index.php/122590 «Слоёный пирог»] на сайте filmpolski.pl
- [www.stopklatka.pl/film/film.asp?fi=7839 «Слоёный пирог»] на сайте stopklatka.pl
- [www.fantlab.ru/work3164 Слоёный пирог] на сайте «Лаборатория Фантастики»
| ||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Слоёный пирог (фильм)
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
