Служба общей разведки (Египет)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Служба общей разведки
جهاز المخابرات العامة
Страна

Египет Египет

Создана

1954

Юрисдикция

Правительство Египта

Штаб-квартира

Каир, Египет

Бюджет

засекречен

Средняя численность

засекречена

Руководство
Директор

Мохаммед Ахмед Фарид

Служба общей разведки (араб. جهاز المخابرات العامة‎, «аль-Мухабарат аль-Амма»), часто называемая просто «Мухабарат» — главная гражданская спецслужба Египта, отвечает как за внутреннюю, так и внешнюю безопасность. Руководители этой спецслужбы, как правило, являются выходцами из армейских рядов.





История

Решение о создании египетской разведки было принято президентом Г. А. Насером в 1954, первым её руководителем стал один из ближайших соратников Насера Закария Мохи эд-Дин. Спецслужбы Египта формировались при содействии ЦРУ США, в Каире находился постоянный представитель ЦРУ с целью поддержания контактов с египетскими властями. Одним из первых представителей ЦРУ в Египте был Джеймс Иглбергер, который поддерживал дружеские отношения с Хасанейном Хейкалом — главным редактором газеты «Аль-Ахрам» и доверенным лицом президента Насера. Хейкал и Майлс Копеленд, работавший на ЦРУ в Египте, написали книги, в которых рассказали об отношениях египетского президента с ЦРУ.[1]

В 1950-х основными противниками египетской разведки были спецслужбы Израиля и Саудовской Аравии. Наибольшего влияния Служба общей разведки достигла в период руководства Салаха Аль-Насра (1957—1967), в этот период египетская разведка переехала в собственное здание и создала современную материально-техническую базу, включая отдел радиоэлектронной разведки и подразделения тайных операций. Для покрытия расходов Службы была создана специальная фиктивная экспортно-импортная компания. В период существования Объединённой Арабской Республики (1958—1971) египетские спецслужбы «поглотили» свои сирийские аналоги, в частности, в Службу общей разведки было включено Главное управление безопасности Сирии, переименованное в «Специальное бюро», в задачи которого входили наиболее «деликатные» операции — в частности, проведение акций саботажа или терактов на территории Израиля. После распада ОАР египетская разведка сохранила свою структуру и функции.

Период конца 1960-х начала 1970-х (вплоть до 1972) считается периодом наилучших отношений между советской и египетской разведками. Но после смерти Насера его преемником стал А.Садат, который постепенно стал менять политическую ориентацию с просоветской на проамериканскую. В результате египетские спецслужбы стали уделять гораздо больше внимания советским военнослужащим, особенно командному составу (проводились негласные обыски помещений, где размешались офицеры советской армии и т. д.). Сотрудничество между российскими и египетскими разведслужбами было продолжено и в постсоветский период — в сентябре 1994 года Президент РФ подписал распоряжение № 492-рп «О заключении Соглашения между Федеральной службой контрразведки Российской Федерации и Службой общей разведки Арабской Республики Египет о сотрудничестве».[2]

Роль египетской разведки в поражении Египта в войне Судного дня остается малоизученой, хотя египетские источники считают удачным проведение так называемого «стратегического плана обмана» — комплекса мероприятий по дезинформации Израиля о военных планах Египта в период с января по октябрь 1973.

После заключения сепаратного мира между Египтом и Израилем в 1979, страны согласились не вести шпионаж против друг друга, но в реальности ни та, ни другая сторона не соблюдает этого соглашения — шпионские скандалы в Египте и Израиле происходят достаточно регулярно.

В течение длительного времени имя директора Службы было тайной, известной только высшим должностным лицам государства. Первым нарушившим это табу стал Омар Сулейман, возглавлявший Службу с 1993 по 2011. 31 января 2011 директором Службы был назначен генерал-майор Мурад Мувафи[3], в связи с тем, что Омар Сулейман был назначен вице-президентом Египта в ходе Арабской весны 2011. 8 августа 2012 года президент М.Мурси отправил М.Мувафи в отставку, назначив на этот пост Мохаммеда Раафата Шехата.

После государственного переворота в Египте, в результате которой был свергнут Мухаммед Мурси, временно исполняющий президент Адли Мансур отправил в отставку Мохаммеда Раафата Шехата. На его место назначили Мохаммеда Ахмеда Фарида.

Руководители Службы общей разведки Египта

См. также

Напишите отзыв о статье "Служба общей разведки (Египет)"

Примечания

  1. agentura.ru/dossier/egypt/history/ Из истории египетской военной разведки
  2. www.agentura.ru/dossier/egypt/ Спецслужбы Египта
  3. [on-line.lg.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=6815/ В Египте сформировано новое правительство]

Литература

  • Sirrs Owen L. A History of the Egyptian Intelligence Service: A History of the Mukhabarat, 1910-2009. — New York: Routledge, 2010. — ISBN 978-0-415-56920-0.
  • Sullivan Denis J. [books.google.co.uk/books?id=fGWiXfGrBWAC&printsec=frontcover&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Global security watch - Egypt: a reference handbook]. — Westport, Connecticut: Praeger Security International, 2008. — ISBN 978-0-275-99482-2.
  • 1973- Weapons and Diplomacy- Heikal, Mohammd Hassanien — Printed 1993 — Al Ahram- Egypt
  • Auto biography of Salah Nasr- Printed 1998- Dar Al Khayal — Egypt

Отрывок, характеризующий Служба общей разведки (Египет)

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.