Служебный роман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Служебный роман
Жанр

лирическая трагикомедия

Режиссёр

Эльдар Рязанов

Автор
сценария

Эмиль Брагинский
Эльдар Рязанов

В главных
ролях

Алиса Фрейндлих
Андрей Мягков
Светлана Немоляева
Олег Басилашвили
Лия Ахеджакова

Оператор

Владимир Нахабцев

Композитор

Андрей Петров

Кинокомпания

Киностудия «Мосфильм». Творческое объединение комедийных и музыкальных фильмов

Длительность

151 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1977

IMDb

ID 0076727

К:Фильмы 1977 года

«Служебный роман» — советский художественный фильм, лирическая трагикомедия в двух сериях режиссёра Эльдара Рязанова. Фильм создан на киностудии «Мосфильм» в 1977 году; лидер проката 1978 года — свыше 58 млн зрителей.

В 1979 г. был удостоен Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых.





История создания

В 1971 году Эльдар Рязанов вместе со своим постоянным соавтором Эмилем Брагинским написал пьесу «Сослуживцы» — как первую часть дилогии, второй частью которой стали «Родственники».

В том же году пьеса была поставлена в Москве — в Театре им. Вл. Маяковского и в Ленинграде — в Театре комедии, а затем и в десятках провинциальных театров. Всюду «Сослуживцы» шли с неизменным успехом, который и побудил Эльдара Рязанова снять на основе пьесы фильм; хотя непосредственным толчком, по свидетельству самого режиссёра, стала неудачная, на его взгляд, телепостановка комедии.

Премьера фильма состоялась в Москве 26 октября 1977 года; «Служебный роман» сразу стал одним из самых популярных советских фильмов, а в 1979 году был удостоен Государственной премии РСФСР[1].

Сюжет

Действие фильма разворачивается в Москве осенью 1976 года. Главные герои — Анатолий Ефремович Новосельцев и Людмила Прокофьевна Калугина. Новосельцев — 40-летний и давно разведённый мужчина, воспитывающий двух сыновей один (он «отспорил» их у своей бывшей жены, которая попросту сбежала к другому), работающий старшим статистиком в большом статистическом учреждении, без видимых перспектив карьерного роста. Он застенчивый и неуверенный в себе.

Калугина — директор этого учреждения. У неё служебная «Волга» с личным шофёром и хорошая квартира в центре Москвы, но она одинокая и несчастная в личной жизни. Поэтому она приходит на работу раньше всех и уходит позже всех. Людмила Прокофьевна — сугубо деловая. Погружённостью в работу она подавила в себе женское начало. Все сотрудники за глаза называют её «нашей мымрой» и «старухой», хотя ей всего лишь 36 лет.

Коллега и приятельница Новосельцева, Ольга Петровна Рыжова, подаёт ему идею — попросить у Калугиной повышение и должность начальника отдела лёгкой промышленности, чтобы не просить у сослуживцев «двадцатку до получки», тем более, что эта должность вакантна. Тем временем в учреждении появляется новый сотрудник — Юрий Григорьевич Самохвалов, назначенный заместителем Калугиной. Новосельцев и Рыжова хорошо знакомы с ним: они учились в одной группе в институте, и у Рыжовой в институтские годы был роман с Самохваловым.

Пользуясь своим служебным положением, Самохвалов пытается продвинуть своего старого друга в начальники отдела, но попытка заканчивается так: Калугина считает Новосельцева посредственным и безынициативным работником, хотя на самом деле он просто засиделся на мелкой работе и перерос свою должность. Самохвалов предлагает Новосельцеву «приударить» за директоршей, чтобы получить заветное повышение. Поначалу Новосельцев наотрез отказывается. Он боится Калугину и совершенно не воспринимает её, как женщину, — но от безысходности, в конце концов, соглашается.

По случаю вступления в должность Самохвалов приглашает сослуживцев к себе на вечеринку, чтобы «свести» Новосельцева с Калугиной. Но последняя и посреди всеобщего веселья сохраняет официально-деловой тон и игнорирует неловкие попытки ухаживания со стороны Новосельцева. Изрядно выпивший старший статистик пытается очаровать начальницу своими талантами и, поскольку его способности в чтении стихов, пении и танцах не получают признания, в присутствии гостей называет Людмилу Прокофьевну «сухарём», «чёрствой» и «бессердечной».

На следующий день, по совету Самохвалова, он приходит в кабинет к Калугиной, чтобы извиниться, однако делает это достаточно неуклюже и даже доводит Людмилу Прокофьевну до слёз. Анатолий Ефремович пытается успокоить Калугину, и она рассказывает ему печальную историю своего одиночества. Так Новосельцев обнаруживает, что глубоко заблуждался относительно бессердечности и жестокости своей начальницы, и влюбляется в неё.

Уже из искренних чувств к Калугиной Новосельцев начинает ухаживать за ней. В Людмиле Прокофьевне просыпается женское начало, и она постепенно влюбляется в своего подчинённого. В один из вечеров она (то есть Калугина) приглашает Новосельцева к себе домой, где его встречает очаровательная женщина, не имеющая ничего общего с «нашей мымрой».

На следующее утро чудесно преобразившаяся Калугина производит фурор и в учреждении: впервые в жизни она опаздывает на работу. Анатолий Ефремович тоже преображается: к нему возвращаются мужской кураж и уверенность в себе. В это же время всё ещё любящая Самохвалова Рыжова начинает забрасывать его письмами через секретаршу Калугиной, Верочку, которая делает эти письма предметом сплетен и пересудов, стабильной «темой дня» в учреждении.

Самохвалов жалуется активистке месткома, Шуре, на преследования со стороны Рыжовой и просит повлиять на неё. О поступке товарища от Шурочки узнаёт Новосельцев и на глазах у Калугиной даёт ему пощёчину. В отместку Самохвалов рассказывает Людмиле Прокофьевне, как Новосельцев решил «приударить» за ней с целью повышения в должности. Калугина шокирована внезапно открывшейся правдой. Она больше не верит в искренность чувств Новосельцева, и счастье влюблённых оказывается под угрозой. Но, несмотря на короткую потасовку в учреждении, герои всё-таки мирятся.

По информации из финальных титров картины, «через девять месяцев у Новосельцевых было уже три мальчика».

В фильме снимались

В главных ролях

  • Алиса Фрейндлих — Людмила Прокофьевна Калугина (она же Мымра), возлюбленная (в конце жена) Новосельцева и директор статистического учреждения
  • Андрей Мягков — Анатолий Ефремович Новосельцев, протагонист фильма, возлюбленный (в конце муж) Калугиной, отец 2 (в конце 3) сыновей, коллега и бывший сокурсник Самохвалова и Рыжовой, а также старший статистик и друг Рыжовой/голос за кадром
  • Светлана Немоляева — Ольга Петровна Рыжова, коллега и бывшая сокурсница Новосельцева и Самохвалова, подруга Новосельцева и бывшая возлюбленная Самохвалова
  • Олег Басилашвили — Юрий Григорьевич Самохвалов, главный антагонист фильма, бывший сокурсник Новосельцева и Рыжовой, бывший возлюбленный Рыжовой и заместитель директора статистического учреждения / голос по телефону мужа Верочки
  • Лия Ахеджакова — Верочка, секретарша Калугиной
  • Людмила Иванова — Шура, профсоюзная активистка

В ролях

  • Пётр Щербаков — Пётр Иванович Бубликов, начальник отдела общественного питания
  • Нелли Пшённаяжена Самохвалова
  • Надежда РепинаАлёна, сотрудница статистического учреждения и приятельница Верочки
  • Виктор ФилипповБоровских, сослуживец и начальник отдела местной промышленности
  • Александр Денисов — Вова, старший сын Новосельцева
  • Юрий Заранко — младший сын Новосельцева

В эпизодах

Не указанные в титрах

Съёмочная группа

Технические данные

  • Производство: Мосфильм
  • Художественный фильм, цветной.
  • Ограничение по возрасту: 0+ (для любой зрительской аудитории)
  • Издания на VHS:
  • 1 VHS, звук 2.0, PAL, издатель: «Крупный план», 1997 год
  • 1 VHS, звук Dolby Digital, PAL, издатель: «Крупный план», 2004 год
  • Издания на DVD:
  • 1 DVD, звук Dolby Digital, PAL, с субтитрами, издатель: «Крупный план», 2003 год
  • 1 DVD, 5-я зона, без субтитров, издатель: «Лизард Синема»
  • Издание на Blu-ray: 1 Blu-ray, звук Dolby Digital, издатель: «Крупный план», 2012 год

Награды

Музыка

</td></tr>
Песни и инструментальная музыка из кинофильма «Служебный роман»
саундтрек
Дата выпуска

1977

Записан

1977

Жанр

саундтрек

Длительность

35:10

Страна

СССР

Лейбл
Мелодия

С 60-09545-6

Вся музыка написана Андреем Петровым.
НазваниеСловаВокал Длительность
1. «Увертюра»  Алиса Фрейндлих 4:05
2. «Танец воспоминаний»  инструментальная 3:37
3. «В моей душе покоя нет» Роберт Бёрнс, перевод Самуила МаршакаАлиса Фрейндлих 2:17
4. «Обрываются речи влюблённых» Николай ЗаболоцкийАлиса Фрейндлих 1:47
5. «Осень»  инструментальная 2:04
6. «Облетают последние маки» Николай ЗаболоцкийАндрей Мягков 3:33
7. «В моей душе покоя нет (реприза)» Роберт Бёрнс, перевод Самуила МаршакаАндрей Мягков 3:07
8. «Утро»  инструментальная 2:38
9. «Нас в набитых трамваях болтает» Евгений ЕвтушенкоАндрей Мягков 2:05
10. «Песенка о погоде» Эльдар РязановАлиса Фрейндлих 2:54
11. «Модный танец»  инструментальная 2:21
12. «Дождь»  инструментальная 2:50
13. «Финал» Роберт Бёрнс, перевод Самуила МаршакаАндрей Мягков и Алиса Фрейндлих 1:45
35:10

Съёмки

Актёры для этого фильма были подобраны очень быстро, поскольку у Рязанова оставались своеобразные «резервы» после кинопроб в других его картинах: Светлана Немоляева пробовалась на роль Нади в фильме «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», в нём же были в числе претендентов на роли Олег Басилашвили (должен был играть Ипполита, но накануне съёмок у него умер отец) и Алиса Фрейндлих (которая пробовалась также в фильмах Рязанова «Гусарская баллада» и «Зигзаг удачи»). С «Иронией судьбы» связано также и появление в «Служебном романе» Андрея Мягкова и Лии Ахеджаковой[3].

По словам Рязанова, Андрею Мягкову специально налепили такие усики и очки в грубой оправе, чтобы он в начале фильма производил как можно большее впечатление «канцелярской крысы», безынициативного недотёпы. Это было сделать довольно непросто, так как за два года до этого актёр полюбился всей стране в роли лиричного романтика Жени Лукашина из «Иронии судьбы», но режиссёр изо всех сил старался как можно дальше увести его нынешний персонаж от предыдущего[3].

По словам Рязанова, сцена «романтического застолья» Калугиной и Новосельцева у неё дома — исключительная импровизация этих двух актёров, сыгранная на высшем уровне актёрского мастерства. Также импровизацией была сцена обращения Новосельцева с «рационализаторским предложением» к Калугиной, на торжестве у Самохвалова[3].

Снег на деревьях с ещё зелёной листвой, запечатлённый в фильме, выпал в Москве 18 сентября 1976 года. Первоначально подобной сцены в фильме не планировалось, но режиссёр решил не упустить такой красивый каприз природы и удлинил фильм на три с половиной минуты[3].

Чтобы не превращать фильм в телеспектакль с действием исключительно в помещениях (как, например, следующий фильм Рязанова «Гараж»), Эльдар Рязанов решил «разбавлять» сцены внутри зданий видами бурлящей пешеходами и автомобилями Москвы, а также её красивыми пейзажами[3].

Действие фильма происходит практически всё время в одном здании статистического учреждения. Три части этого здания на самом деле снимались в разных местах Москвы:

Создатели фильма намеренно «поселили» героев в разных местах Москвы и Подмосковья, чтобы проследить маршрут движения каждого из дома на работу, а также подчеркнуть их социальный статус:К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4110 дней]

Рядовых сотрудников «разместили» в спальных районах:

Благодаря многочисленным актёрским экспромтам материала было отснято намного больше, чем вошло в окончательный вариант фильма (почти на три серии вместо двух). Например, из фильма был вырезан эпизод, в котором Шурочка, после появления «ожившего» Бубликова, несётся по коридорам статистического учреждения с криком: «Я не виновата! Умер однофамилец, а позвонили нам!», а на неё идёт с кулаками рассерженный Бубликов. Наконец, Шура набирается смелости, выходит ему навстречу и восклицает: «Да здравствует живой товарищ Бубликов!», — и все аплодируют. Бубликов в изумлении говорит: «Товарищи, спасибо за всё»[3].

В первоначальном сценарии муж Верочки был одним из основных героев фильма, тоже сотрудником «статистического учреждения». По замыслу сценаристов, он постоянно выяснял отношения с женой. Его роль исполнил Александр Фатюшин (пробовался Михаил Светин). С ним было отснято много материала, например, как они спорили о том, рожать ли им ребёнка, или как они уезжали после работы на мотороллере. Но из-за травмы глаза Фатюшин не смог сниматься[3]. В итоге этот персонаж был вообще практически удалён из фильма — он только разговаривал с Верочкой по телефону, но даже озвучивал «голос в трубке» другой актёр — Олег Басилашвили. Сам Фатюшин появляется в фильме эпизодически, в массовке: первый раз — на пару секунд, сразу после титров, когда Новосельцев пытается занять 20 рублей у Ольги, второй раз — в сцене всеобщего изумления, когда в вестибюле учреждения появляется «передумавший» умирать Бубликов, третий раз — в сцене умиления сотрудников учреждения новым обликом влюблённой Калугиной[5].

Бронзовый Пегас, которого переносит Новосельцев, ранее был задействован в фильме Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука», он же показан в одной из серий телефильма «Семнадцать мгновений весны» (режиссёр Татьяна Лиознова), в фильмах «Формула любви» Марка Захарова и «Старый Новый год» Наума Ардашникова и Олега Ефремова. Позже этот же крылатый конь появится в фильме Владимира Меньшова «Ширли-мырли», снятом уже после распада СССР.

Слова песни «У природы нет плохой погоды» («Песенка о погоде») были написаны самим Рязановым (по его словам, в том случае он перебрал массу вариантов стихов известных поэтов, но так ничего и не нашёл), но он передал их композитору фильма Андрею Петрову под видом стихотворения английского поэта Уильяма Блейка, чтобы не смущать его. Тот «подлога» не почувствовал, но после того, как узнал истинное авторство, многие стихи известных, знаменитых поэтов, предлагаемые Рязановым при дальнейшем сотрудничестве, казались ему стихами самого Рязанова[3]. Песня стала лауреатом фестиваля Песня-78. В концерте песня звучит в исполнении Людмилы Сенчиной, так как Алиса Фрейндлих не смогла принять участие в съемках из-за плотной занятости в спектаклях театра Ленсовета.

Во время съёмок фильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» Мягков выражал недовольство по поводу того, что Рязанов «не разрешил» ему исполнять песни (за него в картине пел Сергей Никитин). В «Служебном романе» поёт уже сам Мягков[3].

См. также

Напишите отзыв о статье "Служебный роман"

Примечания

  1. 1 2 [www.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=6066 Служебный роман] // Энциклопедия отечественного кино
  2. [www.russiandvd.com/store/product.asp?sku=33205 описание фильма на russiandvd.com]  (Проверено 26 декабря 2009)
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 «Рождение легенды. Служебный роман» (документальный фильм телекомпании «Останкино»).
  4. В фильме «Рождение легенды. Служебный роман» утверждается, что дом, который использовался в общих планах как дом Калугиной, является соседним к такому же по внешнему виду дому, в котором на то время проживал Андрей Миронов
  5. [www.mk.ru/culture/article/2011/03/25/575868-ego-slezam-moskva-ne-verila.html Его слезам Москва не верила // Московский Комсомолец № 25601 от 26 марта 2011.]

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Служебный роман
  • [cinema.mosfilm.ru/films/film/Sluzhebnyj-roman/slujebniy-roman-1-seriya/ «Служебный роман»] на сайте «Мосфильма»
  • [www.megabook.ru/Article.asp?AID=588315 «Служебный роман»] [www.megabook.ru Онлайн энциклопедия Кирилла и Мефодия]
  • [russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=6066 «Служебный роман»] [www.russiancinema.ru/ Энциклопедия отечественного кино]
  • [kinoros.ru/db/movies/370/index.html «Служебный роман»] [www.kinoros.ru/db/index.do Портал «Кино России»]
  • [ruskino.ru/mov/631 «Служебный роман»] [ruskino.ru/ RUSKINO.RU]
  • «Служебный роман» (англ.) на сайте Internet Movie Database

  Кино

Отрывок, характеризующий Служебный роман

– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.