Слуцкий Свято-Троицкий монастырь

Монастырь
Слуцкий Свято-Троицкий монастырь
Н. Орда Тройчаны. Слуцк. 2-я пол. XIX века
Страна	Белоруссия
Город	Слуцк
Конфессия	Православие
Тип	мужской
Первое упоминание	1445
Дата упразднения	1930
Статус	недействующий монастырь

Слуцкий Свято-Троицкий монастырь (Тройчанский монастырь) — несохранившийся памятник белорусской культовой архитектуры, былой центр православия на белорусско-литовских землях.

История Свято-Троицкого монастыря

Время основания Свято-Троицкого (Тройчанского) монастыря неизвестно. Первое упоминание о нём датируется 1445 годом. Стоял монастырь близ города, ниже по течению реки Случь. Вокруг монастыря стали селиться люди, образовалось предместье Тройчаны, а улица от города к монастырю стала зваться Тройчанской. Монастырь имел грамоту польского короля, подтверждавшую его православный статут.

С 1560 года при монастыре существует духовная школа, в которой изучались богословие, риторика, славянская и греческая грамматики. Известно и о маленькой библиотеке монастыря: в 1494 году было 45 книг.

В 1571 году настоятелем монастыря был архимандрит Михаил Рагоза, будущий киевский митрополит. С 1659 года архимандриты монастыря являются заместителями киевского митрополита на территории Великого княжества Литовского.

При монастыре открывается православная семинария, которой руководил до 1575 года бывший игумен Троице-Сергиевой лавры Артемий. После него семинарию возглавил ученик Артемия Марк Сарыхозин. В начале XVII века семинарии уже не было. Снова она (коллегиум) возникает в XVIII веке. Слуцкий архимандрит Досифей Галяховский в 1761 году писал русскому послу в Варшаве Ф. М. Воейкову, что, борясь с невежеством и суевериями среди духовенства и прихожан, открыл в Слуцке семинарию:

Достал православных профессоров, а великое множество поповских детей, весьма к наукам способных, имеется.

Преемник Досифея архимандрит Павел Волчанский в 1768 году писал киевскому митрополиту Арсению, что при его предшественнике уже обучалось в «коллегиуме» более 70 учеников, однако за время перед новым назначением архимандрита «кто по домам, кто по разным местам разбрелися». Уже был дом для сирот и нищих детей священнических; в 1767 обучалось 15 человек. Учителем был виленский иеродиакон Иоасаф Статкевич.

В 1582 году, когда братья Олельковичи разделили Слуцкое княжество, монастырь остался их совместным владением. Сохранился документ, в котором они обязываются давать монастырю пожертвования. В документе также приводятся деревни, приписанные к монастырю: Пуховичи, Редковичи, Шипиловичи, Яминск, Убибахи. Монастырь имел большое хозяйство. В 1659 году архимандрит монастыря перечислил работы, которые следует выполнить монастырским вёскам. Так, Редковичи и Шипиловичи сеяли жито, содержали коров, поставляли монастырю масло, рыбу, мёд и воск, волчьи и лисьи шкуры. Яминск и Убибахи выращивали для монастыря овощи, хлеб. Издавна монастырь имел право рыбной ловли в реке Оресса и озере Ужин. Жители Тройчан сеяли жито, выращивали овощи. В местечке была корчма; известно, что её в 1677 году арендовал еврей Пушман.

Януш Радзивилл, которому от Олельковичей перешёл Слуцк, как обещал жене, опекал монастырь. В завещании он писал:

Церкви и монастыри религии старарусской во владениях моих по-прежнему должны сохраняться и потомки должны следить, чтобы не произошло в том никакой перемены…

До сентября 1840 года минские архиепископы имели большей частью пребывания Слуцкий Свято-Троицкий монастырь.

В монастырский ризнице хранились пожертвованные (1580) слуцким князем Юрием Олелько настоятельский посох из литого серебра, серебряный золоченый потир и писаное им уставное четвероевангелие. Здесь же находилась фелонь из самотканой цельной серебряной парчи и кипарисный посох, присланный в благословение монастырю в 1611 иерусалимским патриархом Феофаном через слуцкого князя Иеронима Радзивилла.

В 1842 году монастырь возведён в 1-й класс, с начала XX века — третьеклассный. В 1870 году стараниями минского епископа Александра переведён в Минск и назван Свято-Духовским монастырем, а на его месте поселились иноки упразднённого третьеклассного мужского Иоанно-Богословского (Свято-Николаевского) монастыря из местечка Грозово.

В первую мировую войну в монастыре был лазарет. Летом 1917 года строения монастыря, где жило 13 монахов и 13 послушников, передано Белорусской гимназии, настоятель архимандрит Афанасий Вечерко выслан.

В 1927 году среди братии монастыря произошёл раскол, некоторые стали выражать поддержку обновленцам. Обновленческие церковные власти назначали слуцким епископом игумена монастыря Савватия Зосимовича. 21 февраля 1930 года монастырь закрыли, реликвии были переданы в музеи. Окончательно монастырские постройки разрушены в 1950-х годы. Впоследствии на его месте находился военный городок. В 1994 году верующими установлен памятный крест.

Церкви Свято-Троицкого монастыря

Из описания 1678 известно, что вход в монастырь был через высокие деревянные ворота с деревянными башнями по бокам, — меж ними надвратная церковь св. Никиты. Главный храм монастыря — Свято-Троицкий собор — как утверждают некоторые белорусские историки, построен в 1505 княгиней Анастасией Олелькович, но документальных сведений нет; видимо, это дата закладки в память об удачной обороне города от татар. Известно, что он в 1795 обновлен архиепископом Виктором Садковским. Имел два придела: правый во имя св. великомученицы Екатерины, построенный на средства императрицы Екатерины II, и левый — во имя св. князя Александра Невского. В 1654 церковь уже каменная, стоящая в центре монастырского двора, остальные деревянные. Позже храм неоднократно горел и грабился казаками, особенно в 1655 и 1660. Иконостас в соборе был семиярусный, из трех частей, с резными позолоченными орнаментами.

Как пишет А. Снитко, владелец Слуцка князь Богуслав Радзивилл в 1667 дал архимандриту Феодосию Василевичу на строительство «опустошена и разрушенного неприятелем» монастыря леса, а слуцкие купцы и шляхта в 1668—1669 оплатили камень. Уже описание 1678 говорит о том, что храм почти восстановлен, так как велась только реставрация алтаря. В 1732 году получен привилей с разрешением на сбор денег на ремонт храма от короля Августа II. В мае 1732 до работы, по договоренности с монастырем, приступает артель каменщиков. В 1785—1788 церковь построена по проекту и под руководством «Шаи Вольфовича Турова, мещанина слуцкого» по заказу слуцкого архимандрита Виктора Садковского. Второстепенные работы велись до 1795, а иконостас закончен в 1804.

В 1773 епископ в то время единственной в Беларуси православной Могилевской епархии святитель Георгий Конисский писал в Священный Синод: «Сей монастырь вотчину имеет и угодия не худые, и если бы довелось за рубежом в Польше быть особливо православному епископу для всех томов остающихся церквей и монастырей, то сей Слуцкий монастырь, в разсуждении протчих, как центральный, для жития такому епископу был бы найспособнейший».

Предположительно, во второй XVII собор имел в плане форму креста, одну алтарную апсиду, две четвериковые трехъярусные башни. На левой были часы с курантами, правая была звонницей. Массивный четверик, возведенный над межкрестовьем, покрывал трехъярусный купол. Храм имел следующие реликвии: чудотворную икону Божией Матери византийского письма, икону Казанской Божией Матери византийского письма, Евангелие 1582, писанное слуцким князем Юрием Олельковичем, портреты слуцких князей Александра Олельковича и трех его сыновей — Юрия, Сямена и Александра. В левом приделе в XIX в.находились мощи Гавриила Белостокского (1684—1690), перевезенные из сгоревший Заблудовской приходской церкви (ныне мощи находятся в кафедральном Свято-Николаевском соборе Белостока). В стене правого придела в свинцовой раке было погребено тело последней из рода Олельковичей — Софьи Олелькович-Радзивилл. Невдалеке стояла деревянная домашняя Свято-Благовещенская церковь; в 1800 её уже не было, на её месте церковь Введения во храм Святой Богородицы. Близ церкви — звонница с малым большим колоколами. Куски большого, отлитого ещё при Олельковичах, долго лежали на земле; колокол, видимо, был сброшен при очередном разгроме XVII в. В начале XIX в. на звоннице было 8 колоколов, больший, отлитый слуцкими литейщиками в 1799, весил 207 пудов. Далее было 5 келий, большой деревянный дом настоятеля на каменном фундаменте, окруженный верандой, с поварней и трапезной. И ещё дальше — колодец, баня, сараи, жилые постройки, ставок с рыбой, огороды, сад. Со временем деревянные постройки исчезли, и в 1865—1867 строится двухэтажное каменное здание в стиле позднего классицизма с комнатами настоятеля, кельями и церковью Благовещения Святой Девы.

Также в Слуцке, в то или иное время, находились:

• Спасо-Успенский женский православный монастырь, основанный Олельковичами;
• Монастырь мариавиток женский;
• Преображенский православный мужской монастырь, основанный слуцким церковным братством в 1600;
• Бернардинский мужской, основанный Радзивиллами;
• Монастырь иезуитов, основанный Радзивиллами.

Литература

• Грамоты великих князей литовских с 1390 по 1596. Собраны и изданы под редакцией В. А. Козловского. — Киев, 1868.
• Православные церкви в Западной России в XVI в. // Сборник Археологического ин-та. — СПб., 1880.
• Белорусский архив древних грамот. С предисловием Л. И. Григоровича. — М., 1824.
• Рункевич С. Г.. История Минской архиепископии. — СПб., 1893.
• Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. С высочайшего соизволения издано при Министерстве внутренних дел П. Н. Батюшковым. — СПб., 1890.
• Минская старина: труды Минского церковного историко-археологического комитета. — Вып. 4: (Тройчанский архив) / Предисловие А. Снитко. — Мн., 1913.
• Грицкевич А. П. Слуцк. Историко-экономический очерк. — Мн., 1970.
• Родчанка Р. Слуцкая старасветчына (факты і разважанні). Мн., 1991.
• Ціткоускі I. Помнікі архітэктуры Слуцка. — Слуцк, 1997.
• Кулагин А. М. Православные храмы на Беларуси: Энцыкл. давед. — Мн., 2001.
• Пятровіч Н. Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. — Мінск, Беларуская энцыклапедыя, 2002.
• Православные русские обители. — СПб., 1910. С. 606

Ссылки

• [www.radzima.org/be/gorad/sluck.html Слуцк. Утраченное наследство]
• [nasledie-sluck.by/ru/sluchina/114/919/922/ Слуцкий Свято-Троицкий монастырь со времени его основания]
• [drevo-info.ru/articles/12398.html Виктор Садковский]
• [minds.by/article/157.html Минская епархия в период революционных потрясений]
• [pda.sb.by/post/poslednyaya_roda_olelkovichey/ Последняя из рода Олельковичей]

Отрывок, характеризующий Слуцкий Свято-Троицкий монастырь

Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.