Слушка, Юзеф Богуслав

Юзеф Богуслав Слушка польск. Józef Bogusław Słuszka<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Остоя</td></tr>
Гетман польный литовский
1685 — 1701
Предшественник:	Ян Огинский
Наследник:	Михаил Серваций Вишневецкий
Рождение:	22 октября 1652(1652-10-22)
Смерть:	8 октября 1701(1701-10-08) (48 лет) Краков
Род:	Слушки
Отец:	Богуслав Ежи Слушка
Мать:	Анна Потоцкая
Супруга:	Тереза Корвин-Гонсевская
Дети:	бездетен

Ю́зеф Богу́слав Слу́шка (польск. Józef Bogusław Słuszka; 22 октября 1652 — 8 октября 1701, Краков, Польша) — военный и государственный деятель Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, ловчий великий литовский (1673—1676), хорунжий великий литовский (1676—1683), маршалок надворный литовский (1683—1685), каштелян трокский (1685), каштелян виленский (1685—1701), гетман польный литовский (1685—1701).

Биография

Представитель литовского дворянского рода Слушков герба «Остоя». Старший сын подскарбия надворного литовского Богуслава Ежи Слушки (ок. 1620—1658) и Анны Потоцкой (ум. 1695).

Родился в 1652 году. Был старостой Ланцкоронским, Пинским, Пенявским, Йезерским, каштеляном Виленским с 1685 по 1701. Был убеждённым сторонником короля Речи Посполитой Яна Собеского. Будучи очень знатным литовским шляхтичем, большую часть времени проводил в Польше, а не в Литве.

В 1681 году построил монастырь бернардинцев и духовную школу в Воложине.

В Домашней войне (1696—1702) в Великом княжестве Литовском поначалу Юзеф Богуслав Слушка поддерживал род Сапег, которые воевали против остальных знатных родов, но после смерти короля Яна Собеского решил уйти в оппозицию вместе со своим младшим братом Домиником, воеводой Полоцким, к Михаилу Сервацию Вишневецкому и Людвику Поцею за что в 1701 году он потерял булаву польного гетмана литовского, которую он получил ещё в 1685.

Во время многочисленных сражений с татарами и турками во время кампаний 1673—1698 годов, Юзеф Богуслав Слушка показал себя как прекрасного наездника и храброго воина, однако не выказывая никакого полководческого таланта. В 1697 году чтобы оставить после себя что-нибудь на память потомкам заложил крепость Тересполь (Люблинское воеводство). Умер Слушка 8 октября 1701 года в Кракове.

Был женат на Терезе Корвин-Гонсевской (ум. 1708), дочери польного гетмана литовского Винцента Корвин-Гонсевского (1620—1662) и Магдалены Конопацкой (ум. 1694), от брака с которой детей не имел.

Ссылки

• [www.bilp.uw.edu.pl/ti/1861/foto/nn59.htm Tygodnik Ilustrowany, 1861]  (польск.)
• [www.archive.org/stream/herbarzpolskipow08niesuoft/herbarzpolskipow08niesuoft_djvu.txt Herbarz Niesieckiego, s.415]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Слушка, Юзеф Богуслав

Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.