Слюни дьявола

«Слюни дьявола» (Las babas del diablo) — рассказ Хулио Кортасара, вошедший в сборник 1959 года «Секретное оружие». Написан под впечатлением от хичкоковского «Окна во двор» (1954) и, в свою очередь, послужил основой для сценария фильма Микеланджело Антониони «Фотоувеличение» (1966), которому была присуждена «Золотая пальмовая ветвь».

Повествование ведётся в сбивчивой манере (то в первом, то в третьем, а то и во втором лице) от имени крайне возбуждённого парижского фотографа и переводчика чилийского происхождения по имени Мишель. Временами кажется, что он теряет контроль над собственным рассудком — после того, как осознал, что не контролирует собственные произведения. Прежде ему представлялось, что и то и другое — верные отражения объективно существующей реальности. Однако происшествие, описанное в рассказе, поставило под сомнение эту аксиому.

Как-то ноябрьским утром Мишель, прогуливаясь по берегу Сены в восторженном расположении духа, сделал несколько снимков. На одном из них изображён паренёк лет 14-ти и заигрывающая с ним зрелая женщина. Когда снимок был сделан, женщина принялась оскорблять фотографа и потребовала отдать ей плёнку:

Её лицо и тело вдруг вскипели враждебностью ко мне, ощутив себя похищенными, плененными и заточенными в крохотную, химически проявляемую картинку.

Воспользовавшись замешательством, юноша поспешил ретироваться во дворах: «растаял в утреннем воздухе, как нить паутины… которую ещё называют слюной дьявола». Мишель отличается живым воображением и начинает мысленно прокручивать различные сценарии, которые могли бы объяснить столь неадекватную реакцию женщины на снимок. На первый план при этом выступает мужчина, наблюдавший за сценой из автомобиля. Фотографу начинает казаться, что эта невинная, на первый взгляд, сценка есть улика против этого мужчины. А вдруг это сутенёр или педофил, использующий женщину как посредника, чтобы вовлекать детей в свои тёмные делишки?..

Шок от столкновения со злом, которое скрывалось за обыденным происшествием, приводит рассказчика к выводу о том, что реальность куда более многослойна, чем ему представлялось ранее, и что всякая однозначная интерпретация её данных — всего лишь иллюзия, майя, «слюни дьявола». Сбитыми оказываются все его гносеологические координаты:

Никто толком не знает, кто на самом деле все рассказывает, я ли, или это то, что случилось, или то, что я вижу (облака и время от времени какой-нибудь голубь), или же я просто пересказываю всю правду, которая — лишь моя правда…

Ссылки

• [lib.ru/INPROZ/KORTASAR/zanyatiya.txt Рассказ в переводе В. Правосудова]

Отрывок, характеризующий Слюни дьявола

– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.