Смарде

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Крупное село
Смарде
латыш. Smārde
Страна
Латвия
Край
Волость
Координаты
Первое упоминание
Высота НУМ
20 м
Население
684 человека (2005)
Часовой пояс
Почтовый индекс
LV-3129
Показать/скрыть карты

Сма́рде (латыш. Smārde) — населённый пункт в центральной части Латвии, расположенный в Смардской волости Энгурского края, административный центр края и волости.

До 1 июля 2009 года входил в состав Тукумского района.

Часть Смарде, расположенная севернее железной дороги, застроена преимущественно частными домами. Здесь находится здание старой начальной школы, открытой в 1924 году[1] (в 2014 году — жилой дом). Неподалёку от станции находится братское кладбище, где захоронены останки 38-и солдат, павших в боях Первой мировой войны. На кладбище установлен памятник работы Карлиса Зале, открытый 21 июня 1936 года[2].

В южной части также преобладает частная застройка, однако имеются 5 многоквартирных домов, построенных в советское время. Здесь же находится новая смардская начальная школа, открытая в 1975 году[1]. Рядом со школой имеется детский сад. В полукилометре к югу от школы расположено здание Думы Энгурского края, в своё время — Совета Смардской волости Тукумского района.





История

В исторических источниках поселение Смарде впервые упоминается в договоре о разделе Курсы 1253 года, как одно из поселений Тукумского края[2].

Транспорт

Железнодорожный остановочный пункт Смарде находится на проходящей через посёлок линии Торнякалнс — Тукумс II. В Смарде заканчивается автомобильная дорога V1475 Озолпилс — Калеи — Смарде. Также территорию посёлка пересекает автомобильная дорога V1446 Тукумс — Милзкалне — Смарде — Слампе.

Фотогалерея

Напишите отзыв о статье "Смарде"

Примечания

  1. 1 2 I.Dišlere, A.Ozola, I.Smuškova. «Smārdes pagasts». 1998.
  2. 1 2 [www.smarde.lv/page.php?id=11 Engures novada vēsture]


Отрывок, характеризующий Смарде

– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.