Смерть Сарданапала

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эжен Делакруа
Смерть Сарданапала. 1827
La Mort de Sardanapale
Холст, масло. 392 × 496 см
Лувр, Париж
К:Картины 1827 года

«Смерть Сарданапала» (фр. La Mort de Sardanapale) — 5-метровая историческая картина французского художника Эжена Делакруа.





История

Картина впервые была выставлена в Салоне Лувра в 1827-1828 годах и сразу же вызвала отрицательные отзывы критиков. Её критиковали за авторские ошибки в перспективе и за царящий на переднем плане хаос. Также Делакруа был обвинён в эротомании и смаковании жестокости. Однако художнику удалось передать происходящее живыми и яркими красками, целью Делакруа было потрясти и взволновать зрителя.

Сюжет картины

Делакруа взял сюжет картины из драмы Джорджа Гордона Байрона «Сарданапал», но с некоторыми изменениями[1]. На художника также повлияло длительное пребывание в Испании и Марокко.

Легенда об ассирийском царе такова: он был известным распутником, своим равнодушием к делам страны доведшим её до восстания. После неудачной попытки подавить мятеж, Сарданапал решает покончить жизнь самоубийством. На картине изображён тот момент, когда царь приказывает также убить своего любимого коня, собак и женщин, уничтожить все свои сокровища. Сам Делакруа писал, что образ Сарданапала — суровое предупреждение для тех, кто не стремится в своей жизни к добродетели.

Несмотря на отчаянное решение царя, на картине он выглядит расслабленным и наслаждается устроенной им оргией. Горящая на заднем плане башня символизирует равнодушие Сарданапала к своему погибающему царству, а слон со сломанными бивнями — потерянную власть.

Тема

Сам Делакруа был вдохновлен пьесой лорда Байрона «Сарданапал» (1821), а его полотно, в свою очередь, вдохновила Гектора Берлиоза на создание кантаты («Сарданапал», 1830), а Франца Листа на создание оперы («Сарданапал», 1845-52, не окончена).

См. также

Напишите отзыв о статье "Смерть Сарданапала"

Примечания

  1. Например, заменил трон, на котором совершил самоубийство Сарданапал, роскошным ложем.

Литература

  • Rose-Marie Hagen, Rainer Hagen. Bildbefragungen – Meisterwerke im Detail. — Köln: Taschen, 1994.
  • Maneyre-Dagen, N. Leer la pintura. — Spes Editorial, S.L., 2005. — ISBN 84-8332-598-5.

Ссылки

  • [delakrua.ru/sardanapal/ «Смерть Сарданапала»] на сайте delakrua.ru
  • [www.parismuseum.ru/ezhen.php «Смерть Сарданапала»] на сайте parismuseum.ru
  • [cartelen.louvre.fr/cartelen/visite?srv=car_not_frame&idNotice=22747 «Смерть Сарданапала»] в базе данных Лувра (фр.)

Отрывок, характеризующий Смерть Сарданапала


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.