Смерть в Венеции (фильм)

Смерть в Венеции
Morte A Venezia
Жанр	драма
Режиссёр	Лукино Висконти
Продюсер	Лукино Висконти
Автор сценария	Лукино Висконти Никола Бадалукко
В главных ролях	Дирк Богард Бьорн Андресен
Оператор	Паскуалино Де Сантис
Композитор	Густав Малер
Кинокомпания	Alfa Cinematografica, Warner Brothers Pictures
Длительность	130 мин.
Бюджет	5 000 000 USD
Страна	Италия Италия Франция Франция
Год	1971
IMDb	ID 0067445
Выход фильма «Смерть в Венеции» (оригинальное название — Morte A Venezia)

К:Фильмы 1971 года

«Смерть в Венеции» (итал. Morte A Venezia) — драматический кинофильм итальянского режиссёра Лукино Висконти, вышедший на экраны в 1971 году, экранизация одноимённой новеллы Томаса Манна, затрагивающая тему жизни и смерти, а также однополой любви. Фильм был отмечен наградами и номинациями крупнейших премий и призами на кинофестивалях. Главные роли исполнили Дерк Богард и Бьёрн Андресен.

Сюжет

Переживающий духовный и творческий кризис композитор (в книге — писатель, профессия была заменена режиссёром и сценаристом) Густав фон Ашенбах приезжает отдохнуть на курорт Лидо близ Венеции. Однако покоя здесь он не находит, привлечённый красотой юноши-поляка (в книге — польского мальчика) Тадзио, отдыхающего в Лидо с семьёй. Тем временем под задувание сирокко в Венеции распространяется эпидемия холеры, скрываемая от гостей города. В эти дни композитор вспоминает важнейшие моменты своей жизни и переоценивает их заново. Тем временем болезнь добирается и до него.

В ролях

• Дирк Богард — Густав фон Ашенбах
• Бьорн Андресен — Тадзио
• Марк Бернс — Альфред
• Мариса Беренсон — госпожа фон Ашенбах
• Сильвана Мангано — мать Тадзио
• Ромоло Валли — менеджер гостиницы
• Нора Риччи — гувернантка
• Кароль Андре — Эсмеральда
• Франко Фабрици — парикмахер

Съёмочная группа

• Режиссёр: Лукино Висконти
• Сценаристы: Лукино Висконти, Никола Бадалукко

по одноимённому рассказу Томаса Манна

• Оператор: Паскуалино Де Сантис
• Продюсер: Лукино Висконти
• Исполнительный продюсер: Марио Галло
• Монтажёр: Руджеро Мастроянни
• Художник: Фердинандо Скарфиотти
• Художник по костюмам: Пьеро Този
• В фильме использована музыка из Третьей и Пятой симфоний Густава Малера и «Колыбельная песня» («Спи, усни, крестьянский сын»)  из цикла «Юные годы. Собрание романсов и песен» Мусоргского на слова  Островского в свободном изложении (a cappella) актрисы Macha Predit.
• Производство Alfa Cinematografica.

Анализ

Фильм — это размышление об эфемерности всего прекрасного в жизни: красоты, любви, юности; о неизбежности смерти.

Лукино Висконти:

«Прежде всего: я не нахожу, что то, о чём говорит мне Манн в „Смерти в Венеции“, так жёстко датировано в том смысле, что сегодня уже превзойдено. Я бы сказал, тема этой новеллы — а её можно переосмыслить как тему „смерти искусства“ или как тему превосходства „политики“ над „эстетикой“ — всё ещё остается современной».

Образ главного героя фильма на самом деле сложно-составной. С одной стороны, сюжетная канва событий, происходящих с писателем Густавом фон Ашенбахом из новеллы Манна, сохранена. С другой стороны, присутствуют детали биографии Густава Малера — композитора, чья музыка использована в фильме.

Как известно, образ Густава фон Аушенбаха в новелле и восходит к Густаву Малеру, поклонником творчества которого являлся Томас Манн. Диалоги же главного героя с его другом Альфредом о музыке и красоте отсылают к роману «Доктор Фаустус» того же Томаса Манна. Ашенбах, великолепно сыгранный у Висконти Дирком Богардом, лишён демонических черт манновского «Докторa Фаустуса». Ими наделён друг Ашенбаха, Альфред, прототипом которого является герой «Докторa Фаустуса» Адриан Леверкюн. Этот персонаж, отсутствующий в манновской новелле, как считали сценаристы, восходит к образу Арнольдa Шёнберга, впервые встретившегося с Малером в 1903 году.

Ашенбах «слишком» человечен, и вместе с тем его восхождение к абсолютной красоте таково, что уже не важно, что его последняя любовь, Тадзио, именно мальчик, а не кто-то другой; и что принесение в жертву этой любви своей жизни выглядит на первый взгляд нелепым и бессмысленным. Красота побеждает всё — нелепости, предрассудки, горе, жизнь, смерть. И фильм на тему «смерти искусства» в итоге доказывает противоположное.

Реакция

Фильм высоко оценён критиками и публикой. Так, на сайте «Rotten Tomatoes» он получил 73 процента «свежего» рейтинга критиков и 70-процентный рейтинг аудитории.

Награды

Картина была удостоена юбилейной премии «в честь 25-летней годовщины Каннского фестиваля», но главный приз «Золотая пальмовая ветвь» всё-таки достался фильму британского режиссёра Джозефа Лоузи «Посредник». Некоторые участники церемонии награждения посчитали это оскорбительным для Лукино Висконти.

Картина получила следующие награды:

• 1972 — Премия BAFTA
  • Лучшая работа художника — Фердинандо Скарфиотти
  • Лучшая операторская работа — Паскуалино Де Сантис
  • Лучшие костюмы — Пьеро Този
  • Лучший саундтрек — Витторио Трентино, Джузеппе Муратори
• 1971 — Каннский кинофестиваль
  • Приз в честь 25-летней годовщины — Лукино Висконти
• 1971 — Премия «David di Donatello»
  • Лучший режиссёр — Лукино Висконти

Номинации

• 1972 — Премия «Оскар»
  • Лучшие костюмы — Пьеро Този
• 1972 — Премия BAFTA
  • Лучший актёр — Дирк Богард
  • Лучшая режиссура — Лукино Висконти
  • Лучший фильм
• 1971 — Каннский кинофестиваль
  • «Золотая пальмовая ветвь» — Лукино Висконти

Ссылки

• «Смерть в Венеции» (англ.) на сайте Internet Movie Database (на 10 июня 2014 года)
• [www.allmovie.com/movie/v12944 Смерть в Венеции] (англ.) на сайте allmovie

Отрывок, характеризующий Смерть в Венеции (фильм)

– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.