Смерть после полудня
| Смерть после полудня | |
| Death in the Afternoon | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: | |
«Смерть после полудня» (англ. Death in the Afternoon) — эссе Эрнеста Хемингуэя, вышедшее в 1932 году. Повествует о традициях испанской корриды.
История создания
Идея написать рассказ-исследование корриды у Хемингуэя появилась ещё в 1925 году. В течение последующих семи лет он просмотрел более 1500 боев быков. Писатель понимал заранее, что эта тема не сможет серьёзно заинтересовать американских читателей, но все же он решился на её развитие в литературной форме. Хемингуэй увлекался корридой много лет и новая книга стала не только хорошим описанием многих аспектов боя быков, но и сводом всего, что знал автор об Испании. Многие сюжеты — автобиографичны и взяты из многочисленных путешествий Эрнеста по стране. В 1932 году рассказ был опубликован издательством «Charles Scribner's Sons».
Сюжет
Автор описывает Испанию 1920-1930-х годов: её города, природу, обычаи и нравы населения. Но главным сюжетом книги остаётся коррида, которую Хемингуэй показывает как высокое искусство, подверженное со временем исчезновению. В рассказе-исследовании имеется интересный персонаж Старая леди, с которой писатель на страницах книги вступает в споры и разговоры. Старая леди цепляется за слова и просит рассказать подробнее о чем-либо, и Хемингуэй начинает терпеливо объяснять суть вещей или понятий.
Параллельно с исследованием искусства боя быков писатель говорит о литературе, о своих творческих и эстетических принципах, о борьбе старого и нового, о спасении мира.
Персонажи
Старая леди — альтер-эго писателя.
|
Это заготовка статьи о книге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Смерть после полудня"
Отрывок, характеризующий Смерть после полудня
– Отчего вы не служите в армии?– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
