Смирнов, Илья Корнилович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Илья Корнилович Смирнов
Дата рождения

30 июля 1887(1887-07-30)

Место рождения

село Большое Отряково, ныне Парфеньевский район Костромской области

Дата смерти

28 июня 1964(1964-06-28) (76 лет)

Место смерти

Москва

Принадлежность

Российская империя Российская империяСССР СССР

Род войск

Пехота

Годы службы

19081953

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

22-я стрелковая дивизия
43-я стрелковая дивизия
Харьковский военный округ
18-я армия (СССР)
24-я армия (СССР)
4-я гвардейская армия
Львовский военный округ
Горьковский военный округ

Сражения/войны

Первая мировая война
Гражданская война в России
Великая Отечественная война

Награды и премии

Илья Корнилович Смирнов (30 июля 1887 года, село Большое Отряково, ныне Парфеньевский район, Костромская область — 28 июня 1964 года, Москва) — советский военачальник, генерал-лейтенант (1940 год).





Начальная биография

Илья Корнилович Смирнов родился 30 июля 1887 года в селе Большое Отряково ныне Парфеньевского района Костромской области.

Военная служба

В 1908 году был призван в русскую армию.

Первая мировая и Гражданская войны

Принимал участие в Первой мировой войне в звании старшего унтер-офицера.

С 1918 года был на стороне РККА.

Во время Гражданской войны Смирнов командовал партизанским отрядом Красноуфимского уезда (Пермская губерния), позже командовал батальоном, бригадой, полком, а также служил помощником командира стрелковой дивизии Харьковского военного округа.

Межвоенный период

В 1923 году закончил академические курсы высшего начсостава, а с июля того же года работал начальником курсов командного состава в Могилёве, с апреля 1924 года — помощником и начальником 8-й Ленинградской пехотной школы, с ноября 1924 года — помощником инспектора вузов штаба Украинского военного округа, с сентября 1925 года — начальником Саратовской пехотной школы, а с декабря 1926 года — помощник командира 1-й Казанской стрелковой дивизии.

В 1928 году Смирнов окончил курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Военной академии им. М. В. Фрунзе.

С октября 1929 по сентябрь 1930 и с марта 1931 по декабрь 1932 года работал командиром и комиссаром 22-й стрелковой дивизии (Северо-Кавказский военный округ).

В 1931 году окончил курсы командиров-единоначальников при Военно-политической академии им. В. И. Ленина, а в 1934 году — курсы при Военной академии им. М. В. Фрунзе.

С января 1935 года работал командиром и комиссаром 43-й стрелковой дивизии Белорусского военного округа, с июня 1937 года — членом Военного совета Киевского военного округа, с апреля 1938 года — командующим войсками Харьковского военного округа. 7 октября 1938 года утверждён членом Военного совета при народном комиссаре обороны СССР[1]. С апреля 1940 года — заместителем генерал-инспектора пехоты Красной Армии, а с июля 1940 года — начальником Управления вузов Красной Армии.

Великая Отечественная война

С августа 1941 года служил начальником тыла — заместителем командующего войсками Южного фронта по тылу.

С февраля 1942 года — исполняющий должность командующего 18-й армией. Во время командования Смирнова армия вела тяжёлые оборонительные бои на Правобережной Украине в южнее Ворошиловграда.

С 25 апреля 1942 года находился в распоряжении главнокомандующего Юго-Западным направлением. С мая по июль 1942 года командовал 24-й армией, сформированной в мае 1942 года и находившейся во втором эшелоне Южного фронта. 13 июля армия, выдвигаясь на рубеж Ореховка, Титовка (севернее Миллерово), вступила в бой с превосходящим противником, вскоре армия была вынуждена отступать на юг, и к 17 июля 1942 года заняла оборону на правом берегу Северского Донца.

С сентября 1942 года Смирнов находился в распоряжении Главного управления кадров наркомата обороны.

28 октября был назначен на должность начальника тыла — заместителя командующего войсками Калининского фронта по тылу, но 17 декабря 1942 года был снят с должности как не справившийся.

С декабря 1942 года служил помощником командующего войсками Северо-Западного фронта по формированию, а с сентября 1943 года — заместителем командующего войсками Степного фронта. С 3 по 22 февраля 1944 года исполнял должность командующего 4-й гвардейской армией (2-й Украинский фронт). К 3 февраля армия наряду с другими армиями 2-го и 1-го Украинского фронтов в ходе Корсунь-Шевченковской операции сделала внутренний фронт окружения, а к 18 февраля завершила разгром корсунь-шевченковской группировки противника.

В мае 1944 года Смирнов был назначен на должность командующего войсками Львовского военного округа, созданного в Западной Украине. На этой должности была проделана значительная работа по формированию резервных соединений и частей по подготовке маршевых подразделений для действующей армии, также войска округа вели борьбу с отрядами повстанцев, вели охрану тыловых объектов и транспортных магистралей. В мае 1945 года Львовский военный округ был включен в состав Прикарпатского военного округа.

Послевоенная карьера

С июля 1945 года по июнь 1946 года работал командующим войсками Горьковского военного округа. В октябре 1946 года был назначен на должность заместителя командующего войсками Московского военного округа по вузам.

С мая 1953 года в отставке.

Илья Корнилович Смирнов умер 28 июня 1964 года в Москве.

Награды

Напишите отзыв о статье "Смирнов, Илья Корнилович"

Примечания

Литература

Источники

  • Коллектив составителей и редакторов. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг.: Документы и материалы.. — М: РОССПЭН, 2006. — 336 с. — 1000 экз. — ISBN 5-8243-0694-X.

Отрывок, характеризующий Смирнов, Илья Корнилович

Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…