Смирнов, Яков Иванович (протоиерей)

Яков Иванович Смирнов
Имя при рождении:	Яков Иванович Линицкий
Род деятельности:	священник, протоиерей, работник посольства
Дата рождения:	1759(1759)
Место рождения:	Харьковская губерния, Российская империя
Подданство:	Россия Россия
Дата смерти:	16 (28) апреля 1840(1840-04-28)
Место смерти:	Лондон, Англия
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Яков Иванович Смирнов (при рождении Линицкий) (1759, Харьковская губерния — 16 (28) апреля 1840, Лондон) — священник, протоиерей (1817) при церкви русской миссии в Лондоне в 1780—1837 годах.

Биография

Ранние сведения

Яков Линицкий родился в Харьковской губернии в семье сельского священника. Получил образование в духовном училище Харькова.

Направление в Англию

В 1776 г. протоиерей А. А. Самборский, находясь в Харькове, получил разрешение от белоградского епископа Аггея выбрать несколько отличившихся учеников или студентов для отправления церковнических должностей при православной лондонской церкви, а также для обучения земледелию. В числе выбранных был и Линицкий, решивший воспользоваться удобным случаем увидеть чужие страны и приобрести полезные сведения. Во время переезда из Харькова в Петербург Самборский уверил молодых людей в том, что некоторые члены тогдашнего министерства не расположены к украинцам, и что обнаружение их украинского происхождения, очевидное прежде всего по их фамилиям, может привести даже к полному расстройству всего его плана; по совету Самборского все молодые люди переменили свои прозвища, причём Линицкий принял на себя фамилию Смирнов («lenis» — по латыни «тихий, смирный»), которую и удержал за собою до самой смерти. Осенью 1779 года вернулся в Россию в Петербург, однако, несмотря на семейные обстоятельства, 9 (20) октября 1780 года Екатерина II вновь направила его на службу в церковь в Лондоне, через неделю епископ Псковский Иннокентий рукоположил в сан священника; в конце года Смирнов возвратился в Лондон.

Деятельность священника и посла

Деятельность Смирнова в Лондоне замечательна, главным образом, тем, что он исполнял не только священнослужительские, но и посольские обязанности. Когда в 1800 г. произошёл официальный разрыв дипломатических сношений между Россией и Англией, русский поверенный В. Лизакевич был отозван из Англии. Так как в Лондоне не оставалось, таким образом, ни одного официального представителя России, а между тем некоторые сношения и дела с Англией по необходимости должны были производиться, император Павел I Высочайшим рескриптом от 29 сентября 1800 г. повелел Смирнову, бывшему в то время настоятелем посольской церкви, исполнять обязанности русского поверенного. Профессор В. Александренко замечает по этому поводу:

В новейшей истории дипломатических сношений это был первый случай поручения подобного рода духовному лицу, но следует иметь в виду следующие особенности этого назначения: в звании поверенного в делах Смирнов de jure не был признан со стороны английского правительства, никаких верительных грамот он не получал и не представлял, хотя de facto поддерживал сношения с английским министерством.

Среди бумаг Московского архива министерства иностранных дел хранятся дипломатические донесения Смирного о политических делах, а также о заседаниях английского парламента.

Кроме того руководил деятельностью российских учеников и студентов, занимался научными и литературными трудами, состоял в переписке со многими влиятельными британцами и другими иностранцами. Не лишним будет отметить, что английский пастор Тук, которому принадлежит история России в царствование императрицы Екатерины II, пользовался для своего сочинения указаниями Смирнова.

С середины 1837 года из-за преклонного возраста и по слабости зрения оставил службу в церкви. Умер 16 (28) апреля 1840 года и был похоронен в Лондоне, на кладбище Кенсал-Грин. Портретов Якова Смирнова не обнаружено.

Награды

При Екатерине II (22.04.1797) Смирнов был награждён орденом Св. Анны 2-й степени, при Павле (14.06.1800) — орденом Св. Иоанна Иерусалимского (почётный командор). В 1817 году Святейший Синод возвёл его в сан протоиерея, в 1818 году он награждается крестом для священников в память 1812 года и лично от Александра I бриллиантовым перстнем.

Является основателем дворянского рода. 31 июля 1804 года высочайше пожалован императором Российской Империи Александром I дворянским званием, внесён в Общий гербовник дворянских родов Всероссийской Империи. Часть VIII, стр. 155.

Память о Смирнове

Надгробный памятник на лондонском кладбище Кенсал-Грин. В 2012 году памятник был отреставрирован на средства Посольства Российской Федерации в Соединённом Королевстве Великобритании и Северной Ирландии, на личные пожертвования соотечественников и дипломатов.

Литература

• Лондонский священник Я. И. Смирнов, автобиографическое показание («Русский Архив» 1879 г., тетр. 3, стр. 354—356). 
• Александренко В. Н. Император Павел І и англичане («Русская Старина» 1898 г., октябрь, стр. 100, 101, 106). 
• Александренко В. Н. Английская печать и отношение к ней русских дипломатических агентов в XVIII ст. («Русская Старина» 1895 г., октябрь, стр. 159). 
• Записки ректора и профессора Императорской Академии Художеств Ф. И. Иордана, 1800—1833 гг. («Русская Старина» 1891 г., май, стр. 312—326).
• Орлов А. А. Союз Петербурга и Лондона (российско-британские отношения в эпоху Наполеоновских войн). — М., 2005.
• Дворянские роды, внесённые в общий гербовник Всероссийской Империи. Бобринский. Часть 2, стр.574 "Смирновы. Потомство Якова и Ивана Линицких".

Ссылки

• Смирнов, Яков Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [www.rus.rusemb.org.uk/smirnov/ Смирнов Яков Иванович (Линицкий)]. // Посольство Российской Федерации в Соединённом Королевстве Великобритании и Северной Ирландии.

Отрывок, характеризующий Смирнов, Яков Иванович (протоиерей)

Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.