Смирнов-Платонов, Григорий Петрович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Смирнов и Платонов

Григорий Петрович Смирнов-Платонов (1825—1898) — протоиерей, духовный писатель и общественный деятель.

Сын московского священника. Обучался в Московской духовной семинарии и Московской духовной академии. В 1850 году был выпущен по 1-му разряду и определён в Академию бакалавром по классу ветхозаветной истории и греческого языка. Защитил магистерскую диссертацию «О литургии преждеосвященных даров»; 13 июня 1851 года был возведён в степень магистра. Преподавал в Московской духовной семинарии (1852—1855). «Посвящен во священники Сретенского сорока, к Николаевской, что при доме Московской семинарии, церкви 1855 декабря 24-го». С 6 июня 1856 года служил в Воскресенской церкви на Остоженке; затем был настоятелем церкви Николы Явленного на Арбате. Был законоучителем Александро-Мариинского женского училища, женской гимназии при доме воспитания сирот убитых воинов, училища имени В. Е. Чертковой.

Вместе с Н. А. Сергиевским и П. А. Преображенским, он был одним из главных деятелей по изданию «Православного Обозрения»; разместил в нём свои статьи: «Религиозный вопрос», «О неканонических книгах Ветхого Завета», «О книге Товит», «О книге Иудифь», «Материалы для внутренней истории русской церкви», «Книги для народа», «О русском переводе книги Иисуса сына Сирахова», «Религиозное состояние народов, остающихся вне христианства» и др.

Кроме того, Смирнов-Платонов печатал свои статьи в «Радости Христианина», «Богословском Вестнике», «Русском Вестнике» (несколько исторических заметок) и «Московских Церковных Ведомостях». Плодом его законоучительской деятельности стала книжка «Опыты изложения Закона Божия по нормальной программе на испытание зрелости» (М., 1893). Его проповеди печатались в «Православном Обозрении», «Московских Церковных Ведомостях»; в отдельных брошюрах.

С 1880-х годов Г. П. Смирнов-Платонов активно участвовал в делах общественной благотворительности: устраивал ясли, издавал журнал «Детская Помощь», участвовал в комиссии по вопросу об общественном призрении, организовывал публичные богословские чтения.

В 1889—1892 годах состоял гласным Московской городской думы.

Семья

В клировой ведомости за 1862 год было указано: «В семействе у него жена Варвара Алексеевна 32 лет. Дети — Александр 8 лет, Петр 7 лет, Алексей 6 лет, Варвара 5 лет, Сергий 3 лет, Григорий 1 год».

Источники

• Смирнов-Платонов, Григорий Петрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Смирнов-Платонов, Григорий Петрович

– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.