Смирнов-Светловский, Пётр Иванович

Пётр Иванович Смирнов-Светловский
Пётр Иванович Смирнов
флагман флота 2 ранга П. И. Смирнов-Светловский
Псевдоним	Светловский
Дата рождения	1 августа 1897(1897-08-01)
Место рождения	Сулин
Дата смерти	17 марта 1940(1940-03-17) (42 года)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	ВМФ
Годы службы	1918 — 1939
Звание
Командовал	Черноморский флот ВМФ СССР, НКВМФ СССР
Сражения/войны	Гражданская война в России: Пермская операция (1919 год); Киевская операция РККА (1920)
Награды и премии

Смирнов-Светловский Пётр Иванович (1 августа 1897 — 17 марта 1940) — советский военно-морской деятель, флагман флота 2 ранга (1938), депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва.

Революция и Гражданская война

Родился в хутор Сулин области Войска Донского в семье казака, работавшего врачом.

Учился в Петроградском политехническом институте.

В молодости увлёкся революционными идеями.

В 1914 году вступил в РСДРП.

В 1917 году был редактором газет Кронштадтского комитета РСДРП(б) где писал статьи под псевдонимом Светловский, и членом военно-технической комиссии Кронштадтского совета. Один из организаторов большевистского восстания в Петрограде. В ходе восстания — комиссар и начальник штаба сводного Кронштадтского отряда, направленного для поддержки восставших в Петроград.

В РККФ с февраля 1918. В конце февраля в качестве комиссара минно-подрывного отряда из моряков-балтийцев участвовал в обороне Пскова от немецких войск. Затем командирован на Восточный фронт. Один из организаторов Волжской военной флотилии; в июле 1918 возглавил её штаб. Затем командир конного отряда 5-й армии, с которым действовал в тылу колчаковцев.

С января по март 1919 года — военком Кронштадтской морской крепости.

17 апреля 1919 назначен командующим и военкомом Волжской военной флотилии. Под его руководством флотилия содействовала 2-й армии при форсировании Камы в ходе Пермской операции. 25 июля флотилия влилась в состав Волжско-Каспийской военной флотилии, в связи с чем был освобождён от должности.

Затем переведён на Украину. 13 сентября 1919 года назначен командующим Днепровской военной флотилией и членом РВС Гомельского укрепрайона.

Летом 1920 года под его руководством флотилия содействовала войскам 12-й армии в форсировании Днепра и освобождении Киева от польских войск.

7 августа 1920 года убыл на Кавказский фронт.

С 14 августа по 23 сентября 1920 года командовал Морской экспедиционной дивизией, участвовавшей в разгроме врангелевского десанта генерала Улагая.

С 6 октября и до 14 декабря 1920 вновь командовал Днепровской флотилией.

Послевоенный период

По окончании Гражданской войны продолжил службу в РККФ. Проходил службу военкомом и старпомом сторожевого корабля «Воровский», на котором в 1924 году совершил четырёхмесячный переход из Архангельска во Владивосток. Затем находился в спецкомандировке в Китае в качестве военного советника.

В 1927 году окончил Военно-морскую академию, после чего командовал эсминцем. Затем командовал дивизионом эсминцев КБФ.

С 1934 — инспектор Управления Военно-Морских Сил РККА.

15 августа 1937 года назначен командующим Черноморским флотом.

19 декабря того же года был в числе 1143 человек был избран депутатом Верховного Совета СССР.

30 декабря 1937 был создан Народный Комиссариат ВМФ СССР, а Смирнов-Светловский П. И. был назначен 1-м заместителем Наркома ВМФ СССР П. А. Смирнова.

После ареста П. А. Смирнова, произошедшего 30 июня 1938 года, исполнял обязанности Наркома ВМФ вплоть до назначения 8 сентября 1938 года на эту должность М. П. Фриновского.

Арест и смерть

Арестован НКВД 26 марта 1939 года. Обвинялся в измене Родине, участии в контрреволюционной организации и вредительстве. Ряд недостатков в организации строительства складов, баз флота, торпедных катеров и т. п. были трактованы как умышленное вредительство. 16 марта 1940 года ВКВС СССР признала Смирнова-Светловского П.И. виновным в совершении преступлений, предусмотренных пунктами 1«б», 7 и 11 статьи 58 УК РСФСР и приговорила его к расстрелу. Приговор приведён в исполнение на следующий день.

Останки были захоронены на Донском кладбище. Существует кенотаф на Богословском кладбище в Санкт-Петербурге, где датой смерти ошибочно указан 1943 год.

Определением ВКВС от 23 июня 1956 года Смирнов-Светловский был полностью реабилитирован.

Звания

• Флагман 2 ранга (2.12.1935), что с 1940 года соответствует военно-морскому званию - контр-адмирал
• Флагман 1 ранга (15.08.1937), что с 1940 года соответствует военно-морскому званию - вице-адмирал
• Флагман флота 2 ранга (17.02.1938)), что с 1940 года, соответствует военно-морскому званию - адмирал

Награды

• Орден Ленина (1938)
• Орден Красного Знамени (1920)
• Орден Красной Звезды (1934)

Литература

• Коллектив авторов. [militera.lib.ru/enc/vms/index.html Военно-морской словарь]. — М.: Воениздат, 1990. — 398 с. — ISBN 5-203-00174-Х.
• Коллектив авторов, главный редактор С. С. Хромов. Гражданская война и военная интервенция в СССР. — М.: Советская Энциклопедия, 1983. — 544 с.
• Сергей БЛИЗНИЧЕНКО Тридцатые роковые // Красная звезда. — 4-10 июля 2007.
• Сергей БЛИЗНИЧЕНКО. 13-й всадник // Красная звезда. — 25-31 июля 2007.
• Близниченко С. С. Судьба флагмана // Морской сборник. 2007. № 8. С. 74-77.
• Близниченко С.С. К 110-летию со дня рождения флагмана флота второго ранга П.И. Смирнова-Светловского// Военно-исторический архив. 2007. № 8. С. 3-10.
• Близниченко С. С. Ликвидация Улагаевского десанта на Кубани // Морской сборник. 2010. № 11. С. 63-71.
• Близниченко С. С. Флагманы флота Азовского и Чёрного морей 1917—1945 гг. Краснодар: Диапазон-В, 2010. — 336 с.
• Близниченко С.С. Кожанова А.К.: «Двести семей комсостава флота в одну ночь как корова языком слизала..»// Военно-исторический архив. 2012. №4. С.33-61.
• Близниченко С. С. Кожанова А. К.: «Двести семей комсостава флота в одну ночь как корова языком слизала...» // Военно-исторический архив. — Москва, 2012. — № 5 (149). — С. 64 — 87.
• Близниченко С. С. Морская пехота на защите Донбасса в 1920 году // Морской сборник. 2012. № 8. С. 75-82.
• Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 37—39. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.
• Близниченко С. С., Лазарев С. Е. Петр Иванович Смирнов-Светловский // Вопросы истории. — 2014. — № 5. — С. 133—147.

Ссылки

• Список флагманов 2-го ранга, флагманов 1-го ранга, флагманов флота 2-го ранга, флагманов флота 1-го ранга, МС РККА СССР (1935—1940)

Отрывок, характеризующий Смирнов-Светловский, Пётр Иванович

В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.