Смит, Арт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Смит.
Арт Смит
Art Smith
Имя при рождении:

Arthur Gordon Smith

Дата рождения:

23 марта 1899(1899-03-23)

Место рождения:

Чикаго
США

Дата смерти:

24 февраля 1973(1973-02-24) (73 года)

Место смерти:

Западный Вавилон
штат Нью-Йорк
США

Гражданство:

США США

Профессия:

актёр

Карьера:

1924—1967

Арт Смит (англ. Art Smith), полное имя — Артур Гордон Смит (англ. Arthur Gordon Smith) (23 марта 1899 года — 24 февраля 1973 года) — американский актёр театра и кино, более всего известный ролями в бродвейских постановках 1930-х годов и ролями второго плана в голливудских фильмах нуар 1940-х годов.

Успешный бродвейский актёр, Смит пришёл в кино в начале 1940-х годов, когда ему было 44 года. Невысокого роста, «седовласый характерный актёр»[1], Смит обычно играл зрелых, прилежных и величественных профессионалов. Свои наиболее памятные роли он сыграл в фильмах нуар «Грубая сила» (1947), «Розовая лошадь» (1947), «Звук ярости» (1950) и «В укромном месте» (1950), а также в мелодраме «Письмо незнакомки» (1948).

В начале 1950-х годов Смит был включён в чёрный список Голливуда, что почти на десятилетие лишило его возможности работать в кино.





Ранние годы жизни

Артур Гордон Смит родился 23 марта 1899 года в Чикаго, он был единственным сыном в семье артиста и театрального менеджера Норманна Линкольна и его жены, актрисы и опытной пианистки Джейн Смит. В детстве Смита родители часто переезжали с места на место. Некоторое время его отец был директором театра в Портленде, во время учёбы в школе семья жила в Сиэтле[2].

Интересовавшийся актёрской игрой с ранних лет, Смит начал изучать актёрское мастерство в Театре Гудмана в Чикаго, дебютировав на профессиональной сцене в 1926 году в комедии «Сон в летнюю ночь». Чтобы свести концы с концами, Смит сменил несколько работ, в том числе был строителем и фабричным рабочим, однако мечтал исключительно об актёрской карьере [2].

Театральная карьера на Бродвее: 1929—1961 годы

В ноябре 1929 года впервые вышел на бродвейскую сцену, сыграв вместе с Бетт Дэвис в комедии «Разбитые тарелки» [2], которая в течение полугода выдержала 178 представлений[3]. В 1930-е годы Смит стал «известным театральным актёром»[4] в составе популярного политического Театра «Группа». Он сыграл в спектаклях «Дом Коннелли» (1931) по пьесе Пола Грина, и «Люди в белом» (1934) Сидни Кингсли и других[3], а также практически во всех спектаклях по пьесам Клиффорда Одетса[4], в том числе, «В ожидании Лефти» (1935), «Проснись и пой!» (1935 и 1939), «Золотой мальчик» (1937—1938) и «Ракета на Луну» (1938—1939)[3]. В общей сложности в 1930-е годы Смит сыграл в 18 бродвейских спектаклях[3]. За игру в спектакле «Ракета на Луну», которая вызвала восхищение критика «Нью-Йорк таймс» своей «потрясающей проницательностью и силой чувств» [2], Смит завоевал премию нью-йоркских критиков[4].

После распада Театра «Группа» в 1940—1945 годы Смит сыграл ещё в семи бродвейских спектаклях[3], а затем на несколько лет перебрался в Голливуд. В 1950 году Смит вернулся на Бродвей, сыграв вместе с Фредриком Марчем и Моррисом Карновски в драме по пьесе Генрика Ибсена «Враг народа» (1950—1951) и с Селестой Холм и Кевином Маккарти в драме Юджина О’Нила «Анна Кристи» (1952) [5]. С 1952 по 1961 год Смит сыграл ещё в пяти бродвейских спектаклях, в том числе сыграл Дока в постановке «Вестсайдской истории» (1957—1959), которая выдержала 732 представления[3].

Карьера в кино: 1942—1963 годы

Работы 1943—1945 годов

В кино Смит впервые появился в картине «Родная страна» (1942), документальном ленте о профсоюзной борьбе в США, в которую были введены отдельные постановочные сцены[6]. На следующий год Смит дебютировал уже в полностью художественном кино как один из норвежских борцов сопротивления периода Второй мировой войны в драме «Край тьмы» (1943)[4]. В том же году Смит сыграл небольшую роль в романтической комедии военного времени «Девушка из правительства» (1943) с Оливией де Хавилланд[2].

В 1944 году Смит появился ещё в серии картин на военную тематику — «Сомнительная слава» Рауля Уолша, «Никто не убежит» и в военной комедии «Мистер Уинкл идёт на войну». В 1948 году Смит сыграл в антивоенной драме «Триумфальная арка» (1948) по роману Эриха Мария Ремарка. Тогда же Смит сыграл небольшие роли в двух социальных драмах своих коллег по Театру «Группа»: в драме по пьесе Клиффорда Одетса «Лишь одинокое сердце» (1944) с Кэри Грантом в главной роли и в драме Элии Казана «Дерево растёт в Бруклине» (1945), трогательной истории о нью-йоркской семье в начале ХХ века[2].

Работы в фильмах нуар: 1947—1950 годы

«Со своими фирменными белыми как снег волосами, Смит выделялся на экране, и его с охотно стали снимать, особенно, в ролях старательных и усердных персонажей»[4]. Многие из своих лучших ролей Смит сыграл в фильмах нуар. Первой работой в этом жанре стала роль прозорливого и симпатичного, но пьющего тюремного врача в драме «Грубая сила» (1947) с Бертом Ланкастером в главной роли. Игра Смита была отмечена несколькими критиками, в частности, Харрисон Кэрролл из «Los Angeles Evening Herald Express» написал, что он «хорошо справился с ролью», а Ллойд Л. Слоун в «Hollywood Citizen-News» включил актёра в число актёров второго плана, которые «заслуживают высокой оценки»[2]. В том же году в фильме «Розовая лошадь» (1947) Смит сыграл заметную роль вежливого, но непреклонного агента ФБР, который следит за звездой фильма Робертом Монтгомери[5]. В 1949 году в нуаровой мелодраме Офюльса «Пленница» (1949) Смит сыграл психиатра, а в нуаре «Жестокая расправа» (1949) — детектива[7]. В 1950 году в одном из классических нуаров «В укромном месте» Смит сыграл преданного литературного агента психически неуравновешенного сценариста (Хамфри Богарт). Наконец, в «Зыбучем песке» (1950) Смит предстал в образе придирчивого и коварного владельца автомастерской, который шантажирует и угрожает убийством главному герою [5]. Кроме того, Смит сыграл небольшие роли в фильмах нуар "«Тело и душа» (1947), «Подставленный» (1947), «Агенты казначейства» (1947), «Двойная жизнь» (1947), «Звук ярости» (1950) и «Убийца, запугавший Нью-Йорк» (1950) [2].

Кинокарьера в конце 1940-начале 1950-х годов

В 1948 году Смит сыграл в антивоенной драме «Триумфальная арка» (1948) по роману Эриха Мария Ремарка и в пышной душещипательной мелодраме по Стефану Цвейгу «Письмо незнакомки» (1948) с Джоан Фонтейн в главной роли[5].

Среди картин с участием Смита в других жанрах наиболее известны фэнтези-комедия «Мистер Пибоди и русалка» (1948), вестерн «К югу от Сент-Луиса» (1949), религиозная мелодрама «Вы услышите следующий голос» (1950), комедия «Полуангел» (1951) и музыкальная комедия «Только для Вас» (1952)[8].

Чёрный список Голливуда: 1952—1961 годы

В начале 1950-х годов, с началом антикоммунистической охоты на ведьм Смит был внесён в Чёрный список Голливуда. Его имя правительственной Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности назвал режиссёр Элиа Казан, с которым в своё время они вместе были членами Театра «Группа»[1]. С 1952 по 1961 года Смит не мог сниматься в кино, и работал в основном на Бродвее.

Последние работы в кино: 1961—1963 годы

В 1961 году Смит появился в своём первом фильме почти за десятилетие, драме Роберта Россена «Бильярдист» (1961) с Полом Ньюманом в главной роли, сыграв эпизодическую роль сотрудника бильярдной[5]. Два года спустя он появился на экране в криминальной драме «Двигающийся палец» (1963) о сообществе битников в Гринвич-Виллидж, который стал последним фильмом Смита[5].

«Доработав до наступления эпохи телевидения», Смит сыграл в нескольких телесериалах, последний раз — в эпизоде сериала «Театр CBS» в 1967 году, после чего вышел на пенсию[4].

Личная жизнь и смерть

Арт Смит умер 24 февраля 1973 года в Западном Вавилоне, Лонг-Айленд, штат Нью-Йорк, от сердечного приступа[1].

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Смит, Арт"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 [www.imdb.com/name/nm0807354/bio?ref_=nm_ov_bio_sm Art Smith. Biography] (англ.). International Movie Database. Проверено 20 июля 2016.
  2. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Hannsberry, 2008, p. 943.
  3. ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.ibdb.com/broadway-cast-staff/art-smith-68761 Art Smith. Performer] (англ.). International Broadway Database. Проверено 20 июля 2016.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 Hans J. Wollstein. [www.allmovie.com/artist/p120305 Art Smith. Biography] (англ.). AllMovie. Проверено 20 июля 2016.
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 Hannsberry, 2008, p. 944.
  6. ↑ [www.imdb.com/title/tt0035112/?ref_=fn_al_tt_2 Native Land (1942)] (англ.). International Movie Database. Проверено 20 июля 2016.
  7. ↑ [www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0807354&ref_=filmo_ref_typ&sort=user_rating,desc&mode=detail&page=1&title_type=movie Highest Rated Feature Film Titles With Art Smith] (англ.). International Movie Database. Проверено 20 июля 2016.
  8. ↑ [www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0807354&ref_=filmo_ref_typ&sort=num_votes,desc&mode=detail&page=1&title_type=movie Most Rated Feature Film Titles With Art Smith] (англ.). International Movie Database. Проверено 20 июля 2016.

Литература

  • Alain Silver (Editor), Elizabeth Ward (Editor). [www.amazon.com/Film-Noir-Encyclopedic-Reference-American/dp/0879514795 Film Noir: An Encyclopedic Reference to the American Style, Third Edition]. — Woodstock, New York: The Overlook Press, 1992. — ISBN 978-0-87951-479-2.
  • Geoff Mayer and Brian McDonnell. [www.amazon.com/Encyclopedia-Film-Noir-Geoff-Mayer/dp/0313333068/ Encyclopedia of Film Noir]. — Westport, Connecticut: Greenwood Press, 2007. — ISBN 978-0-3133-3306-4.
  • Karen Burroughs Hannsberry. [www.amazon.com/Bad-Boys-Actors-Film-Noir/dp/0786437391/ Bad Boys: The Actors of Film Noir]. — Jefferson, North Carolina, and London: McFarland & Company, Inc., 2008. — ISBN 978-0-7864-3739-9.

Ссылки

  • [www.imdb.com/name/nm0807354/ Арт Смит] на сайте IMDB
  • [www.allmovie.com/artist/p120305 Арт Смит] на сайте Allmovie
  • [www.tcm.com/tcmdb/person/179496%7C4919/Art-Smith/ Арт Смит] на сайте Turner Classic Movies

Отрывок, характеризующий Смит, Арт

– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Смит,_Арт&oldid=81409946»