Смит, Раймонд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Раймонд К. Смит-младший
Raymond C. Smith, Jr.
Дата рождения

1944(1944)

Принадлежность

США США

Род войск

Военно-морские силы США

Годы службы

1967-2001

Звание

Командовал

и.о. Командование специальных операций США
Командование специальных операций ВМС США

Сражения/войны

Война во Вьетнаме
Операция «Earnest Will»
Война в Персидском заливе

Награды и премии

Медаль Министерства обороны «За выдающуюся службу»
Медаль «За отличную службу»
Орден «Легион Почёта» (5)
Бронзовая звезда

Раймонд К. Смит (англ. Raymond C. Smith) (род. 1944) — американский военный деятель, контр-адмирал ВМС США в отставке. Бывший заместитель командующего Командованием специальных операций США и командующий Командованием специальных операций ВМС США.





Образование

Военная карьера

Раймонд Смит начал свою карьеру на флоте в 1962 году в качестве матроса-рекрута. В 1963 г. был зачислен в Военно-морскую академию США. После окончания академии в 1967 г. в течение двух лет служил на эсминце.

В 1969 г. добровольцем поступил в школу подготовки офицеров морского спецназа США. В 1970 г. направлен в Южный Вьетнам, где служил в составе 13-го отряда боевых пловцов-подрывников (англ.  Underwater Demolition Team 13) в качестве офицера по вооружению, офицера по операциям и командира взвода.[1]

После окончания Школы усовершенствования офицерского состава ВМС, проходил службу в качестве офицера по операциям и старшего офицера в 12-м отряде специального назначения ВМС, а также являлся руководителем по приобретению вооружения и водолазного снаряжения для Сил специальных операций ВМС.

В 1981 - 1983 г. являлся директором базовой школы водолазов-подрывников и боевых пловцов ВМС США, с 1985 по 1987 г. служил командиром 1-го отряда специальных транспортировочных средств (англ. SEAL Delivery Vehicle Team 1).

Затем Смит был назначен заместителем командующего и начальником штаба Командования специальных операций ВМС США. Одновременно во время операции «Earnest Will» в Персидском заливе возглавлял морскую тактическую группу специальных операций (англ. Naval Special Warfare Task Group).[2]

С 1992 по 1996 год возглавлял Командование специальных операций ВМС США, а затем работал в должности директора по вопросам управления ресурсами Командования специальных операций США.

В марте - декабре 1997 г. Смит занимал пост начальника штаба, и одновременно с марта 1997 по ноябрь 1998 г. являлся заместителем командующего Командованием специальных операций Вооруженных сил США.

После назначения генерала Генри Шелтона председателем Объединенного комитета начальников штабов США, в сентябре — ноябре 1997 г. являлся исполняющим обязанности командующего Командованием специальных операций Вооруженных сил США.

Последняя должность - директор по оценке в Управлении начальника военно-морских операций ВМС США.

С 2001 г. в отставке.[3]

Награды и знаки отличия

Напишите отзыв о статье "Смит, Раймонд"

Примечания

  1. World Class Speakers, "[wcspeakers.com/speaker.cfm?ID=11171 Rear Admiral, Raymond C. Smith, US Navy (Ret.) Navy SEAL Commander]."
  2. U.S. Department of Navy, "[www.navy.mil/submit/display.asp?story_id=31263 USSOCOM Honors Navy SEALs]," Aug 17, 2007.
  3. [investing.businessweek.com/research/stocks/people/person.asp?personId=20406541&ticker=EPGL&previousCapId=372933&previousTitle=LRAD%20CORP Businessweek: ]

Отрывок, характеризующий Смит, Раймонд

– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.