Смит, Уильям (губернатор)
| Уильям Смит William Smith 
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Уильям Смит</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1846 — 1849 | |||
| Предшественник: | Джеймс Макдауэлл | ||
| Преемник: | Джон Флойд | ||
| Рождение: | 6 сентября 1796 Маренго, Виргиния | ||
| Смерть: | 18 мая 1887 (90 лет) Уоррентон, Вирджиния | ||
| Военная служба | |||
| Годы службы: | 1861—1863 (КША) | ||
| Принадлежность: |  КША
| ||
| Род войск: | пехота | ||
| Звание: | генерал-майор (КША) | ||
| Сражения: | Гражданская война в США | ||
Уильям «Экстра-Билли» Смит (англ. William «Extra Billy» Smith; 6 сентября 1797 — 18 мая 1887) — американский юрист, конгрессмен, 30-й и 35-й губернатор Вирджинии и самый старый полевой командир в период гражданской войны — на момент начала войны ему было 63 года.
Содержание
Ранние годы
Смит родился в Маренго, в округе Кинг-Джордж, штат Вирджиния. Он окончил частную школу в Вирджинии и академию Плэйнфилд в Коннектикуте. Впоследствии он изучал право и в 1818 был допущен к юридической практике в Калпепере, Вирджиния. Через два года он женился на Элизабет Хэнсбро Бэлл. У них было двенадцать детей, многие из которых умерли в детстве или в юности.
В 1831 году Смит занимался организацией почтовой связи в Вирджинии, Джорджии, Северной и Южной Каролине. Он заключил контракт с администрацией президента Эндрю Джексона на организацию почтовой связи между Вашингтоном и Милледжевилем (Джорджия), и усовершенствовал систему, введя дополнительные почтовые маршруты за отдельные доплаты (extra fees). За время его работы в Почтовом департаменте его нововведения стали широко известны и он получил прозвище «Extra Billy».
Гражданская война
После того, как Вирджиния отделилась от Союза, Смиту предложили стать бригадным генералом в армии Конфедерации, но он отказался, сославшись на то, что не разбирается в военном деле. Однако, через несколько недель после начала войны он присутствовал на поле боя во время атаки федеральной кавалерии в сражении при Фэйрфакс-Кортхаус. После гибели капитана единственной пехотной роты он сам принял командование этой ротой, а затем помогал подполковнику Ричарду Юэллу. После этого случая он попросил места в армии и получил звание полковника 49-го вирджинского пехотного полка. Это произошло как раз перед первым сражением при Бул-Ране, где его полк хорошо себя проявил. Смит привел полк к холму Генри, где шел ожесточеный бой, и представился генералу Борегару: «Я полковник Смит, он же губернатор Смит, он же Экстрабилли-Смит». Его спросили, что его люди могут сделать, на что он ответил: «отправьте нас на позицию и я покажу вам»[1].
В 1862 году он присутствовал в Конгрессе Конфедерации, но вернулся в полк к началу кампании на полуострове. Смит был ранен в сражении при Севен-Пайнс, а его полк заслужил положительные оценки командования. В боях Семидневной битвы его полк бывал задействован только изредка, но опять же заслужил хорошие отзывы[1]. Смит был известен тем, что открыто выражал своё недоверие к выпускникам Вест-Пойнта и их формальной тактике, и считал здравый смысл важнее военного образования. Он так же использовал нетрадиционную форму, в частности голубой зонт и кивер.
В сражении при Энтитеме Смит временно командовал бригадой в дивизии Джубала Эрли. Он был трижды ранен и в итоге его вынесли с поля боя. За отличие в этом сражении 31 января 1863 года Смиту было присвоено звание бригадного генерала и он стал командовать бригадой из четырех вирджинских полков (бывшей бригадой Эрли):
- 13-й вирджинский, подп. Джеймс Террилл
- 49-й вирджинский: подп. Джонатан Гибсон
- 52-й вирджинский: полк. Майкл Харман
- 58-й вирджинский: полк. Френсис Боард
Он командовал этой бригадой в сражении при Чанселорсвилле, однако ничем себя не проявил.
Во время Геттисбергской кампании командование с недоверием относилось к его способностям, но уважало политическое влияние бывшего губернатора и конгрессмена, поэтому Эрли распорядился, чтобы генерал Джон Гордон поддерживал с ним связь и осуществлял общий контроль над двумя бригадами. В первый день сражения при Геттисберге Смит отказался преследовать отступающий XI федеральный корпус, будучи уверен в том, что противник угрожает ему слева. Именно по этой причине южане в тот вечер не взяли Кладбищенский Холм: Эрли не ввел в бой бригаду Смита и приостановил наступление бригады Гордона[2].
Вышло так, что Смит, старейший генерал в армии Юга, встретился с Джорджем Грином, старейшим генералом армии Севера, когда 3 июля штурмовал Калпс-Хилл. Смит стал единственным генералом, не упомянутом в рапорте Эрли, ввиду чего 10 июля он решил уволиться из армии.
Послевоенная деятельность
Еще перед Геттисбергом Смит был снова избран губернатором Вирджинии и занимал эту должность с 1 января 1864 до конца войны. Он стал одним из первых губернаторов Юга, которые выступили за вооружение негров и разрешение им служить в армии. Во время обороны Ричмонда он ненадолго вернулся к полевой службе. Смит был отстранен от должности и арестован 9 мая 1865 года, но 6 июня амнистирован.
Он вернулся в своё имение «Monte Rosa» около Уоррентона, и занялся сельским хозяйством. В возрасте 80-ти лет он стал членом вирджинской палаты делегатов (1877—1879). Смит умер в Уоррентоне и был похоронен в Ричмонде, на кладбище Голливуд.
Напишите отзыв о статье "Смит, Уильям (губернатор)"
Примечания
Литература
- Larry Tagg, Generals of Gettysburg: The Leaders of America’s Greatest Battle, Da Capo Press, 2008 ISBN 0786743948
Ссылки
- [bioguide.congress.gov/scripts/biodisplay.pl?index=S000627 Уильям Смит в Биографическом словаре Конгресса]
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Смит, Уильям (губернатор)
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.
Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
