Смолич, Игорь Корнильевич

И́горь Корни́льевич Смо́лич (27 января 1898, Умань, Киевская губерния — 2 ноября 1970, Берлин) — деятель русской эмиграции, церковный историк. Доктор философии и доктор богословия. Брат советского писателя Юрия Смолича.

Биография

В 1916 года окончил гимназию в Жмеринке. В 1916 году по желанию отца, преподававшего физику и математику в гимназии, поступил в Киевский политехнический институт. Но проучился там недолго, и поступил на историко-филологический факультет Киевского Университета.

Вступил в Белое движение, сражался боевым офицером в армии Корнилова и Деникина. С остатками разбитой армии барона Врангеля в 1920 году он покинул родину. В Константинополе он перебивался заработками ночного сторожа и помощника повара.

В 1923 году получил стипендию, позволившую ему продолжить образование в Берлине. Поступил на отделение экономики Русском научный институте, где слушал Н. А. Бердяева, Л. П. Карсавина, А. А. Кизеветтера, В. А. Мякотина и В. В. Стратонова.

В 1925 году поступил в Университет Фридриха Вильгельма, где изучал историю России, историю Русской Церкви, и нашел там себе покровителя и друга, в лице знаменитого учёного-слависта Макса Фасмера, автора «Этимологического словаря русского языка». По замечанию самого Смолича, дружба с Фасмером сильно повлияла на всю его дальнейшую научную деятельность.

Был активным прихожанином Воскресенского кафедрального собора в Западном Берлине и членом Русского студенческого христианского движения (РСХД), с 1925 года — казначей Германского отделения РСХД. В это же время Смолич активно сотрудничал в религиозно-философских журналах «Путь» и «Вестник РСХД», что принесло ему известность в русских церковных кругах.

В 1936 году была опубликована его первая крупная работа — «Жизнь и учение старцев», посвящённая русскому старчеству. В нём Смолич исследовал аскетический опыт Оптинских старцев, их влияние на различные круги русского общества. Затем он защитил докторскую о жизни и мировоззрении Ивана Васильевича Киреевского, который был тесно связан с оптинскими старцами.

После войны, когда в Германии была безработица, голод, Смолич зарабатывал на жизнь, торгуя книгами. А потом, когда положение в Германии стабилизировалось, он стал сотрудником Восточноевропейского института при Свободном университете в Западном Берлине. Он входил в НИИ этого университета, где продолжал изучать историю.

В это время Смолич являлся прихожанином Воскресенского собора в Западном Берлине, кафедрального собора Германской епархии Московской патриархии.

Целью научных трудов Игоря Смолича было создание монументального свода по Истории Русской Церкви. Сам он писал о том, что, исходя из насущных церковных потребностей, он решил «предпослать истории более раннего периода церковную историю XVIII—XIX веков, то есть периода, начатого глубокими преобразованиями Петра Великого». Однако именно этот труд по истории Синодального периода стал вершиной его научной деятельности.

За свою научную деятельность историк получил степень доктора философии, а в 1964 году Свято-Сергиевский Богословский институт присудил ему звание доктора богословия honoris causa.

Ему не суждено было осуществить свой всеобъемлющий замысел. В 1970 году историк почувствовал все увеличивавшийся упадок сил и с большим трудом почти сумел завершить второй том своей Истории Синодального периода. Работа над церковной историей России от Крещения до 1700 года так и осталась на подготовительной стадии.

Скончался 2 ноября 1970 года в Берлине. Похоронен на православном кладбище Тегель в Западном Берлине.

Публикации

• Leben und Lehre der Starzen. — Vienne, 1936. 226 s. (2-е издание — Koln, 1952; французский перевод — Париж, 1967; русский перевод — «Жизнь и учение старцев» опубликован в «Богословских трудах» (Вып. 30) и в сборнике трудов И. К. Смолича «Русское монашество» (М., 1997).
• Das Alt-Russische Monchtum. — Wurzburg, 1940 (Русский перевод — Русское монашество. — М., 1997).
• Russisches Monchtum: 1448—1917. — Wurzburg, 1953. 556 s. (Русский перевод — Русское монашество. — М., 1997).
• Die Russische Kirchliche Mission in Jerusalem. 1950.
• Geschichte der Russische Kirche. — Leiden, 1964 (Русский перевод — История Русской Церкви: 1700—1917. — М., 1997).
• История Русской Церкви: 1700—1917: В 2 частях. — М.: Валаамский монастырь, 1997: Ч. 1. 800 с.; Ч. 2. 798 с. (История Русской Церкви. Кн.8. Ч.1, 2).
• Русское монашество: 988—1917; Жизнь и учение старцев. — М.: Православная энциклопедия, 1997. − 608 с. (Приложение к «Истории Русской Церкви»)

Отрывок, характеризующий Смолич, Игорь Корнильевич

Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.