Тыловое обеспечение

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Снабжение»)
Перейти к: навигация, поиск

Тыловое обеспе́чение[1] (Интендантство или иност. военная логистика) — обеспе́чение (снабжение) вооруженных сил в мирное и военное время вооружением, боеприпасами, топливом, продовольствием и т. п., то есть комплекс мероприятий, направленных на удовлетворение финансовых, материально-технических, хозяйственных, противопожарных, автотранспортных, медицинских, торгово-бытовых и других потребностей ВС государства.

Следует заметить что термин тыловое обеспечение в советском/российском военном деле, несёт в себе более объёмный спектр значений, чем термин военная логистика по своей сути, поскольку связано не только с перемещением материальных средств, финансовыми и транспортными мероприятиями (подпадающими под определение термина логистика), но включает в себя такие сферы не связанные с логистикой как медицинское обеспечение, ремонтно-восстановительные службы, коммунально-эксплуатационная служба и так далее.

Тыловое обеспечение включает в себя организацию и осуществление мероприятий тыла по поддержанию в боеспособном состоянии войск (сил), обеспечение их всеми видами материальных средств и создание условий для выполнения поставленных перед ними задач.

В ВС США на одного военнослужащего формирования участвующего в военных действиях приходится 7 — 10 военнослужащих различных видов тылового обеспечения, а ещё в этом участвуют и гражданские специалисты. В ВС России на одного военнослужащего боевого и тылового (спецвойска и спецслужбы) обеспечения приходится 5 военнослужащих родов войск (сил) видов ВС.





Виды[1]

  • Материальное;
  • Транспортное;
  • Техническое;
  • Медицинское;
  • Ветеринарное;
  • Торгово-бытовое;
  • Квартирно-эксплуатационное;
  • Финансовое;
  • Инженерно-аэродромное;
  • Аэродромно-техническое;
  • Аварийно-спасательное обеспечение (ВМФ);

История

Древний мир

Примером хорошо продуманного тылового обеспечения может служить поход Александра Македонского через пустыню в Египет в 332 году до н. э., когда этот полководец сумел организовать бесперебойное снабжение продовольствием, водой и фуражом своего войска, состоящего из 65 000 воинов и 8 900 животных.

Тыл и снабжение римских армий были устроены так, что позволяли свободно маневрировать полевой армии, достигавшей численности в 70—80 тысяч. Римляне, используя водные пути в период весеннего половодья, сосредоточивали продовольственные запасы в складах, расположенных в укреплениях на границе там, где они намечали крупную операцию. В частности, при операциях против германцев римское войско снабжалось из крепости Ализо, расположенной в верховьях реки Липпе, притока Рейна, а затем, когда при наступлении вглубь Германии римское войско отдалялось от этой крепости, то её снабжение осуществлял транспортный флот, который спускался по Рейну в море, огибал побережье современной Голландии и поднимался вверх по Эмсу, Везеру и Эльбе.

Такая система снабжения давала римлянам огромное преимущество над варварами, которые использовали только продовольственные запасы, взятые каждым из дому, и то продовольствие, которое они находили на месте. Так, когда Юлий Цезарь приступил к завоеванию Бельгии, то он с войском в 50—60 тысяч воинов, а с нестроевыми — около 100 000 человек, расположился в укрепленном лагере на северном берегу реки Энм, где против него собрались все племена белгов (по свидетельству самого Цезаря — 300 000 человек, по оценке Дельбрюка — 30-40 тысяч). Войско Цезаря снабжалось водным путём, а белги вскоре начали ощущать голод. Они не могли атаковать римский лагерь и разошлись по своим селениям. Тогда Цезарь перешёл в наступление и покорил одно племя за другим.[2]

Средние века

В Средневековье обычно войско было вынуждено везти продовольствие с собой в обозе, так как отсутствовала система централизованного снабжения, а закупки продовольствия на месте были затруднены из-за неразвитости денежного обращения. Так, при войне Карла Великого с саксами каждый воин был обязан явиться на сборный пункт с трёхмесячным запасом продовольствия. Поэтому война могла продолжаться только короткое время, так как запас продовольствия нужно было сохранить на обратный путь. За средневековым войском численностью несколько тысяч человек тянулся на многие десятки километров обоз в несколько тысяч повозок и тысячные гурты скота.[3]

Новое время

В начале Нового времени не было крупных закупок государством продовольственных припасов. Наемные солдаты сами приобретали себе все необходимое. В наёмных армиях европейских стран существовала «маркитантская» система снабжения — за армиями двигались обозы торговцев (маркитантов), продававших воинам продовольствие и фураж. При этом запасы ядер и пороха войска перевозили с собой обычно на весь период военных действий.

Но уже в XVI веке армии, уже достигавшие численности десятков тысяч человек, начали использовать централизованные склады (магазины), из которых правительство передавало командирам отдельных отрядов, испытывавшим затруднения при закупке продовольствия на рынке, продовольственные припасы для их солдат по заготовительной цене, с соответственным вычетом из жалованья солдат.

Снабжение продовольствием начала централизоваться впервые у народов, часто использовавших морские десантные экспедиции — у англичан и испанцев (особенно для «Непобедимой армады» последних). Во французской армии магазинная система снабжения начала создаваться в конце тридцатилетней войны, когда войскам приходилось действовать в совершенно опустошенной Германии. Военный министр Людовика XIV Лувуа расположил продовольственные склады в крепостях, особенно в тех районах, которые должны были являться базой намечаемого похода.

Благодаря магазинам, французская армия получила значительные выгоды: противники Франции могли начинать кампанию очень поздно — лишь в конце мая или в начале июня, когда подрастали подножный корм и посевы и можно было снабжать многочисленную конницу зелёным кормом. Французская же армия, получавшая сухой фураж из магазинов, могла сосредоточиваться с зимних квартир и приступать к операциям раньше противника.

По мере развития централизованного снабжения армии началась борьба с присутствием в тылу армии громадного количества женщин, которые раньше покупали продовольствие солдатам и готовили им пищу. Вместо многочисленных солдатских жен, за армией стали следовать лишь немногие маркитантки.

Постепенно сложилась так называемая пятипереходная система — армия получала регулярное довольствие при удалении не свыше, чем на 5 переходов от магазина. Не далее, чем в трех переходах от магазина устраивались полевые хлебопекарни и организовывался подвоз муки из магазина в хлебопекарни. Армия удалялась не свыше 2 переходов от хлебопекарен и хлебный транспорт с подъемной силой на 6 дневных дач хлеба, по расчёту двух суток пути в один конец, двух — на возвращение и двух суток на нагрузку, разгрузку, задержки и отдых доставлял ей хлеб. Но гораздо труднее было организовать подвоз овса, которого лошадям армии требовалось очень много. Поэтому снабжение сухим фуражом осуществлялось лишь при действиях вблизи от магазина или при возможности использования речного транспорта, а в остальных случаях приходилось заготавливать фураж на месте.

Очень скоро другие европейские государства переняли у французов магазинную систему снабжения. Вопросы довольствия стали определяющими для стратегии. Так, Фридрих Великий говорил: «Не я здесь командую, а хлеб и фураж». Он активно пользовался речными путями для закладки новых магазинов и транспортирования запасов.

Магазинная система с одной стороны давала полководцу большую свободу, но с другой стороны, определяла направление и размах операций. Всё большее значение стали приобретать продовольствие и фураж, подвозимые из не охваченных военными действиями регионов страны. Создавались также подвижные склады с запасом продовольствия в размере месячной потребности, которое возились вслед за войсками в обозе.[4]

Революционная армия Французской Республики из-за беспорядка в администрации тыла не могла полностью полагаться на магазинную систему и ей часто приходилось заготавливать продовольствие на месте. Солдат должны были кормить жители, в домах которых они располагались на постой. При быстром передвижении войск, особенно в не разоренной войной местности, это было возможно, но в период остановок требовался подвоз хотя бы части хлеба. Обоз армии стал гораздо меньше, что сделало революционную армию очень манёвренной. Она отказалась от пятипереходной системы.

Армия Наполеона использовала обширные речные системы Германии для быстрого сосредоточения и переброски магазинов. Наполеоновская армия часто везла с собой и значительные подвижные запасы. Кроме того, увеличившиеся к началу XIX века продовольственные ресурсы Европы в связи с переходом к многополью и посеву картофеля, позволили ей обходиться во время стремительных маршей заготовками продовольствия на месте, без подвоза с тыла.[5] Наполеон заменил носимый солдатами в ранцах хлеб рисовыми лепешками и, вследствие большей питательности риса, было достигнуто уменьшение веса рациона.[6]

В XIX веке линии коммуникаций для снабжения армии устраивались обычно следующим образом: дорога разделялась на этапы величиной в 1 переход (30—40 километров) и в каждом этапном пункте устраивалась станция, состоящая из наскоро укрепленного поста, склада обуви, одежды и продовольственных запасов и госпиталя, под прикрытием небольшого гарнизона. К каждой станции приписывался участок окружающей местности для исполнения подводной и других повинностей.

Во второй половине XIX века для снабжения армии стали использоваться железные дороги. Начальным этапным пунктом стала служить одна из крупных железнодорожных станций в районе мирного расположения каждого из корпусов армии. На этой станции устраивался обширный магазин (называемый в немецкой армии «запасным», Ersatzmagazin). На больших железнодорожных станциях, на узлах сухопутных и речных сообщений по пути к театру военных действий устраивались «сборные магазины», в которых должны были постоянно находиться 5—6-дневные запасы для армии. Из них запасы посылались в действующую армию поездами, а с конечных станций доставлялись войскам гужевым транспортом.

Двадцатый век

Во время Первой мировой войны для снабжения фронта использовался в основном железнодорожный транспорт, а гужевой транспорт для доставки припасов в войска от конечных станций начали заменять автомобильным. Объёмы всего необходимого армиям, особенно боеприпасов, колоссально возросли по сравнению с войнами прошлого.

Во время Второй мировой войны объёмы снабжения фронтов стали ещё большими. Кроме того, намного увеличилось разнообразие потребностей воюющих армий. Так, американский каталог военных предметов и деталей к ним содержал 2 700 000 наименований и состоял из 479 томов весом в 110 кг. Любая мелочь могла быть с фронта заказана со ссылкой на шифр этого каталога. Германская группа армий «Центр» (до 1 800 000 человек) обслуживались в среднем 1700 поездов в месяц. В 19431945 годах советские войска получали от промышленности ежегодно примерно 100 000 миномётов, 120 000 орудий и 450 000 пулемётов. В Берлинской операции 1945 года было израсходовано около 25 000 тонн снарядов[6].

Во время Второй мировой войны для снабжения войск начал использоваться воздушный транспорт. Немцы использовали «воздушный мост» для снабжения десанта на Крите и окруженных группировок под Демьянском и Сталинградом. Американцы использовали трансконтинентальный «воздушный мост» по линии Бразилия — Нигерия — Судан — Египет[6].

Самыми яркими примерами военной логистики недавнего прошлого являются операции США в Ираке в 1991 годуБуря в пустыне») и в 2003 году. Эффективная система снабжения сыграла важную роль в успехе этих операций.

Тыловое обеспечение в ВС СССР

К началу 90-х годов тыловым обеспечением в ВС СССР, занималось ведомство под названием — Тыл ВС СССР в составе министерства обороны, возглавляемое начальником в генеральском звании в ранге заместителя министра обороны.

Организационно-штатные структуры (специализированные подразделения) тылового обеспечения присутствовали на всех уровнях от подразделений до объединений, начиная с уровня батальона.[7]

К примеру на уровне мотострелкового/парашютно-десантного/танкового батальона или артиллерийского дивизиона, задачи тылового обеспечения решал взвод материального обеспечения (в зависимости от штата существовало другое название — взвод снабжения, сокращённо — вмо или вс). Вмо/вс состоял из автомобильного отделения, отделения хозяйственного обслуживания и отделения технического обслуживания. Существовал также штат батальона, где кроме взвода материального обеспечения имелся и взвод технического обслуживания (вто).

Задачами вмо/вс являлись:

  • Транспортировка к боевым порядкам батальона/дивизиона всего необходимого для выполнения боевой задачи (боеприпасы, топливо, продовольствие и так далее.)
  • Организация полевого питания и обслуживания военнослужащих (разворачивание полевых кухонь и столовых, пунктов обогрева личного состава, пунктов помывки личного состава и так далее.)
  • Ремонт в полевых условиях боевой техники, автомобильной техники и вооружения.

На уровне роты/батареи — все вопросы тылового обеспечения контролировали и решали старшина, заместитель командира роты/батареи по технической части (техник (старший техник) роты/батареи) и санинструктор.[8]

Начиная с уровня батальона/дивизиона, существовала офицерская штатная должность, полностью отвечавшая за тыловое обеспечение — заместитель командира батальона по тылу. За техническое обеспечение ответственность нёс заместитель командира батальона по технической части (по вооружению).

Медицинское обеспечение осуществлялось медицинским пунктом (МП) батальона, представлявшим собой фельдшерское отделение со штатным автотранспортом (УАЗ-452, ЛуАЗ-967), возглавляемое начальником медпункта в офицерском звании.

На уровне полка/бригады штатными подразделениями тылового обеспечения являлись — рота материального обеспечения (рмо), ремонтная рота (ремр) и медицинская рота (медр). Медицинская рота имела лазарет в пункте постоянной дислокации (ППД) и разворачиваемый в полевых условиях полковой полевой госпиталь (ВГ).

Также в штате части/соединения, начиная с уровня отдельная рота/отдельный батальон/полка (корабль)/бригады/корпус, имелись специальные службы (отделы) в штабе — продовольственная служба, вещевая служба, финансовая служба, медицинская служба, автомобильная служба, бронетанковая служба, служба ракетно-артиллерийского вооружения, служба горючего и смазочных материалов, ветеринарная служба.

При каждом военном городке/гарнизоне, которые могли объединять в себе несколько воинских частей, существовала квартирно-эксплуатационная часть (КЭЧ), обеспечивавшая эксплуатационно-техническое обслуживание солдатских казарм, служебных зданий на территории городка и жилищно-коммунальное обслуживание домов офицерского состава (ДОС).

На уровне дивизии штатными подразделениями тылового обеспечения являлись отдельный батальон материального снабжения (обмо), отдельный ремонтно-восстановительный батальон (орвб), отдельный медико-санитарный батальон (омедсанб).

На уровне армии (флотилия)/группы войск/округа (группа, флот) (в зависимости от задач, ТВД и так далее) штатными формированиями тылового обеспечения являлись — отдельная бригада материального обеспечения, отдельная автомобильная бригада, отдельная трубопроводная бригада, окружной военный госпиталь (ВГ), базы хранения вооружения и техники (БХВТ) и так далее.

См. также

Напишите отзыв о статье "Тыловое обеспечение"

Примечания

  1. 1 2 Большая советская энциклопедия (БСЭ), Третье издание, выпущенной издательством «Советская энциклопедия» в 1969—1978 годах в 30 томах.
  2. [www.zealot.h1.ru/history/evolution/chap3.html Свечин А. А. Эволюция военного искусства. Том I. — М.-Л.: Военгиз, 1928]
  3. [www.zealot.h1.ru/history/evolution/chap4.html Свечин А. А. Эволюция военного искусства. Том I. — М.-Л.: Военгиз, 1928]
  4. [www.zealot.h1.ru/history/evolution/chap9.html Свечин А. А. Эволюция военного искусства. Том I. — М.-Л.: Военгиз, 1928]
  5. [www.zealot.h1.ru/history/evolution/chap12.html Свечин А. А. Эволюция военного искусства. Том I. — М.-Л.: Военгиз, 1928]
  6. 1 2 3 [militera.lib.ru/science/0/pdf/messner_ea01.pdf Е. Э. Месснер. Лик современной войны. Буэнос-Айрес, 1959.]
  7. [commi.narod.ru/mforce/r75.htm 8 Организация частей ВС СССР в начале 1970-х годов]
  8. [ayaxy.mil.ru/articles/article4133.shtml Заместитель командира роты по вооружению (технической части, старший техник, техник роты)]

Литература

  • Большая советская энциклопедия (БСЭ), Третье издание, выпущенной издательством «Советская энциклопедия» в 1969—1978 годах в 30 томах;
  • Военный энциклопедический словарь (ВЭС), Москва (М.), Военное издательство (ВИ), 1984 г., 863 стр. с иллюстрациями (ил.), 30 листов (ил.);

Ссылки

  • [www.botanik-plus.ru/ekonomika/istoriya-vozniknoveniya-logistiki.html История возникновения логистики]
  • [6pl.ru/sb_pr/Jomini.htm Статья «Очерки военного искусства. ЖОМИНИ Глава VI. О логистике, или о практическом искусстве приводить армии в движение»]
  • [gatchina3000.ru/big/053/53678_brockhaus-efron.htm Статья «Коммуникация» в ЭСБЭ]
  • [target.ucoz.ru/publ/87 Тыловое обеспечение: каталог статей]
  • [nvo.ng.ru/concepts/2008-03-14/4_rearward.html А.Одинцов. А пока воз и ныне там. О перспективах развития тылового обеспечения в условиях рыночной экономики]
  • [www.rg.ru/2010/02/10/tyl.html Ю.Гаврилов. Должность под звездочкой. Тыловым обеспечением воинских частей займутся новые департаменты минобороны]
  • [www.oboznik.ru/ Сайт «Обозник». История тыла Российской армии.]
  • [wars175x.narod.ru/rs_sanit.html Краткий исторический очерк развития санитарных повозок русской армии 1797—1811]

Отрывок, характеризующий Тыловое обеспечение

– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.