Снарядный кризис 1915 года

Снарядный кризис (англ. Shell Crisis) — политический кризис 1915 года в Великобритании, вызванный непредвиденным сокращением запасов артиллерийских снарядов на фронтах Первой мировой войны, что было воспринято общественностью как неудовлетворительная работа военной промышленности страны, неспособной обеспечить британскую армию достаточным запасом боеприпасов, и повлёкло за собой падение уровня доверия правительству.

Развитие кризиса совпало по времени с неудачным началом Галлиполийской кампании и стало одной из главных причин отставки правительства. Не желая идти на досрочные выборы, премьер-министр Герберт Асквит был вынужден дать согласие на формирование коалиционного правительства, состоящего из представителей его собственной Либеральной партии и консерваторов.

Ход событий

После провала наступления на Обер-Ридж (эпизод второй битвы при Артуа), 9 мая 1915 года, главнокомандующий британскими войсками фельдмаршал Джон Френч в своём интервью корреспонденту The Times Чарльзу Репингтону отметил, что неудача связана с нехваткой артиллерийских снарядов. Репортаж о «снарядном скандале», опубликованный The Times в тылу, пестрил яркими деталями: «У нас недостаточно взрывчатых средств, чтобы сравнять вражеские окопы с землёй… Потребность в неограниченном количестве взрывчатки стала роковой преградой к нашему успеху». Таким образом, всё бремя ответственности возлагалось на британское правительство. Ещё более сенсационно выглядела версия событий в изложении Daily Mail, где прямо обвинялся государственный военный секретарь лорд Китченер, а статья вышла под заголовком «Трагическая ошибка лорда К».

Такой поворот событий сделал снарядный кризис одним из факторов, приведших к смене однопартийного либерального правительства Герберта Асквита. Хотя в дальнейшей истории Великобритании либералы ещё не раз входили в состав правительственной коалиции, однопартийного правительства Либеральной партии с мая 1915 года больше не существовало. Асквит сформировал новое коалиционное правительство. Контроль над военной промышленностью был передан новообразованному министерству вооружений, в котором должность министра вооружений досталась Дэвиду Ллойду Джорджу. Хотя лорд Китченер и сохранил за собой пост военного госсекретаря, за производством боеприпасов он уже не следил и постепенно был оттеснён на второй план в выборе военной стратегии государства.

Спустя пару месяцев после политического скандала, британский парламент принял Закон о вооружениях (англ. Munitions of War Act 1915), которым переводил частные оружейные предприятия в ведение министерства вооружений, наделив последнее правом регулировать заработную плату, рабочее время и условия труда на подчинённых заводах и фабриках. Кроме того, рабочие оружейных предприятий освобождались от призыва в армию. Таким образом, производство оружия в стране было полностью реструктуризовано.

Ссылки

• Michael Duffy. [www.firstworldwar.com/atoz/shellscandal.htm The Shell Scandal, 1915] (англ.). firstworldwar.com (22 August 2009). Проверено 19 августа 2011. [www.webcitation.org/67fb9IUNR Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Снарядный кризис 1915 года

Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.