Сначала женщины и дети

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Сначала женщины и дети» (англ. Women and children first) (реже «Построение „Биркенхеда“», Birkenhead Drill[1][2]) — историческое неписаное правило, согласно которому задача по спасению жизней женщин и детей имеет приоритет (как правило, при оставлении корабля и ограниченных спасательных ресурсах). Наибольшую известность фраза получила в связи с крушением лайнера «Титаник» в 1912 году, хотя первый известный случай использования этого принципа произошёл во время гибели судна «Биркенхед».

В течение XIX — начала XX века корабли, как правило, не были обеспечены достаточным количеством спасательных шлюпок для всех пассажиров и членов экипажа. Это было связано с тем, что многие пассажирские суда все ещё имели парусное вооружение, а пространство на палубах было чрезвычайно ценным для использования командой и размещения пассажиров-иммигрантов (во второй половине XIX века на многих лайнерах-трансатлантиках существовал так называемый IV класс, где ехали бескаютные пассажиры, ютившиеся на твиндеках). В 1870 году, отвечая на вопрос в Палате общин Соединённого Королевства о крушении «Нормандии», Джордж Шоу-Лефевр сказал[3]:

По мнению Торгового совета, будет невозможна погрузка стольких лодок на пароходы, ходящие между Францией и Англией, чтобы эти лодки вместили очень большое число пассажиров, которое зачастую несут суда. Они будут загромождать палубу и скорее прибавят опасности, нежели её уменьшат.

На рубеже XX века строились всё более крупные суда, что означало большее количество пассажиров на борту. Однако правила безопасности относительно спасательных шлюпок оставались неизменными. Британское законодательство предписывало снабжать спасательными шлюпками лишь суда, чей тоннаж был «10 000 брутто-регистровых тонн и более». Результатом такого подхода было возникновение моральных дилемм для пассажиров и экипажа терпящего бедствия судна: чья жизнь должна быть спасена при ограниченном числе спасательных шлюпок?

Первая известная практика пропуска вперёд детей и женщин возникла на борту судна Королевского военно-морского флота Великобритании «Биркенхед» в 1852 году[4]. Капитан корабля приказал посадить женщин и детей (20 человек) в единственную небольшую шлюпку, а мужчинам прыгать за борт. Однако основной контингент мужчин на борту составляли солдаты королевских вооружённых сил, и командовавший ими полковник, посчитав, что мужчины могут представлять опасность для благополучия шлюпки, отдал приказ выстроиться на палубе в шеренгу. Солдаты не сходили с места даже после разлома корабля на две части спустя 20 минут после кораблекрушения. В катастрофе выжило лишь 25 % мужчин, остальные утонули либо были съедены акулами. Никто из старших офицеров не спасся. Произошедший инцидент получил широкое освещение, и человеческая доблесть была увековечена в газетах и картинах того времени, воспета в стихах, таких как поэма «Солдат и матрос заодно» Редьярда Киплинга. Сэмюэль Смайлс в своей книге «Самопомощь» 1859 года описал применение принципа «сначала женщины и дети» во время осады Лакхнау[5], конкретная фраза появилась впервые в романе Уильма Дугласа О’Коннора «Харрингтон: Правдивая история любви»[6].

Однако Авдотья Панаева вспоминала, что И. С. Тургенев рассказывал ей о пожаре на пароходе, на котором он плыл из Штеттина в мае 1838 года, «причём, не потеряв присутствия духа, успокаивал плачущих женщин и ободрял их мужей, обезумевших от паники». Между тем, её знакомый, который тоже был на этом пароходе, опознал в Тургеневе того «молоденького пассажира», который «был наказан капитаном парохода за то, что он, когда спустили лодку, чтобы первых свезти с горевшего парохода женщин и детей, толкал их, желая сесть раньше всех в лодку, и надоедал всем жалобами на капитана, что тот не дозволяет ему сесть в лодку, причём жалобно восклицал: mourir si jeune! (умереть таким молодым!)»[7]. Сам Тургенев, уже будучи смертельно больным, подробно описывал этот эпизод, не выгораживая себя, но дополняя его примерами малодушия других пассажиров, в том числе некоего русского генерала, отталкивавшего женщин от лодок, и лишь мужество капитана и экипажа помогло спасению женщин, но, по словам Тургенева, при распределении мест в спасательной шлюпке возобладал сословный принцип.

Хотя фраза никогда не была частью международного морского права, она приобрела популярность после гибели «Титаника»[8]. Следствием применения этого принципа стало спасение 74 % женщин и 52 % детей, тогда как среди мужчин выжило лишь 20 %[9]. Офицеры «Титаника» по-разному интерпретировали приказ капитана Смита[10][11]. Многие из них пытались предотвратить посадку мужчин в шлюпки, другие приказывали мужчинам (зачастую — членам экипажа) сесть в шлюпках на вёсла, тогда как третьи при отсутствии женщин и детей заполняли шлюпки оставшимися пассажирами. Многие из мужчин, кто был спасён на шлюпках, включая представителя компании «Уайт стар лайн» Джозефа Исмея, были заклеймены общественным мнением как тру́сы[12].

С точки зрения международного морского права, никакой правовой основы для существования подобного принципа не существует. Согласно правилам Морской международной организации, у терпящего бедствие судна есть 30 минут на загрузку в шлюпки всех пассажиров и отход на безопасное расстояние от корабля[13]. История показывает, что применение принципа было скорее исключением, чем правилом. Исследование Уппсальского университета, опубликованное в 2012 году, показало, что историческая выживаемость взрослых мужчин при кораблекрушениях выше, нежели женщин или детей. В статье было проанализировано 18 морских катастроф, охватывающих период в полтора века с 1852 по 2011 год. То же исследование продемонстрировало, что по выживаемости члены экипажа имеют преимущество над пассажирами. Катастрофа «Титаника» является частным случаем и не даёт представления о морских традициях в целом[14].

Женская одежда, особенно одежда викторианской эпохи, играет свою роль в статистике выживания женщин в море. На гибнущем «Роял чартере» многие женщины продолжали одеваться на нижней палубе, вместо того чтобы подняться наверх и покинуть корабль. Громоздкие одежды также ограничивают возможность держаться на поверхности при сильном волнении на море[15].

Некоторые авторы утверждают, что весь принцип «сначала женщины и дети» является лишь следствием гендерного различия и может быть использован для обоснования неравенства в обычной ситуации[16]. Британская элита использовала миф о рыцарском поведении мужчин в море, чтобы оправдать ненаделение женщин правом голоса. Согласно аргументации, не было никакой причины для наделения правом голоса женщин, так как мужчины и так всегда будут ставить их интересы превыше своих собственных[17].

Напишите отзыв о статье "Сначала женщины и дети"



Примечания

  1. Kipling R. [books.google.com/?id=76QI2lskupEC Collected Verse of Rudyard Kipling]. — Kessinger, 2005. — P. 305. — ISBN 1-4179-0750-9.
  2. Anson R. [books.google.com/books?ei=yQmMT4OQNNCziQecndXuCQ Double Star]. — Gregg Press, 1978. — P. 169. — ISBN 0-8398-2446-7.
  3. [books.google.com/books?id=vs8MAQAAIAAJ&pg=PA323 The Parliamentary debates]. — 1870: H. M. Stationery Office, 21 March 1870. — Т. 200. — P. 323-324.
  4. Doughty S. [www.dailymail.co.uk/debate/article-2087373/Costa-Concordia-cruise-ship-crash-So-women-children-first.html So much for women and children first: Italian cruise disaster shows men need to be reminded of the rules of gallantry] (англ.). dailymail.co.uk (17 January 2012). Проверено 13 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BorWnqWz Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  5. Smiles S. [www.gutenberg.org/etext/935 Self-Help]. — 1859. — ISBN 1-4068-2123-3.
  6. [www.phrases.org.uk/meanings/women-and-children-first.html Women and children first] (англ.). phrases.org.uk. Проверено 13 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BorY01C5 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  7. [az.lib.ru/p/panaewa_a_j/text_0010.shtml Авдотья Панаева. Воспоминания]. — 2002. — 448 с. — ISBN 5-8159-0198-9.
  8. Marshall L. [books.google.com/books?id=UvwNDSWNe7kC Sinking of the Titanic and Great Sea Disasters]. — 2004. — ISBN 1-4191-4735-8.
  9. Anesi C. [www.anesi.com/titanic.htm Titanic Disaster: Official Casualty Figures and Commentary] (англ.). anesi.com. Проверено 13 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BorZLNUw Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  10. Lord W. A Night to Remember. — New York: Bantam, 1997. — P. 63. — ISBN 978-0-553-27827-9.
  11. Ballard R. The Discovery of the Titanic. — Toronto: Madison, 1987. — P. 37. — ISBN 978-0-446-67174-3.
  12. Benedict M., Gardner R. When That Great Ship Went Down // In the face of disaster: true stories of Canadian heroes from the archives of Maclean's. — New York: Viking, 2005. — P. 204. — ISBN 0-670-88883-4.
  13. By Tom de Castella. [www.bbc.co.uk/news/magazine-16576289 Costa Concordia: The rules of evacuating a ship] (англ.). bbc.co.uk. Проверено 13 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bora8aiJ Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
  14. Elinder M., Erixson O. [www.nek.uu.se/Pdf/wp20128.pdf Every man for himself: Gender, Norms and Survival in Maritime Disasters]. — Uppsala Universitet, 2012. [web.archive.org/web/20120515024230/www.nek.uu.se/Pdf/wp20128.pdf Архивировано] из первоисточника 15 мая 2012.
  15. Stilgoe J. [books.google.com/books?id=KvB6NPbSByAC&pg=PA234 Lifeboat]. — University of Virginia Press, 2003. — P. 234. — ISBN 0-8139-2221-6.
  16. [www.sunypress.edu/p-4158-women-and-children-first.aspx Women and Children First: Feminism, Rhetoric, and Public Policy] / ed. Meagher S.. — SUNY Press, 2004. — ISBN 978-0-7914-8285-8.
  17. Lucy Delap. [www.cam.ac.uk/research/discussion/shipwrecked-women-and-children-first Shipwrecked: women and children first?] (англ.). University of Cambridge Research (20 January 2012). Проверено 12 августа 2014.

Ссылки

  • [www.logoi.com/notes/titanic/women_children_first.html Titanic - Women And Children First!] (англ.). logoi.com. Проверено 13 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Borcpnyk Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Сначала женщины и дети

– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.