Северус Снегг

Эта статья является частью цикла статей о волшебном мире Гарри Поттера.

Оригинал	Росмэн	Народные переводы	Мария Спивак	Бялко—Левитова
Severus Snape	Северус Снегг	Северус Снейп	Злодеус Злей	Северус Снейк

Персонаж мира Гарри Поттера
Алан Рикман в роли Северуса Снегга в фильме «Гарри Поттер и Орден Феникса»
Северус Снегг
Пол	мужской
Цвет волос	чёрные, до плеч
Факультет	Слизерин
Чистота крови	Полукровка
Сторона	Орден Феникса Хогвартс
Патронус	Лань (в оригинале «doe», олениха); такой же, как у Лили Эванс
Волшебная палочка	13,5 дюймов (в фильме), сердцевина из сердечной жилы дракона
Первое появление	Гарри Поттер и философский камень
Роль в фильмах	Алан Рикман Алек Хопкинс (юность) Бенедикт Кларк (детство)

Се́верус Снегг (оригинальное звучание фамилии — Снейп, англ. Severus Snape; 9 января 1960 — 2 мая 1998) — персонаж серии книг Дж. К. Роулинг о Гарри Поттере. Преподаватель зельеварения (1981—1996) и защиты от Тёмных искусств (1996—1997) в школе чародейства и волшебства «Хогвартс», декан факультета Слизерин в 1981—1997, директор Хогвартса в 1997—1998. Пожиратель Смерти и член Ордена Феникса одновременно, двойной агент.

Внешность и манеры

Глаза у него [Снегга] были чёрные, как у Хагрида, только в них не было того тепла, которым светились глаза великана. Глаза Снегга были холодными и пустыми и почему-то напоминали тёмные туннели.
«Гарри Поттер и философский камень»

Это был худой человек с нездорового цвета кожей, крючковатым носом и сальными, до плеч, волосами.
«Гарри Поттер и Тайная комната»

Также неоднократно подчёркивается сходство Снегга в длинной чёрной мантии с огромной летучей мышью.

Снегг нелюдим, крайне резок и неприятен в общении, очень строг к студентам и придирается к ним по малейшему поводу (особенно к студентам факультета Гриффиндор и лично Гарри). В фильме «Гарри Поттер и Кубок огня» Снегг даже даёт подзатыльники студентам, которые разговаривают на его уроке, однако в книгах о подобном рукоприкладстве не упоминается.

Семья

Происхождение Снегга в основном стало известно из его воспоминаний. Родители Снегга — чистокровная волшебница Эйлин Принц и магл Тобиас Снегг. Этот факт делает его полукровкой (отсюда и прозвище «Принц-полукровка»), что является большой редкостью для Пожирателей смерти, как отмечено в последней книге. Снегг провёл своё раннее детство с родителями в маленьком домике в Паучьем тупике. Когда Снегг был ребёнком, его родители часто шумно ссорились. Снеггу очень хотелось покинуть свой дом, чтобы отправиться в Хогвартс. К концу последнего романа Гарри Поттер проводит параллели между своим детством, детством Снегга и Волан-де-Морта. Волан-де-Морт не знал и не любил своих родителей. В приюте некому было научить его любви к другим людям. Снегг уважает и, вероятно, любит свою мать, которая заботилась о нём в меру своих сил, но ненавидит отца-тирана.

Развитие образа в серии романов

По мере развития сюжета романов читатели постепенно узнают всё новые подробности о Снегге, его образ становится всё более сложным и неоднозначным, а его роль в сюжете становится более важной. Бо́льшая часть биографии Снегга (детство, учёба в Хогвартсе, а также взаимоотношения с Лили Поттер и Альбусом Дамблдором) приводится в самом конце серии романов о Гарри Поттере, в 33 главе седьмой книги (глава «История Принца»).

«Гарри Поттер и философский камень»

При первом же появлении Снегга в книге «Гарри Поттер и философский камень» Гарри сразу начинает подозревать его в причастности к злым делам из-за его мрачной отталкивающей внешности и ещё более неприятного характера. Гарри узнаёт школьную легенду о том, что Снегг знает всё о Тёмной магии и каждый год пытается занять место преподавателя защиты от Тёмных искусств, но директор не доверяет ему эту должность. С самого первого урока зельеварения Северус Снегг обращается с гриффиндорцами, особенно с Гарри Поттером, резко и несправедливо. До конца первой книги ни читатель, ни Гарри Поттер не знают причин его ненависти и постоянных придирок. В результате расследования действий Снегга и обстоятельств, связанных с Философским камнем, Гарри, Рон и Гермиона приходят к, казалось бы, логичному выводу, что Снегг хочет убить Гарри Поттера и украсть философский камень. Лишь в конце первой книги оказывается, что это пытался сделать не Снегг, а Квиринус Квиррелл. В беседе с Квиреллом выясняется, что Снегг противодействовал Квирреллу и защищал Гарри Поттера. Альбус Дамблдор также сообщает Гарри, что в школе Джеймс Поттер был соперником Снегга.

«Гарри Поттер и Тайная комната»

Несмотря на то, что Снегг пытался спасти жизнь Поттеру, никакого примирения между ними не происходит. Уже в начале второй книги Снегг резко отчитывает Гарри и Рона за несанкционированное использование магии вне школы и советует Минерве Макгонагалл отчислить их обоих из Хогвартса. На протяжении 2-6-й книг Снегг так же груб и несправедлив с гриффиндорцами, особенно с Гарри Поттером, как и в начале серии.

Роль Снегга во второй книге невелика, однако в эпизоде с его участием — в первом и единственном занятии Дуэльного клуба — появляется информация, важная для развития сюжета серии. В этом эпизоде Гарри впервые узнаёт обезоруживающее заклинание «Экспеллиармус», которое затем неоднократно спасало жизнь и разум самому Гарри и его друзьям.

«Гарри Поттер и узник Азкабана»

В третьей книге выясняется одна из причин ненависти Снегга к отцу Гарри: Джеймс Поттер и его друзья (в первую очередь Сириус Блэк) травили Снегга во время учёбы в Хогвартсе. А в конце пятого курса Снегг едва не погиб, отправившись по совету Сириуса в потайной ход, который вёл в Визжащую хижину, где прятался оборотень Римус Люпин во время своих превращений. В тот раз Джеймс Поттер спас Снеггу жизнь, вытащив его из туннеля. В конце третьей книги Снегг отказывается верить в невиновность Сириуса Блэка, способствуя его задержанию, а также разглашает, что Люпин — оборотень.

Также становится известно, что Снегг действительно блестящий зельевар — один из немногих, способных правильно приготовить сложнейшее ликантропное зелье, помогающее оборотням вести себя спокойно в волчьей форме. Люпин, для которого прием этого зелья был необходимым условием пребывания в Хогвартсе, весь год поневоле зависит от помощи Снегга, своего школьного врага.

«Гарри Поттер и Кубок огня»

В четвёртой книге выясняется, что Снегг был Пожирателем смерти, но перешёл на сторону Дамблдора, стал его внедрённым агентом и был оправдан. Однако причина, по которой Снегг отказался служить Волан-де-Морту, остаётся неясной. В конце книги Снегг куда-то отправляется по специальному заданию Дамблдора, при этом выглядит взволнованным. Гарри предполагает, что Снегг снова начнёт шпионить.

«Гарри Поттер и Орден Феникса»

В начале пятой книги оказывается, что Гарри угадал: Снегг снова вернулся к Волан-де-Морту по просьбе Дамблдора. Также Снегг оказывается членом Ордена Феникса, он появляется на собраниях Ордена и докладывает о планах Волан-де-Морта. О том, что́ Снегг докладывает Волан-де-Морту и насколько тот ему доверяет, читателям не сообщается. Сириус, вынужденный скрываться в доме своих родителей, где находится и штаб Ордена, не скрывает своего недоверия и ненависти к Снеггу, Снегг ненавидит его не меньше.

После проникновения Гарри Поттера в сознание Волан-де-Морта Гарри вынужден брать уроки окклюменции у Снегга. На одном из таких уроков, когда Снегг выходит из кабинета, Гарри, раздираемый любопытством, решается окунуться в Омут памяти, куда Снегг прятал свои воспоминания перед началом каждого урока. Погрузившись туда, он видит очень неприятную сцену издевательства своего отца и его приятелей над Снеггом: после экзаменов на пятом курсе Джеймс Поттер заклинанием поднял Снегга в воздух и предложил снять с него штаны. Сириус и Питер поддерживали Джеймса, а Люпину было стыдно за друзей, но он не вмешивался. Психологическая травма, нанесённая Снеггу Джеймсом и Сириусом, «кровоточила» до самой смерти.

Вернувшись, Снегг насильно вытаскивает Поттера из Омута памяти и выгоняет его. После этого Гарри не отваживается больше приходить к Снеггу на уроки окклюменции. Гарри шокирован поведением своего отца и Сириуса и гораздо лучше, чем раньше, понимает причины ненависти Снегга к ним. Тем не менее, Гарри опять не может понять, почему Дамблдор так уверен в преданности Снегга, если Снегг с детства враждовал с членами Ордена.

«Гарри Поттер и Принц-полукровка»

В начале шестой книги Беллатриса обвиняет Снегга в неверности Тёмному Лорду:

— А какая от тебя была польза? — фыркнула Беллатриса. — Какие такие ценные сведения мы от тебя получили? — Я передаю свои сведения непосредственно Тёмному Лорду, — сказал Снегг. — Если он не считает нужным делиться с вами… Гарри Поттер и Принц-полукровка

После этого Нарцисса просит Снегга защитить её сына Драко, а также помочь ему выполнить приказ Тёмного Лорда. И Снегг, к изумлению Беллатрисы, соглашается на обе просьбы и скрепляет своё согласие Непреложным Обетом.

В этом году Снегг наконец становится преподавателем защиты от Тёмных Искусств. На уроках он говорит о тёмной магии с уважением, что очень раздражает Гарри.

Подозрения Гарри против Снегга усиливаются, когда он подслушивает разговор Снегга с Драко Малфоем. В ходе беседы Снегг просит Малфоя открыть ему, в чём заключался приказ Волан-де-Морта, и обещает содействие. Гарри сообщает обо всём Дамблдору, который, однако, заявляет, что по-прежнему доверяет Снеггу.

Кроме того, Гарри узнаёт, что именно Снегг донёс Тёмному Лорду информацию о пророчестве, касающемся Гарри. Ненависть Гарри к Снеггу от этой информации усилилась. При этом Дамблдор сказал Гарри, что передача пророчества Волан-де-Морту была, вероятно, самой большой ошибкой в жизни Снегга.

В конце книги Снегг убивает Дамблдора на глазах у Гарри (после того, как этого не смог сделать Драко Малфой). Гарри преследует убегающего Снегга, позже рассказывает об убийстве другим и решает отомстить. Снегг, убегая из Хогвартса, не сделал попытки убить Гарри (хотя легко обезоружил его) или доставить к Тёмному Лорду, напоминая и остальным пожирателям смерти, что Волан-де-Морт займётся Гарри лично.

Также читатели узнают, что Снегг родился в семье чистокровной волшебницы Эйлин Принц и магла Тобиаса Снегга, из-за чего называл себя Принцем-полукровкой. И именно Снеггу принадлежал исписанный пометками учебник, из которого Гарри на шестом году обучения почерпнул множество полезных советов по зельеварению и заклинаниям, в том числе тёмным.

«Гарри Поттер и Дары Смерти»

Седьмая книга вновь начинается со сцены с участием Северуса Снегга. На собрании Пожирателей Смерти Снегг говорит дату, когда Гарри будут переправлять из дома его дяди и тёти в безопасное место. Он спорит по этому поводу с другим Пожирателем, Яксли, и оказывается, что Волан-де-Морт больше верит версии Снегга. Результатом точной информации Снегга становится одновременное нападение многих Пожирателей на Гарри и его друзей. В ходе нападения гибнут Грозный Глаз Грюм и Букля.

После захвата власти Волан-де-Мортом Снегг становится директором Хогвартса. Об этом Гарри, Рон и Гермиона узнают из Ежедневного Пророка.

После Рождества, узнав от портрета Финеаса Найджелуса Блэка, бывшего директора Хогвартса, где находится Гарри, Снегг присылает своего патронуса в Королевский лес Дин, и тот показывает Гарри, где находится необходимый тому Меч Гриффиндора; при этом Поттер не понимает, кто его благодетель. Это создаёт ещё одну загадку последней книги.

Перед битвой за Хогвартс Снеггу приходится отбиваться сразу от трёх преподавателей и бежать из школы.

Во время финальной битвы Волан-де-Морт, ошибочно полагая, что Северус является владельцем Бузинной палочки, приказал убить его своей змее Нагайне, чтобы полностью использовать силу палочки. Перед смертью Снегг, которого Гарри Поттер по-прежнему считает предателем, успевает передать Поттеру свои воспоминания. Просмотрев воспоминания, Гарри, а вместе с ним и читатели, узнают истинные мотивы действий Снегга.

Оказывается, Снегг с детства любил мать Гарри — Лили. Когда Северусу было около десяти лет, он повстречал соседских девочек — Лили и Петунью Эванс — и понял, что Лили, как и он, обладает волшебной силой. Он стал рассказывать ей о волшебном мире и Хогвартсе, где им предстояло учиться. 1 сентября 1971 года они прибыли в Хогвартс, Лили была распределена в Гриффиндор, а Северус — в Слизерин. В этот же день началась непримиримая вражда между Снеггом и гриффиндорцами Джеймсом Поттером, Сириусом Блэком, Питером Петтигрю и Римусом Люпином.

В старших классах Снегг стал членом группы, включавшей Эйвери, Мальсибера, Люциуса Малфоя и других слизеринцев, которые позже стали Пожирателями смерти. Долгое время Лили Эванс сохраняла дружеские отношения со Снеггом, но её сильно пугало отношение Северуса к маглорождённым студентам, а также дружба со слизеринцами, интересовавшимися Тёмными искусствами. Когда Лили на пятом курсе увидела, как Джеймс и Сириус подвешивают Снегга вверх ногами, она заступилась за него, однако Северус обозвал Лили «грязнокровкой». После этого она окончательно порвала общение с ним, а через некоторое время начала встречаться с Джеймсом Поттером. Снегг приблизительно в это же время примкнул к Пожирателям Смерти.

В 1980 году он подслушал часть пророчества Сивиллы Трелони о том, что родится человек, который сможет победить Тёмного Лорда. Он рассказал об этом Волан-де-Морту, а тот решил, что речь идёт о сыне Джеймса и Лили Поттеров. Снегг просил Тёмного Лорда не убивать Лили, но безуспешно. Тогда Снегг пришёл к Дамблдору и попросил его спасти Лили. Взамен он пообещал выполнить всё, что Дамблдор прикажет. Дамблдор пообещал сделать всё возможное, чтобы защитить молодую женщину и её семью. С этого момента Северус Снегг стал шпионом Дамблдора и Волан-де-Морта одновременно, в действительности будучи на стороне Дамблдора. Несмотря на все свои старания, Дамблдор не смог защитить Поттеров. После их убийства он убедил Снегга, что единственный способ искупить вину перед Лили — это защищать её сына Гарри, чтобы не получилось, будто Лили погибла напрасно. Снегг согласился, но просил Дамблдора никому об этом не говорить. Таким образом, верность памяти Лили мотивировала Снегга выполнять приказы Дамблдора, подвергаясь смертельному риску со стороны как Пожирателей, так и Ордена Феникса. Дамблдор же сам заранее попросил Снегга убить его, зная, что в любом случае не проживёт больше года.

Также оказывается, что на протяжении седьмой части Снегг всё-таки помогал Гарри и его друзьям. Применив заклинание Конфундус к Наземникусу Флетчеру (члену Ордена Феникса), он внушил ему идею, как можно переправить Гарри из дома Дурслей (идея заключалась в том, что шестеро друзей Гарри выпьют Оборотное Зелье и превратятся в его двойников, чтобы сбить с толку Пожирателей Смерти). Кроме того, он помог Гарри и Рону добыть Меч Гриффиндора, необходимый им для уничтожения крестражей. Последний факт становится ясен, когда Гарри из воспоминаний Снегга узнаёт магическую форму Патронуса Снегга — лань. А именно Патронус в виде лани во время скитаний Гарри Поттера и его друзей привлёк внимание Гарри и привёл его к озеру, на дне которого был спрятан Меч Гриффиндора.

В эпилоге сообщается, что Гарри назвал одного из сыновей Альбусом Северусом, а самого Северуса Гарри называет одним из самых смелых людей, которых он когда-либо знал. Таким образом, Гарри всё-таки пересмотрел своё отношение к Снеггу, пусть и после его смерти.

Магические навыки

Профессор Снегг — искусный и опытный волшебник, это признаёт даже сам величайший тёмный маг Лорд Волан-де-Морт. Снегг виртуозно владеет окклюменцией и легиллименцией. Умелый дуэлянт. Обладает отличной реакцией, способен молниеносно отражать заклинания. Мастер зельеварения и невербальных заклинаний. Отлично владеет тёмной магией. Является самым сильным Пожирателем Смерти после Волан-де-Морта. Один из немногих магов, способных к непосредственной левитации.

Прототип

Вероятнее всего, реальным прототипом Снегга стал школьный преподаватель химии Джон Неттлшип по прозвищу Жало, от которого у Роулинг и её одноклассников остались не самые приятные воспоминания. Когда Неттлшип узнал, что его связывают с образом Снегга, он был очень огорчён. Но позже заявил:

Снегг достаточно ужасен, но если моё эксцентричное поведение в классе способствовало появлению какой-то части этих замечательных книг, это очень радует меня.

Оригинальный текст (англ.)  

Snape is pretty horrible, but if my eccentricities in the classroom helped to inspire a small part of these wonderful books, then I am very happy.

— Джон Неттлшип

Неттлшип, ныне вышедший на пенсию, вспоминает Джоан Роулинг как подававшую надежды, но тихую девочку. Он также заметил: «Её отношение к моим урокам больше напоминало Гарри на уроках Зелий, чем Гермиону».

Также на образ Снегга могла повлиять Сильвия Морган — суровая дама, преподававшая у Роулинг в начальной школе. В первый же день в школе Роулинг набрала в тесте только половину баллов и была пересажена на место «для тупых». Вскоре способности дали о себе знать, и её пересадили, но, как вспоминает Роулинг: «Это повышение обошлось мне слишком дорого. Миссис Морган заставила меня поменяться местами с моим лучшим другом».

Происхождение имени

Имя Северус заимствовано Роулинг у римского императора Септимия Севера (лат. Lucius Septimius Severus), который восстановил вал Адриана в районе английской деревни Снейп^en в Северном Йоркшире. Название этой деревни стало фамилией профессора. Кроме того, в выборе имени и фамилии прослеживается игра слов — имя родственно английскому слову «severe» (суровый, жестокий) а фамилия имеет параллели со «snake» (змея) и «snap» (резкое, отрывистое движение; злобная реплика; внезапное похолодание). Расхождения при переводе имени персонажа на русский разными переводчиками связаны с попытками сохранить эту игру слов.

Северус Снегг в фанатской субкультуре

Поскольку многие поклонники считают Снегга самым неоднозначным и интересным персонажем серии книг о Гарри Поттере, у него возникло множество почитателей. Они также отдают должное исполнению роли Снегга актёром Аланом Рикманом.

Вопрос: Кто ваши любимые герои?
Роулинг: У меня их много. Мне очень нравятся Гарри, Рон, Гермиона, Хагрид и Дамблдор. Я люблю писать о Снегге — хотя его не всегда можно назвать приятным человеком, писать о нём очень интересно.
Вопрос: А мы узнаем больше о Снегге?
Роулинг: В книгах всегда бывает много о Снегге, потому что это не герой, а подарок для автора. Я не решусь сказать, что он мне нравится… [Голос из зала: А мне нравится]. Вам нравится? Это меня очень тревожит. Вы говорите об Алане Рикмане или о Снегге? [Смеётся]. Хотя это книга, не жизнь, не так ли?
(J.K. Rowling Edinburgh Book Festival Excerpts, август 2004).

В книге «Гарри Поттер и Принц-полукровка» выяснилось, что Северусу Снеггу одновременно доверяли Волан-де-Морт и Дамблдор. В течение двух лет до выхода последней книги вопрос о том, на чьей стороне Снегг, был одной из самых обсуждаемых тем среди посетителей форумов и сообществ, посвящённых серии книг о Гарри Поттере. Многие полагали, что Снегг всё равно предан Дамблдору и был вынужден убить его по его же просьбе (как впоследствии оказалось, так и было). Фанаты строили многочисленные теории о прошлом Снегга и причинах смерти Дамблдора, основанные на некоторых деталях из шести опубликованных книг.

Корреспондент: Хорошо, тогда самый важный, самый главный вопрос по шестой книге. Снегг — злодей?
Роулинг: [Сдерживает смех] Ну вы же читали книгу. И как вы думаете?
Корреспондент: Есть теория о тайном сговоре, есть люди, которые будут утверждать…
Роулинг: Отчаянно цепляться за последнюю надежду… [смеётся]
Корреспондент: Да!
Роулинг: Ну, хорошо, вполне очевидно, что отношения Гарри и Снегга стали теперь такими же личными, как Гарри и Волан-де-Морта, если не больше. На ваш вопрос я ответить не могу, потому что это спойлер, что бы я ни сказала. Это настолько плотно связано с тем, что произойдет, когда они оба снова встретятся, что я не могу ничего вам сказать. К тому же сейчас появится десять тысяч разнообразных теорий, и я оторвусь как следует, читая их [смеётся]. Может, я злая, но я обожаю теории.
Корреспондент: Дамблдор планировал умереть?
Роулинг: [Пауза.] Думаете, из этого выйдет большая теория?
Корреспондент: Да. Большая-пребольшая.
Роулинг: [Пауза.] Ну, эту я отстреливать не хочу. [Смешок.] Я должна дать людям надежду.
Корреспондент: Она возвращает нас к вопросу, является ли Снегг двойным-двойным-двойным-тройным…
Роулинг: [Смеется] Двойным-двойным-четверичным-в-цатой-степени… ага.
(Интервью TLC и Mugglenet, 16 июля 2005).

Тем не менее споры о лояльности Снегга продолжались даже после публикации последней книги; некоторые читатели считают, что воспоминания, показанные Гарри, были полностью или частично подделаны. Джоан Роулинг заявила, что она восхищена тем фактом, что даже после выхода последней книги «Гарри Поттер и Дары Смерти» среди фанатов продолжаются спекуляции относительно истинной лояльности Мастера Зелий. Однако она подтвердила, что Снегг действительно был на стороне добра:

Вопрос: Вы считаете, Снегга можно назвать героем?
Роулинг: Да, я так считаю. Хотя он герой со множеством недостатков. Возможно, даже антигерой. Его никак не назовёшь приятным человеком, он остался злым, жестоким, он любит запугивать, сам страдает от чувства горечи и постоянной опасности. И всё же он любит и демонстрирует преданность этой любви. И в конечном счёте платит жизнью за эту любовь. По-настоящему героический поступок!
(Чат с Дж. К. Роулинг на сайте Bloomsbury, 30 июля 2007)

Некоторые фанаты убеждены, что Снегг на самом деле не умер, и собирают косвенные доказательства этого. Аргументом в пользу этой теории является отсутствие портрета Снегга в кабинете Директора (напротив, сразу же после смерти Дамблдора его портрет автоматически появился на стене). Впрочем, Роулинг объяснила отсутствие портрета иначе:

Вопрос: В последней сцене в кабинете директора не было портрета Снегга. Это случайно или преднамеренно?

Роулинг: Намеренно. Снегг фактически покинул директорский пост перед смертью, поэтому не заслужил быть включённым в августейшее общество. Тем не менее, мне нравится думать, что Гарри поспособствует тому, чтобы со временем портрет Снегга там появился.
(Чат с Дж. К. Роулинг на сайте Bloomsbury, 30 июля 2007).

Русскоязычные фанаты наиболее часто называют этого персонажа Снейп, предпочитая оригинальное звучание попыткам перевода «говорящей» фамилии.

Озвучивание в фильмах

• Русский дубляж — Алексей Рязанцев (студия Мосфильм для Каро-Премьер).

Критика и отзывы

• Журнал «Мир Фантастики» поставил Снегга на 2 место в списке «10 самых известных предателей в фантастике», заметив, что план предательства Снегга был придуман Дамблдором, а Северус лишь отличный исполнитель.

Ссылки

• [www.hp-lexicon.org/wizards/snape.html Snape Character profile на HP-Lexicon (англ.)]
• [ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Северус_Снегг Северус Снегг на Поттеромания Викия]
• [www.accio-quote.org/themes/snape.htm Interviews in which Rowling has given information about Snape] from accio-quote.org (англ.)

Отрывок, характеризующий Северус Снегг

– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]