Снегирёво (усадьба)

Снегирёво, или Черкутино — уничтоженная в советское время усадьба князей Салтыковых в одноимённом селении Владимирской губернии. Стояла у слияния рек Ворша и Медведка в 32 км от Кольчугина.

Усадьба была обустроена в самом начале XIX века хлопотами князя Николая Ивановича Салтыкова и его жены Натальи Владимировны, которые здесь же и похоронены. До возвышения Салтыковых им принадлежало поблизости имение Черкутино, название которого было перенесено и на новую усадьбу в Снегирево.

В 1804 г. был возведён небольшой усадебный дом и два миниатюрных флигеля, соединённых с ним низкой открытой колоннадой. Все три постройки были увенчаны бельведерами. За ними последовали церковь-усыпальница, хозяйственные постройки, каретный двор, оранжереи. Вокруг строений был распланирован обширный парк.

В начале XX века потомки князя Николая Ивановича потеряли к усадьбе интерес и продали её (в 1916 г.) товариществу заводов А. Г. Кольчугина. К 1928 году большинства старинных построек уже не существовало. Барский дом в середине XX века была перестроен до неузнаваемости: второй этаж (деревянный) разобрали и на его месте возвели каменный.

До XXI века сохранились здание богадельни и трёхнефная подколокольная церковь Крестовоздвиженья (1813 год) с криптой, где покоились останки Николая Ивановича, Сергея Николаевича, Алексея Дмитриевича и других членов этого семейства. В советское время церковь не закрывалась, но склеп был разорён. Отремонтирована в конце XX века.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Черкутино-Снегирёво

Отрывок, характеризующий Снегирёво (усадьба)

Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.