Снегов, Михаил Георгиевич

Михаил Георгиевич Снегов
Дата рождения	12 ноября 1896(1896-11-12)
Место рождения	деревня Мордвиново, Московская губерния, Российская империя
Дата смерти	25 апреля 1960(1960-04-25) (63 года)
Место смерти	Харьков
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1914—1959
Звание
Командовал	17-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Михаил Георгиевич Снегов (12 ноября 1896 — 25 апреля 1960) — советский военачальник, генерал-майор (1940), участник Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн. В 1941 году попал в немецкий плен, после войны вернулся в СССР и продолжил службу. В отставке с 1959 года.

Биография

Михаил Снегов родился 12 ноября 1896 года в деревне Мордвиново Московской губернии в крестьянской семье. После окончания гимназии в 1914 году он был призван по мобилизации в царскую армию. Участвовал в Первой мировой войне. В 1916 году Снегов окончил Алексеевское военное училище, дослужился до звания поручика и должности командира роты. В январе 1918 года он вступил в Московскую Красную гвардию, а в марте — в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. Принимал участие в Гражданской войне в боевых действиях против войск Каледина, Краснова, Деникина, Врангеля. Дослужился до должности командира бригады.

После войны до 1927 года Снегов занимал должности начальника штаба дивизии и корпуса в Московском военном округе. В 1927—1939 годах он работал в различных управлениях РККА, а в 1940 году был назначен командиром 8-го стрелкового корпуса Киевского особого военного округа. 4 июня 1940 года ему было присвоено звание генерал-майора.

Корпус Снегова принимал участие в Великой Отечественной войне с первого дня. 22 июня 1941 года он участвовал в составе 26-й армии Юго-Западного фронта в сражении с наступающими немецкими войсками в районе государственной границы СССР. 23 июня корпус перешёл в контратаку и отбил захваченный немцами накануне город Перемышль, после чего удерживал его до 26 июня. После мощных атак противника корпус был вынужден отойти к Станиславу. Во второй половине июля 1941 года корпус вёл бои под Уманью, в ходе которых попал в окружение. 7 августа в бою у деревни Лесозино Киевской области Снегов, получив ранение в ногу и контузию, был захвачен в плен. Первоначально Снегов лечился в немецком госпитале, затем он был вывезен в Германию, где содержался в нескольких лагерях для военнопленных. 4 мая 1945 года он был освобождён американскими войсками. Через советскую военную миссию по репатриации в Париже Снегов вернулся в СССР, где после проверки в органах НКВД он был восстановлен в кадрах Советской Армии.

В 1947 году он окончил Высшие академические курсы при Военной академии Генерального штаба, после чего занял должность начальника тыла Архангельского военного округа. В 1949 году Снегов был назначен заместителем командующего войсками Архангельского военного округа по строительству и расквартированию войск. В 1952 году он был переведён в Харьков, где до 1959 года работал начальником военной кафедры Харьковского института коммунального хозяйства. 31 октября 1959 года он был уволен в отставку по болезни. 25 апреля 1960 года Снегов умер в Харькове.

Награждён орденом Ленина (1946) и четырьмя орденами Красного Знамени (1938, 1941, 1946, 1949).

Литература

• Свердлов Ф. Д. Советские генералы в плену. — М.: Изд-во фонда «Холокост», 1999. — С. 246.

Отрывок, характеризующий Снегов, Михаил Георгиевич

– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.