Снег (операция советской разведки)

Операция «Снег» — операция советской разведки в начале сороковых годов, направленная на ликвидацию военной угрозы Советскому Союзу со стороны Японии. Целью операции было склонить Соединенные Штаты Америки к определенным шагам, которые должны отвлечь Японию от её экспансионистских шагов в отношении Советского Союза.

Ход операции

Операция «Снег» проходила в строжайшей секретности. По словам Виталия Павлова, основного участника операции, о ней знали только он, начальник внешней разведки НКВД Павел Фитин, Исхак Ахмеров и Л. Берия. Было ли доложено об этой операции И. В. Сталину — неизвестно. Как вспоминает Виталий Павлов:

Нарком вызвал меня в октябре 1940 года. Разговор с ним был предельно кратким. Он спросил, понимаю ли я всю серьезность предлагаемой операции? Детали его не интересовали, их не обсуждали. — Сейчас же, — строго наказал Берия, — готовь все необходимое и храни все, что связано с операцией, в полнейшей тайне. После операции ты, Ахмеров и Павел Михайлович должны забыть все и навсегда. Никаких следов её ни в каких делах не должно остаться.

Суть операции сводилась к следующему: перед самой войной Исхак Ахмеров, будучи резидентом нелегальной разведки в США, через своего агента познакомился с очень влиятельным работником министерства финансов США Гарри Декстером Уайтом. Как выяснилось, Уайт обладал определенным влиянием на министра финансов США. По своим взглядам Уайт был антифашистом. Идея, которую высказал Ахмеров, заключалась в том, чтобы посредством Уайта повлиять на позицию правительства США и, в конечном итоге, на позицию президента Соединенных Штатов Америки относительно захватнических планов Японии. Ахмерова Уайт знал, как Билла, учёного-синолога. Было решено, что Павлов встретится с Уайтом и, представившись коллегой Билла, изложит ему тезисно идеи (исходящие от Билла, как специалиста по Дальнему Востоку), касающиеся угроз, исходящих от Японии.

В апреле 1941 года Виталий Павлов и Михаил Корнеев выехали в Соединенные Штаты Америки под видом дипкурьеров. В мае встреча Виталия Павлова и Уайта состоялась в одном из ресторанов Вашингтона. Во время беседы Павлов изложил Уайту мысли относительно положения на Дальнем Востоке. В ответ Уайт заметил, что и сам размышлял над этими же проблемами и, что получив информацию от специалиста по данному региону, сможет предпринять определенные усилия в данном направлении.

Вот что пишет Виталий Павлов о результатах данной операции:

Сейчас, когда я смог ознакомиться с текстами записок, подготовленных Уайтом для Г. Моргентау и доложенных осенью 1941 года президенту Ф. Д. Рузвельту, мне стало ясно: краткие тезисы Билла, переданные мною, автор развил в убедительные аргументы, которые принял на вооружение Белый дом.

США потребовали от Японии немедленно прекратить агрессию в Китае, а также нейтрализовать Маньчжоу-го. Таким образом, с точки зрения некоторых американских историков, операция советской разведки в конечном итоге привела к нападению Японии на Пёрл-Харбор.

Источники

• Павлов В. Операция «Снег», Издательство: Гея, 1996, ISBN 5-85589-027-9.
• Тайны разведки. Операция «Снег». Россия, ЗАО Телекомпания «Останкино». Режиссёр: Дмитрий Докучаев, год выпуска 2012.
• John Koster. Operation Snow: How a Soviet Mole in FDR’s White House Triggered Pearl Harbor. Regnery History, 2012, ISBN 1596983221.
• [www.sb.by/spetz/article/operatsiya-sneg.html Иосиф Тельманов. Операция снег. ]

Отрывок, характеризующий Снег (операция советской разведки)

– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.