Снежина, Татьяна Валерьевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Снежина, Татьяна»)
Перейти к: навигация, поиск
Татьяна Снежина
Основная информация
Имя при рождении

Печёнкина Татьяна Валерьевна

Полное имя

Снежина Татьяна Валерьевна

Дата рождения

14 мая 1972(1972-05-14)

Место рождения

Луганск (Украинская ССР, СССР)

Дата смерти

21 августа 1995(1995-08-21) (23 года)

Место смерти

106-й километр Черепановской трассы БарнаулНовосибирск (Новосибирская область, Россия)

Годы активности

конец 1980-х - первая половина 1990-х XX столетия

Страна

СССР СССР
Россия Россия

Профессии

певица
поэтесса
композитор
прозаик

Певческий голос

меццо-сопрано

Инструменты

синтезатор
пианино

Жанры

поп-музыка
пауэр-поп
регги
трип-хоп
баллады
романсы

Псевдонимы

Снежина

Лейблы

«Мелодия»
«Союз»
«Мистерия звука»

Награды

В 1997, 1998, 1999 годах лауреат премии «Песня года», в 1998 лауреат премии «Овация» — шлягер года и композитор года посмертно.

[snezhina.ru a.ru]

Сне́жина Татья́на Вале́рьевна (настоящая фамилия — Печёнкина; 14 мая 1972, Луганск, Украинская ССР, СССР21 августа 1995, 106-й километр трассы БарнаулНовосибирск, Россия) — российская[1] певица, автор лирических песен, и композитор. Автор более чем 200 песен, и множества стихов. Погибла в 1995 году в возрасте 23 лет, а в конце 1990-х годов стала знаменитой посмертно вследствие исполнения Аллой Пугачёвой её песни «Позови меня с собой» и ещё нескольких десятков песен, вошедших в репертуар ведущих звёзд российской эстрады [2]





Биография

Рождение, детство, юность

Снежина Татьяна Валерьевна родилась 14 мая 1972 году в Луганске в семье военнослужащего Печёнкина Валерия Павловича и Татьяны Георгиевны. В семье был старший сын Вадим. Вскоре после рождения дочери её родители переезжают из Украины на Камчатку[3]. В автобиографии она вспоминает:

Я родилась на Украине, и первыми моими впечатлениями от жизни были мелодичные украинские напевы из радиоприёмника рядом с детской кроваткой и мамина колыбельная. Мне не исполнилось и полугода, когда судьба перебросила меня из тёплого, плодородного края на суровую землю Камчатки. Первозданная красота Природы ... Седые вулканы, заснеженные сопки, величественный простор океана. И новые детские впечатления: длинные зимние вечера, завывания пурги за окном, треск берёзовых поленьев в печи и нежные мамины руки, рождающие на свет незабываемые мелодии Шопена[4]

— Татьяна Снежина

Татьяна рано научилась играть на пианино, устраивала домашние концерты с переодеваниями и исполнением песен из репертуара известных эстрадных певцов. На таких импровизированных «концертах» начала декламировать свои первые стихи[4]. Впечатления о жизненных событиях привыкла изливать на бумаге. Родные вспоминают, что черновики стихотворных набросков Таня писала на случайных обрывках, салфетках в кафе, проездных билетах, демонстрируя впечатлительную натуру, которая искренне реагировала на окружающий мир. На Камчатке Татьяна училась в музыкальной школе и общеобразовательной школе № 4 им. Л. Н. Толстого. С 1981 года семья проживала в Москве, а впоследствии с 1992 года, — в Новосибирске. Но переезды не обременяли Татьяну, это была возможность познать жизнь[3].

Потом школа и новый переезд, на этот раз в Москву. И первое осознанное потрясение в жизни — потеря друзей, которые остались за тысячей непреодолимых километров, в том суровом и прекрасном краю. И на смену радостно-озорным детским строфам про «червячков и букашек» в голову вместе с ночными слёзами по первой любви, «который там, далеко, в далёком и суровом краю», стали приходить грустные и вместе с тем лирические строки[4].

— Татьяна Снежина

Среди школьных стихов юной поэтессы можно найти посвящённые Александру Пушкину, декабристам, Зое Космодемьянской, событиям личной жизни. В поэзии звучат мотивы смерти, взрослости, внутренней мудрости: [3].

Ещё в школьном возрасте Татьяна решила стать врачом. Она поступает во 2-й Московский медицинский институт. Здесь Татьяна продолжает заниматься творчеством, у неё появляется возможность показать свои песни не только в тесном кругу, но и в большой студенческой аудитории. Студентам понравились её выступления, они пытались записать их на кассеты, распространяя песни в достаточно широком кругу друзей, их родственников и знакомых. Это давало веру в свои силы, и Татьяна решает попробовать свои силы в шоу-бизнесе, взяв псевдоним «Снежина», что наверное было навеяно снегами Камчатки и Сибири[3]. В 1991 году был убит Игорь Тальков, которого Татьяна считала своим кумиром:

И тут ЕГО смерть. Смерть великого Человека и Поэта — смерть Игоря Талькова, и сны, сны о нём. Сколько ещё не написано, сколько не спето. Почему так нужные России люди уходят рано — Пушкин, Лермонтов, Высоцкий, Тальков?[4]

— Татьяна Снежина

Шаги к успеху

С конца 1993 года на московской студии "КиС-С" начинается работа над будущим альбомом Татьяны Снежиной. Татьяна даёт первые интервью на радио. Именно тогда она берёт себе псевдоним Снежина. В апреле 1994 года дебют в Театре Эстрады с песней "Было Время". Вышла первая передача о её творчестве на «Радио России» Год кропотливого и неимоверного труда с верой в успех. Для неё это было всё впервые - репетиции, записи в студии, работа с аранжировщиками... и всё это в короткие приезды в Москву, в студенческие каникулы и на выходные. Понимая, что опыта катастрофически не хватает, Татьяна старается петь, где только представится возможность - на студенческих конкурсах, в клубах, на дискотеках. Самостоятельно занимается вокалом и хореографией. В одном солидном ресторане Новосибирска, прослушав Татьяну, сделали одолжение, разрешив "бесплатно" исполнять несколько раз в неделю эстрадные шлягеры для их посетителей. Исполненная однажды собственная песня вызвала гром аплодисментов и... постепенно репертуар песен Снежиной почти полностью вытеснил традиционный. Ресторан стал переполняться в вечера её выступлений - публика "шла на неё". К сожалению или счастью, трудно сказать, но Татьяне окончательно перестаёт хватать времени на прозу, некоторые начатые произведения так и остаются недописанными, а те, что написаны и запланированы ею для редактирования и доработки, так и остаются в первоначальном виде. Все творческие силы были отданы песням. В тот год в студии были записаны 21 песня, которые она мечтала объединить в альбом под названием "Вспомни со мной". Как тогда говорила Татьяна:

"Это песни, которые получились из моих диалогов с собой, с моей душой, из моих слёз и моих радостей, из моей жизни"[4]</div>

— Татьяна Снежина

</blockquote>
  В начале февраля 1995 года - очередной приезд в Москву. Приезд за итоговым материалом. Приезд с сердцем, полным надежд на "друзей из студии", которых она полюбила и которые ей много обещали. Обещали... Можно долго писать про низкое качество итоговых записей, про несостоятельность их "прожектов раскрутки", про нравы того времени... Но для молодой девушки это было - просто предательство.
Вернувшись в Новосибирск, Татьяна на какой-то миг перестала мечтать, перестала верить в справедливость, перестала творить. Она говорила: "Зачем, кому это нужно, тем более теперь, когда это не нужно даже мне".</div>

— Татьяна Снежина

</blockquote>
  Конец февраля 1995 года. Татьяна, пересилив разочарования, начинает поиск в Новосибирске нового творческого коллектива. В числе других аудиоматериал Татьяны Снежиной получает и прослушивает музыкальный продюсер и руководитель студии "М & L Art" Сергей Бугаев. Как он потом сам признавался не раз в кругу друзей, кассета с её песнями незаметно перекочевала из стен студии к нему в автомобиль, и он несколько недель слушал Танины песни, слушал, забывая на миг, что это материал для работы[5].</div></blockquote>
  В марте 1995 года от Сергея Бугаева Татьяне Снежиной поступило предложение о сотрудничестве... и через пару месяцев - дебют её новой песни - "Музыкант".
  Студия поражена талантом Татьяны и приступает к подготовке записи ещё двух песен. Как потом вспоминал один из аранжировщиков, "то, что она пишет, не нуждается в сколь-нибудь серьёзных обработках, всё, что она пишет, должно звучать почти в нетронутом виде, потому что это то, что мы ждали, искали и долго не могли найти..." Бугаев и сам в одном из телевизионных интервью признался, что это была их удача - найти в одном лице и автора музыки, песен, и талантливого исполнителя. И понимая, наверное, в чём-то порочность современной эстрады, добавил: "В наших планах нет создания попдивы... это ни в коей мере не коммерческий проект... мы хотим, чтобы Танины песни просто услышали, чтобы у неё появилась своя аудитория..." И эта аудитория стала появляться. Победы на конкурсах, овации, телевизионные интервью и выступления, поклонники[5].</div></blockquote>
  Но Таня не поддавалась внешней стороне успеха. Она продолжала творить. Творила везде, где могла, писала стихи на салфетках в кафе, на билетах в транспорте. Семья Снежиной бывала буквально в шоке, когда её стихи находились повсюду: в конспектах, в бумажном мусоре и т.д. Она любила говорить: "Вот надоест писать, появится много времени, тогда возьмусь за старые записи - обработаю"[5].</div></blockquote>
  Но опять жизнь не давала ей передышки - учёба в институте, занятия хореографией, уроки вокала, репетиции, записи...
  Казалось, что именно сейчас ей улыбнулась счастливая звезда - у неё была любимая работа, талантливый продюсер и друг, хороший творческий коллектив, был создан проект развития её творчества. Прослушав Татьянины домашние плёнки и окинув взглядом поэтические тетради, Бугаев как-то заметил: "Только с этим нам работы хватит лет на двадцать". Планировалось уже в сентябре выпустить музыкальный магнитоальбом, потом ряд клипов, а в 1996 году выпуск лазерного диска.
  В мае Сергей признался Татьяне в любви и вскоре сделал ей предложение выйти за него замуж. В июле она даёт своё согласие.
  15 августа 1995 года радиостанция "Европа плюс" сообщила о предстоящей 13 сентября их свадьбе[5].

Гибель

В «Студии-8» записывался альбом Снежиной, выход которого планировался той же осенью. 18 августа 1995 года состоялась презентация нового продюсерского проекта. Настоящим потрясением для собравшихся на этой "тусовке" были неожиданно исполненные Татьяной, вместо эстрадных песен, два собственных романса под гитару «Звезда моя» и «Если я умру раньше времени»[6].

Если я умру раньше времени,
Пусть меня унесут белы лебеди
Далеко, далеко, в край неведомый,
Высоко, высоко, в небо светлое…

— Татьяна Снежина

Тем же вечером 18 августа 1995 года Сергей Бугаев занял у друзей микроавтобус «Ниссан» и они с Татьяной и своими друзьями поехали в Горный Алтай за мёдом и облепиховым маслом.

Три дня спустя, 21 августа 1995 года, на обратном пути, на 106-м километре Черепановской трассы БарнаулНовосибирск микроавтобус «Nissan» столкнулся с грузовым автомобилем «МАЗ». В результате этого дорожно-транспортного происшествия погибли все шесть пассажиров микроавтобуса[7]: певица Татьяна Снежина, директор МКЦ «Пионер» Сергей Бугаев, кандидат наук Шамиль Файзрахманов, директор аптеки «Мастервет» Игорь Головин, его супруга, врач Головина Ирина и их пятилетний сын Владик Головин.

Существуют две главные версии катастрофы. Согласно одной из них, «Nissan» пошёл на обгон и из-за правостороннего расположения руля не заметил мчащийся навстречу грузовик. Согласно другой версии, сам «МАЗ» неожиданно резко затормозил, и его прицеп занесло на встречную полосу (незадолго до катастрофы прошёл дождь).

Изначально Татьяна была похоронена в г. Новосибирске на Заельцовском кладбище, но чуть позднее тело было перезахоронено на Троекуровском кладбище в Москве

Наследие. Память

За свою жизнь она написала более 200 песен. Так, известнейшая песня в исполнении Аллы Пугачёвой «Позови меня с собой» принадлежит перу Татьяны, однако спела Алла Борисовна эту песню уже после трагической смерти поэтессы и исполнителя в 1997 году[7]. Это событие послужило отправной точкой написания стихов, посвящённых Татьяне Снежиной[8]. С 1996 года её песни начинают петь другие звёзды эстрады: Иосиф Кобзон, Кристина Орбакайте, Лолита Милявская, Татьяна Овсиенко, Михаил Шуфутинский, Лада Дэнс, Лев Лещенко, Николай Трубач, Алиса Мон, Татьяна Буланова, Евгений Кемеровский, Аскер Седой и др. Популярны многочисленные музыкальные композиции на её музыку. Её музыка звучит в кинофильмах.

Несмотря на то, что Снежиной было написано более 200 песен, её поэзия благодаря своей внутренней мелодичности вдохновляет многих композиторов на написание новых песен на стихи этого автора (Е. Кемеровский, Н. Трубач и др.). В настоящий момент в репертуарах исполнителей в России, в Украине, в Японии более двух десятков новых песен на стихи Снежиной.

В 1997, 1998, 1999 годах Т. Снежина посмертно становилась лауреатом премии «Песня года». Также в 1998-ом лауреат премии«Овация» — шлягер года и композитор года. Существует награда имени Татьяны Снежиной — «Серебряная снежинка» за вклад в помощь молодым талантам. Одной из первых эта статуэтка была вручена Алле Пугачёвой.

На Алтае в 1998 году в честь Татьяны Снежиной названа вершина горного массива Джунгарского Алатау. Вершина была впервые покорена в итоге целевой экспедиции группы молодых российских альпинистов вдохновленных Татьяной Снежиной. На вершине была заложена капсула с портретом Тани Снежиной и книгой ее стихов «Что стоит жизнь моя»

В 2006 году в школе № 97 (ранее школа № 874) г. Москвы, где Татьяна Снежина училась с 1981 по 1989 годы, силами педагогического коллектива на основании официального решения правительства Москвы открыт «Литературно-музыкальный музей памяти Т. Снежиной».

В 2008 году в Украине учреждена литературная премия Межрегионального союза писателей страны им. Татьяны Снежиной и соответствующая памятная медаль. Ежегодно лучшие поэты-песенники номинируются на эту награду.

В 2008 году в Новосибирске учреждён и ежегодно проводится широкомасштабный региональный телевизионный конкурс молодых исполнителей эстрадной песни «Ордынка», посвящённый памяти Т. Снежиной и С. Бугаева. Конкурсанты съезжаются со всей России, и конкурс проводится в несколько этапов, широко освящаемых прессой и телевидением. Традиционно одним из этапов фестиваля является исполнение песен Т. Снежиной.

В Украине, в городе Луганске в 2010 году решением властей в центре города установлен бронзовый памятник Татьяне Снежиной. Автор скульптуры Е. Чумак.

В Новосибирске в 2011 году в честь Татьяны Снежиной названа одна из новых улиц[9].

С 2012 года Новосибирский Велоклуб «Райдер» проводит ежегодный «Велопробег памяти Татьяны Снежиной» по маршруту Новосибирск — 106 км Черепановской трассы (место гибели поэтессы).

С 2012 года в Москве проводится ежегодный «Международный фестиваль школьного творчества памяти Татьяны Снежиной» в дату, приуроченную ко дню рождения поэтессы.

14 мая 2013 года в Новосибирске на улице Татьяны Снежиной по инициативе поклонников автора решением властей города установлена бронзовая пятиметровая стела, посвящённая этой поэтессе и композитору. Авторы скульптуры — главный художник Новосибирска Юрий Бурика и томский скульптор Антон Гнедых. Стела в виде стилизованного паруса-арфы с силуэтом юной поэтессы увековечивает не только образ самой Т. Снежиной, но и одно из её знаменитых произведений — на переднем плане композиции изображён нотный стан с первыми нотами песни «Позови меня с собой»[10].

2008 году запускается проект по технической обработке (современная аранжировка и ремастеринг) архивных записей авторского исполнения Татьяной Снежиной ее песен, которых около двухсот. В результате, в 2009 году свет увидел первый музыкальный альбом этого проекта - "За самой синей высотой", в который вошло 13 песен, из них только одна - "Мы в этой жизни только гости..." - ранее была знакома публике в исполнении Аллы Пугачёвой..." В настоящий момент вышло 5 альбомов этого проекта последний из который «Грусть крылом взмахнула» изданный 20 августа 2015.

В XXI веке Татьяна Снежина стала одним из самых популярных и продаваемых поэтических авторов России. Тиражи её книг перешагнули стотысячный рубеж.

Книги стихов

  • Первый сборник стихов и песен Снежиной назывался «Что стоит жизнь моя?» и вышел в свет в 1996 году.
  • Снежина Т. Позови меня с собой. — М.: Вече, 2002. — 464 с. — ISBN 5-7838-1080-0
  • Снежина, Татьяна. Звезда моя. — М.: Эксмо, 2007. — 400 с. — ISBN 5-699-17924-0
  • Я забираю грусть твою — М.: Эксмо, 2007. — 352 с. — ISBN 978-5-699-21387-0
  • Татьяна Снежина. Стихи о любви — М.: Эксмо, 2007. — 352 с. — ISBN 978-5-699-23329-8
  • Не жалею ни о чём — М.: Эксмо, 2008. — 352 с. — ISBN 978-5-699-19564-0, 5-699-19564-5
  • Зыбкой жизни моей силуэт — М.: Эксмо, 2008. — 320 с. — ISBN 978-5-699-29664-4
  • В составе — Стихи любимым женщинам — М.: Эксмо, 2008. — 736 с. — ISBN 978-5-699-26427-8
  • Татьяна Снежина. Стихи любимым. (Подарочное иллюстрированное издание) — М.: Эксмо, 2009. — 352 с. — ISBN 978-5-699-38024-4
  • в составе — Я так тебя люблю — М.: Эксмо, 2009. — 416 с. — ISBN 978-5-699-26427-8
  • Татьяна Снежина. О любви — М.: Эксмо, 2010. — 352 с. — ISBN 978-5-699-44722-0
  • Татьяна Снежина. Лирика. (Подарочное иллюстрированное издание) — М.: Эксмо, 2010. — 400 с. — ISBN 978-5-699-39965-9
  • Снежина Т. Позови меня с собой. — М.: Вече, 2011. — 464 с. — ISBN 978-5-9533-5684-8

Книги стихов и прозы

  • Хрупкой любви след — М.: Эксмо, 2008. — 752 с. — ISBN 978-5-699-28345-3;
  • Татьяна Снежина. Душа как скрипка (Подарочное издание. Стихи, проза, биография). — М.: Эксмо, 2010. — 512 с. — ISBN 978-5-699-42113-8

Книги прозы

  • Татьяна Снежина. Дождь, (Подарочное иллюстрированное издание). — М.: Вече, 2012. — 468 с. — ISBN 978-5-9533-6451-5 [11]

Книги о Татьяне Снежиной

  1. Кукурекин Ю. Известные и известные-неизвестные луганчане. — 2008.
  2. Кукурекин Юрий, Ушкал Владимир. Пусть меня унесут белы лебеди… — 2013.

Дискография

Напишите отзыв о статье "Снежина, Татьяна Валерьевна"

Примечания

  1. [www.snezhina.ru/tat/?url=o_tat_part1/ «Предисловие к первому изданию книги "Татьяна Снежина. Позови меня с собой" (1996).»]
  2. [dojd.snezhina.ru/about/ О Татьяне Снежиной]
  3. 1 2 3 4 [www.snezhina.ru/pressa/ «ВЕДЬ ВЫ НЕ ЗНАЛИ ОБО МНЕ»]
  4. 1 2 3 4 5 [www.snezhina.ru/tat/?url=o_tat_biogr АВТОБИОГРАФИЯ]
  5. 1 2 3 4 [dojd.snezhina.ru/about/?url=2 О Снежиной Татьяне]
  6. [www.snezhina.ru/tat/?url=o_tat_part1 Татьяна Снежина]
  7. 1 2 Ольга Львова. [www.snezhina.ru/pressa/?url=smi_neznali ВЕДЬ ВЫ НЕ ЗНАЛИ ОБО МНЕ]. Официальный сайт (14 мая 2002). Проверено 28 января 2008. [www.webcitation.org/65tgNHDjv Архивировано из первоисточника 4 марта 2012].
  8. В. Грэм [samlib.ru/editors/g/grem_w/ti_zahochesh_stat.shtml «И ты захочешь стать!..]»
  9. [go.2gis.ru/0bnx Улица Татьяны Снежиной на карте города Новосибирска, 2ГИС]
  10. [ria.ru/nsk/20130514/937139047.html#ixzz2TlFNvOjW РИА Новости]
  11. Татьяна Снежина. [dojd.snezhina.ru/rain/ Роман "Дождь"]. Татьяна Снежина "Дождь".

Ссылки

  • [vk.com/videos-105210347?z=video-105210347_171751018%2Fclub105210347%2Fpl_-105210347_-2/ Документальный фильм "Вспомни со мной"]
  • [www.youtube.com/watch?v=KQ4h2UU-JQk Как уходили кумиры. Татьяна Снежина]
  • [www.youtube.com/watch?v=cQ_UiM2gYAo Последний романс, исполненный Татьяной Снежиной]

Отрывок, характеризующий Снежина, Татьяна Валерьевна

Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.