Снежная королева

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Снежная королева
Snedronningen

Иллюстрация Елены Ринго к сказке «Снежная Королева
Жанр:

сказка

Автор:

Ханс Кристиан Андерсен

Язык оригинала:

датский

Дата написания:

1844

Дата первой публикации:

21 декабря 1844

Текст произведения в Викитеке

«Снежная королева» (дат. Snedronningen) — сказка Ханса Кристиана Андерсена в 7 главах («рассказах», в советском переводе — «историях»), впервые опубликованная 21 декабря 1844 года в томе «Новые сказки. Первый том. Вторая коллекция. 1845.» (дат. Nye Eventyr. Første Bind. Anden Samling. 1845.). Это одна из самых длинных и самых популярных сказок Андерсена. Согласно биографу Кэрол Роузен, прототипом Снежной Королевы с её холодным сердцем стала неразделённая любовь Андерсена к оперной певице Йенни Линд.





Сюжет

Рассказ первый. Зеркало и его осколки

Злобный тролль изготавливает зеркало, в котором всё доброе кажется злым, а злое только ярче бросается в глаза. Однажды ученики тролля взяли это зеркало и бегали с ним повсюду, ради потехи наводя его на людей, а напоследок решили добраться и до неба, «чтобы посмеяться над ангелами и самим Творцом».

Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках. Но вот они поднялись ещё, и вдруг зеркало так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. Миллионы, биллионы его осколков наделали, однако, ещё больше бед, чем самое зеркало. Некоторые из них были не больше песчинки, разлетелись по белу свету, попадали, случалось, людям в глаза и так там и оставались. Человек же с таким осколком в глазу начинал видеть всё навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны — ведь каждый осколок сохранял свойство, которым отличалось самое зеркало. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда. Были между этими осколками и большие, такие, что их можно было вставить в оконные рамы, но уж в эти окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, только беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи и судить о них вернее! А злой тролль хохотал до колик, так приятно щекотал его успех этой выдумки.

Рассказ второй. Мальчик и девочка

Кай и Герда, мальчик и девочка из бедных семей, не родственники. Но они любят друг друга, как брат и сестра. У них есть свой садик «побольше цветочного горшка», где они разводят розы. Зимой в садике, правда, не поиграешь:

Летом они одним прыжком могли очутиться в гостях друг у друга, а зимою надо было сначала спуститься на много-много ступеней вниз, а затем подняться на столько же вверх. На дворе перепархивал снежок.
— Это роятся белые пчёлки! — говорила старушка-бабушка.
— А у них тоже есть королева? — спрашивал мальчик; он знал, что у настоящих пчёл есть такая.
— Есть! — отвечала бабушка. — Снежинки окружают её густым роем, но она больше их всех и никогда не остаётся на земле — вечно носится на чёрном облаке. Часто по ночам пролетает она по городским улицам и заглядывает в окошки; вот оттого-то они и покрываются ледяными узорами, словно цветами.

Проходит некоторое время. Летом Кай с Гердой сидят в своём садике среди роз — и тут в глаз Кая попадает осколок дьявольского зеркала. Его сердце становится чёрствым и «ледяным»: он смеётся над бабушкой и издевается над Гердой. Красота цветов его больше не трогает, но он восхищается снежинками с их математически идеальными формами («ни единой неправильной линии»). Однажды он идёт кататься на санках и из баловства привязывает свои, детские, к роскошно украшенным «взрослым» саням. Неожиданно они разгоняются — быстрее, чем он мог себе представить, взмывают в воздух и мчатся прочь: его забрала с собой Снежная королева.

Рассказ третий. Цветник женщины, умевшей колдовать

Герда отправляется на поиски Кая. В своих странствиях она встречает чародейку, которая впускает её к себе переночевать и в итоге решает оставить у себя, чтобы сделать своей приёмной дочерью. Она наводит на Герду чары, из-за которых последняя забывает о своём названом брате, и волшебством прячет под землю все розы у себя в саду, чтобы они ненароком не напомнили героине о садике на крыше, принадлежащем ей и Каю. Но убрать розы со своей шляпы она забывает.

Однажды эта шляпа попадается Герде на глаза. Последняя вспоминает всё и начинает плакать. Там, куда стекают её слезы, расцветают спрятанные волшебницей розы. Герда расспрашивает их:

Верите ли вы тому, что он[2] умер и не вернётся больше?

Получив отрицательный ответ, она понимает, что Кая ещё можно спасти, и пускается в путь.

Рассказ четвёртый. Принц и принцесса

Покинув сад волшебницы, где царит вечное лето, Герда видит, что на самом деле уже давно наступила осень, и решает поторопиться. В пути она встречает ворона, который живёт со своей невестой при дворе здешнего короля. Из разговора с ним она делает вывод, что жених принцессы, явившийся из неведомых краёв — это Кай, и уговаривает ворона отвести её во дворец посмотреть на него. Становится ясно, что она ошиблась; но принцесса и её жених, выслушав рассказ Герды о её злоключениях, жалеют её и дарят ей «и башмаки, и муфту, и чудесное платье», и золотую карету, чтобы она побыстрее нашла Кая.

Рассказ пятый. Маленькая разбойница

В дороге на карету нападают разбойники. Они убивают форейторов, кучера и слуг, а также забирают себе карету, лошадей и дорогие одежды Герды. Сама же Герда достается в товарки маленькой разбойнице, дочке предводительницы местной шайки — невоспитанной, жадной и упрямой, но по сути — одинокой. Та устраивает её в своём зверинце; девочка рассказывает хозяйке свою историю, и последняя проникается и знакомит её с северным оленем — гордостью зверинца. Он рассказывает Герде о своей далёкой родине, где правит Снежная королева:

Там прыгаешь себе на воле по бескрайним сверкающим ледяным равнинам! Там раскинут летний шатёр Снежной королевы, а постоянные её чертоги — у Северного полюса, на острове Шпицберген!

Герда догадывается, что именно Снежная королева держит Кая у себя и с разрешения маленькой разбойницы, пускается в путь на северном олене.

Рассказ шестой. Лапландка и финка

В пути Герда с оленем ночуют у гостеприимной лапландки, которая, выслушав их историю, советует путешественникам побывать у ведуньи-финки. Олень, последовав её словам, едет с Гердой к финке и просит у неё для девочки «питья, которое бы дало ей силу двенадцати богатырей». В ответ финка говорит, что Герде такое питьё и не потребуется: «сила — в её милом, невинном детском сердечке». Простившись с финкой, Герда с оленем доезжают до царства Снежной королевы. Там они расстаются — дальше девочка должна идти сама.

Рассказ седьмой. Что происходило в чертогах Снежной королевы и что случилось потом

Несмотря на все препятствия, Герда добирается до дворца Снежной королевы и застаёт Кая в одиночестве: он пытается сложить из осколков льда слово «вечность» — такое задание предложила ему перед уходом королева (по её словам, если он сумеет это сделать, он будет «сам себе господин», и она подарит ему «весь свет и пару новых коньков»). Сперва он не может понять, кто она такая, но потом Герда поёт ему их любимый псалом:

Розы цветут… Красота, красота!
Скоро узрим мы младенца Христа.

Кай вспоминает её, и льдинки от радости сами собой складываются в нужное слово. Теперь Кай — сам себе хозяин. Названые брат с сестрой возвращаются домой, и выясняется, что они уже взрослые.

Цензура

В советских детских изданиях сказки были пропущены христианские мотивы:

  • не приводился псалом, который поют Кай и Герда;
  • отсутствовало упоминание о молитве Господней, благодаря которой Герда сумела утихомирить ледяные ветры, охранявшие дворец Снежной королевы, и добраться до Кая;
  • было исключено упоминание Христа.

Всё было сведено к детской сказке. Бабушка в самом конце сказки читает не просто книгу, а Евангелие, и вслух произносит стих: «Если не будете как дети, не войдёте в Царствие небесное» (Мф. 18:3).[3][4].

Параллели в народных сказках

В скандинавском фольклоре встречаются упоминания о Ледяной деве, воплощении зимы и смерти (позднее этот образ разрабатывался многими детскими писателями, в частности, Туве Янссон в «Волшебной зиме»). Рассказывают[5], будто последними словами отца Андерсена были: «Вот идет Ледяная Дева и она пришла ко мне». Аналогичные персонажи известны многим народам — в Японии это Юки-онна, в русской традиции, возможно — Мара-Морена (Метель). Интересно, что у самого Андерсена есть еще и сказка «Дева льдов».

Экранизации и использование сказки как литературной основы

Экранизации

Опера

Балет

Инсценировки

См. также

Напишите отзыв о статье "Снежная королева"

Примечания

  1. [www.facebook.com/media/set/?set=a.1480417915506771.1073741921.1411678952380668&type=1 Вильгельм Педерсен. Иллюстрации к сказкам Ганса Христиана Андерсена.]
  2. То есть Кай.
  3. Кураев, 1997.
  4. Попкова, Елена [www.litis.org/kritika/ludi/datskiy-solovey-hristianskie-motivyi-v-skazkah-andersena.html Датский соловей. Христианские мотивы в сказках Андерсена] // Литературно-публицистический портал ЛИТИС. — 20.07.2012.
  5. [www.egmont.ru/about/press/news.php?id=105&print=yes/ Рой снежных пчел и его королева]
  6. [tvkultura.ru/article/show/article_id/124142 Премьера «Истории Кая и Герды»] в Большом театре. Новости культуры, tvkultura.ru.
  7. Хо Хе Ен, канд. фил. наук. Диссертация на тему [www.dissercat.com/content/rannyaya-dramaturgiya-e-shvartsa-1920-1930-problemy-poetiki-i-evolyutsii «Ранняя драматургия Е. Шварца (1920—1030)». Проблемы поэтики и эволюции]. Санкт-Петербург, 2007. disserCat — электронная библиотека диссертаций.

Литература

на русском языке
  • Конева А. В. [anthropology.ru/ru/texts/koneva/virtual_25.html Человек, мыслящий культуру. («Снежная королева»)] // Виртуальное пространство культуры. Материалы научной конференции 11—13 апреля 2000 г. : серия “Symposium”. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. — Вып. 3. — С. 74—77.
  • [azbyka.ru/tserkov/lyubov_i_semya/vera_i_deti/kuraev_shkolnoe_bogoclovie_15-all.shtml Первый урок] // Кураев А. В. Школьное богословие. — М.: Благовест, 1997. — ISBN 5-7854-0041-3.
  • Свердлов, Михаил [reshenie.vcc.ru/issues/a122005/view/article/27379 Вечное во временном. «Снежная королева» как сказка о Боге и дьяволе] // Журнал «Решение». — 2005. — № 12.
на других языках

Ссылки

  • [top-antropos.com/literature/item/133-andersen-snezhnaja-koroleva-illjustracii Иллюстрации разных художников] к сказке «Снежная королева».
  • [www.fairyroom.ru/?p=10762 Иллюстрации] Владислава Ерко.

Отрывок, характеризующий Снежная королева

Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.