Снечкус, Антанас Юозович

Антанас Юозович Снечкус лит. Antanas Sniečkus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бюст Антанаса Снечкуса на его могиле</td></tr>
Первый Секретарь ЦК КП Литовской ССР
15 августа 1940 — 22 января 1974
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Пятрас Гришкявичюс
Рождение:	25 декабря 1902 (7 января 1903)(1903-01-07) дер. Бубляляй, Ковенская губерния ныне Шакяйский район
Смерть:	22 января 1974(1974-01-22) (71 год) Друскининкай, Литовская ССР, СССР
Место погребения:	Вильнюс
Партия:	Коммунистическая партия Литвы
Награды:

Анта́нас Юозович Сне́чкус (лит. Antanas Sniečkus; псевдоним — Матас; 25 декабря 1902 (7 января 1903), д. Бубляляй Ковенской губернии, ныне Шакяйского района Литвы — 22 января 1974, Друскининкай, Литовская ССР) — литовский коммунистический деятель, первый секретарь Коммунистической партии Литвы в 1940—1974, Герой Социалистического Труда (1973).

Биография

Родился в крестьянской семье.

Образование получил в Воронежской гимназии. В 1917 году вернулся в Литву.

С 1919 работал на телеграфе техником.

В 1920 вступил в РКП(б).

в 1920—1921 возглавлял Алитусский подпольный комитет КП Литвы (КПЛ).

В 1921 за антигосударственную деятельность был арестован, но из-за недостатка доказательств спустя несколько месяцев отпущен на свободу.

По рекомендации ЦК КПЛ летом 1921 был нелегально отправлен в СССР.

В 1921—1925 работал в издательстве ЦК КПЛ в Смоленске, в 1925—1926 и 1933—1936 в представительстве КПЛ при Исполкоме Коминтерна (ИККИ).

После государственного переворота в Литве (декабрь 1926) был направлен на подпольную работу в Литву для укрепления пострадавшего от репрессий ядра Литовской компартии, избран секретарем КПЛ. После нелегального перехода границы, 6 января 1927 был кооптирован в члены ЦК КПЛ. Отвечал за агитационно-пропагандистскую и организационную работу.

В 1930 был арестован и приговорён к 15 годам заключения.

В 1933 после обмена политзаключенными между Литвой и СССР прибыл в Москву.

В 1935 окончил Международную ленинскую школу.

В 1936—1939 первый секретарь ЦК Коммунистической партии Литвы на нелегальном положении в Каунасе.

В 1939 арестован за антиправительственную деятельность, приговорён к 8 годам тюремного заключения.

После занятия советскими войсками Литвы в июне 1940 освобождён и 19 июня 1940 был назначен директором Департамента государственной безопасности.

15 августа 1940 был избран первым секретарём ЦК Коммунистической партии Литвы (до 1974). Под его руководством в течение 1940—1941 были проведены массовые аресты буржуазных специалистов, националистов и т. п.

Снечкус был инициатором первых массовых высылок литовцев 14-19 июня 1941 года. Он выслал даже собственного брата с семьей в Сибирь, где тот и умер.

Во время Великой Отечественной войны 1941—1945 возглавлял республиканский штаб партизанского движения.

Снечкус вновь организовал массовые депортации литовцев после войны. В 1948 году Снечкус начал коллективизацию сельского хозяйства. Большинство было коллективизировано к 1952 году.

Со второй половины 1950-х годов начал отстаивать интересы республики в кадровой политике, обеспечении населения продуктами питания, развитии сельского хозяйства, в заботе о национальной культуре.

Кандидат в члены ЦК КПСС с 1941 года, член ЦК КПСС с 1952 года. Депутат Верховного Совета СССР с 1 по 8 созывов (с 1941 года).

Награды

• 8 орденов Ленина (8.04.1947; 20.07.1950; 6.01.1953; 5.04.1958; 5.01.1963; 1.10.1965; 27.08.1971; 5.01.1973)
• 2 ордена Красного Знамени (2.07.1945; 19.07.1949)
• орден Отечественной войны 1-й степени (21.03.1945)
• медаль «За трудовую доблесть» (25.12.1959)
• медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени (17.04.1945)
• другие медали

Память

До 1992 года литовский город Висагинас назывался Снечкус. Его имя носил Каунасский политехнический институт.

См. также

• Список правителей Литвы

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15291 Снечкус, Антанас Юозович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Снечкус, Антанас Юозович

– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!