Сноска (фильм)

Сноска
הערת שוליים
Жанр	драма
Режиссёр	Йосеф Сидар
Продюсер	Давид Мандиль Моше Эдери Леон Эдери
Автор сценария	Йосеф Сидар
В главных ролях	Шломо Бар Аба Лиор Ашкенази
Оператор	Ярон Счарф
Композитор	Амит Познански
Длительность	107 минут
Страна	Израиль Израиль
Язык	иврит
Год	2011
IMDb	ID 1445520
Выход фильма «Сноска» (оригинальное название — הערת שוליים)

К:Фильмы 2011 года

«Сно́ска» (или «Примеча́ние») (ивр. ‏הערת שוליים‏‎ («Эара́т шулайи́м»), англ. Footnote) — израильский фильм-драма 2011 года. Автор сценария и режиссёр Йосеф Сидар.

Сюжет

Фильм рассказывает о взаимоотношениях отца и сына Элиэзера и Уриэля Школьник, двух близких и в то же время очень далёких людях, затрагивая практически не освещаемую тему — скрытые механизмы присуждения престижных премий. Оба — блестящие ученые и преподаватели, оба преподают на кафедре изучения Талмуда в Еврейском университете в Иерусалиме. Но их научная карьера складывается так, что они всегда были соперниками и сын начинает заслонять отца.

Отец — «человек в футляре», типичный «книжный червь», избегает общества и семьи, живёт в своём мире — мире учёных изысканий, превратив его в «крепость». Он явно считает себя обиженным и недооценённым. Он посвятил много лет доказательствам существования неизвестной версии Иерусалимского Талмуда, основываясь на скрупулёзном филологическом анализе цитат средневековых еврейских мудрецов, но незадолго до публикации его триумфальной работы профессор Гроссман случайно обнаруживает непосредственно сам экземпляр этой неизвестной версии Талмуда, чем сводит значение многолетнего труда Элиэзера на нет.

Большинство окружающих и даже родные считают профессора Элиэзера мизантропом и не понимают, что для него как для человека традиционной академической школы очень тяжело видеть более поверхностное, на его взгляд, отношение к качеству и методике научных исследований. Это настолько непонятно даже его сыну, что когда он видит отца беседующим с некой женщиной, то предполагает, что отец с встречается с ней втайне от жены, даже не подумав, что тот встретил коллегу-учёную, близкую ему по духу — человека, с которым он, наконец-то, получил редкую для него возможность просто дружески побеседовать.

Сын Элиэзера, Уриэль, напротив, ищет славы и признания, широко признан и уважаем. Но однажды всё меняется: отцу неожиданно сообщают о присуждении самой престижной награды — Государственной премии Израиля, а из-за одинаковой фамилии у отца и сына в фильме начинается неразбериха. Зависть отца к сыну и самопожертвование сына в пользу отца, самоотречение и гордыня — что перевесит?

Как принято в наше экзистенциальное время, фильм не имеет чёткого конца и даёт каждому зрителю домыслить конец этой истории в соответствии со своими представлениями о жизни.

Создание фильма

Режиссёр Йосеф Сидар рассказал, почему задумал создать фильм, события в котором разворачиваются на кафедре изучения Талмуда Еврейского университета: «Эта кафедра — самая маленькая в университете, но известная во всем мире своими бескомпромиссными методами исследований и безжалостным отношением к ошибкам. Мне приходилось слышать истории о соперничестве между учеными этой кафедры, об упрямстве вселенского масштаба, об эксцентричных профессорах, которые видят смысл жизни в науке, даже если область их исследований совершенно эзотерична. Я полюбил их всех, и это легло в основу сюжета».

Фильм вышел в прокат 2 июня 2011 года в кинотеатраx Израиля (United King Films), и 09 марта 2012 года в кинотеатраx США (Sony Pictures Classics).

Награды и премии

• Приз за лучший сценарий в 2011 году на Каннском кинофестивале.
• Девять наград Израильской киноакадемии Офир в 2011 году.
• 18 января 2012 года фильм был назван одним из девяти номинантов на премию Оскар.
• 24 января 2012 года фильм был номинирован на Оскар в категории «Лучший фильм на иностранном языке».
• Фильм объявлен в Израиле лучшим фильмом 2011 года.

Критика о фильме

• Ханна Браун из The Jerusalem Post назвала фильм «блестящим и смелым», написав: «Сидар использует драматическую манеру съёмки, музыку и визуальные эффекты, чтобы дать зрителю понять, что это — фильм о сотрясающей землю битве, по крайней мере такой она предстаёт в умах и сердцах её героев. Актёрская игра выдающаяся, особенно со стороны Бар Абы и Ашкенази».

• «Если бы я вручал „Оскаров“, я бы, не раздумывая, вручил бы приз израильскому режиссёру Йоси Сидеру за ленту „Примечание“. В прошлом я не сталкивался с каким-либо израильским фильмом, в котором речь не шла бы об армии, арабах, поселенцах и левых. Или об интимной жизни ультраортодоксов. Иными словами, не было ни одного отечественного фильма, в которых его авторы не стирали бы у всех на виду грязное белье. И не просто стирали, а иллюстрировали этим взгляды израильских и зарубежных леваков, которые те выдают за „политкорректность“. Но все это осталось в прошлом. Фильм „Примечание“ — подлинное удовольствие для зрителя».

• «Несмотря на основную тематику фильма — изучение Талмуда и „внутренние“ научные круги, в которых развивается сюжет, главный посыл выходит далеко за пределы научных споров, а потому фабула оказалась близкой для людей, далеких от науки и религии».

• «Честолюбие подвергает испытанию как сыновнюю, так и отцовскую любовь, которая, как оказывается, сильнее, чем им обоим мнилось. Втайне друг от друга они пытаются сделать сложный моральный выбор, и неоднозначный финал по-своему трагичен».

• «Человечная история об отце и сыне… Простая, но, одновременно, захватывающая, история о человеческих отношениях… В то же время, в фильме Сидера бушуют страсти. Честь, ревность, гнев. Но среди героев нет плохих людей. Хорошие, в общем-то, люди, попавшие, волею судеб, в непростые жизненные обстоятельства, которые вынуждают их действовать в соответствии с нравственными ценностями, на которых они воспитывались. Зрителя приглашают к размышлению — как бы он поступил на месте героев ленты… „Примечание“ — идеальный фильм. Таким должно быть настоящее произведение искусства. Он ведет со зрителем честный диалог, не манипулируя его сознанием».

• «Отец и сын. Оба борются за академическую премию, но фильм о большем — в частности, о сегодняшнем Израиле, о роли, которую в нём играют СМИ, о постоянном беспокойстве, о сложности и, часто, комизме человеческих отношений. История эта похожа на „бурю в стакане воды“, но для тех, кто находится внутри этого „стакана“, буря кажется весьма серьёзной и даже опасной и может разрастись до эпической трагедии, что и вызывает улыбку у тех, кто смотрит на все это, как мы, зрители (вместе с режиссёром), извне. Недаром на роль отца был приглашен популярный израильский комедийный актёр Шломо Бар Аба».

• Некоторые рецензенты сравнивают «Сноску» с картинами братьев Коэн, в частности с фильмом «Серьёзный человек». Подобно Коэнам, Сидар постоянно иронизирует над своими персонажами, ставит их в неудобные ситуации и не даёт возможности определить, кто из них на самом деле прав, а кто заблуждается. Также отмечались сходства в манере съёмки и приёмах монтажа.

В ролях

• Шломо Бар Аба — Элиэзер Школьник
• Лиор Ашкенази — Уриэль Школьник
• Алиса Розен — Иегудит Школьник
• Альма Зак — Дикла Школьник
• Даниэль Маркович — Джош Школьник
• Мика Левенсон — Иегуда Гроссман
• Юваль Шарф — Ноа (репортер)
• Нево Кимхи — Яир Фингерхат
• Альберт Илуз — Двир
• Шмуэль Шайло — Херман
• Юдит Теперсон — Сара
• Майкл Кореш — Йона
• Нели Тагар — охранник

Интересные факты

• Шломо Бар Аба, комический актёр, снявшийся в роли отца, ради этой роли вернулся в кино после 20 лет отсутствия.
• Лиор Ашкенази, нерелигиозный еврей, для вживания в роль брал уроки Талмуда в Еврейском университете и отращивал бороду в течение восьми месяцев.
• Создателей фильма консультировал доктор Авиноам Рознак, глава кафедры еврейской мысли в Еврейском университете. Это отмечено в титрах в конце фильма.

Ссылки

• [www.sonyclassics.com/footnote/ Официальный сайт фильма]  (англ.)
• М. Туула. [booknik.ru/colonnade/bullets/dva-shkolnika-nad-talmudom/ Два Школьника над Талмудом]
• [www.filmz.ru/film/6506/ Сноска (2011)]
• [www.sonyclassics.com/footnote Official US website]  (англ.)
• Footnote (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Сноска (фильм)

Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.