Снофру

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фараон Древнего Египта
Хуни Хуфу
Снофру
IV династия
Древнее царство

Статуя Снофру. Египетский музей, Каир
Хронология
  • 2614 — 2579 гг. до н. э. (35 лет) — по Ю. фон Бекерату
  • 2670 — 2620 гг. до н. э. (50 лет) — по Schneider
Снофру на Викискладе

Снофру (греч. вариант Soris, тронное имя — Небмаат) — фараон Древнего Египта в 2613—2589 до н. э., основатель IV династии (Строители пирамид).

Согласно Туринскому папирусу, правил 24 года; согласно Манефону — 29 лет.[1]





Имена

Имя Снофру (Санфара) означает «Украшает меня», или «Тот, кто меня улучшает», или «Улучшает меня (Бог)». При нём, по-видимому, вводится обычай, возведенный в закон, прибавлять к собственному имени фараона особое священное имя. Эти имена вписываются в картуши, которым предшествуют ещё три громких титула. Первый титул для всех царей начинался неизменно знаком, означавшим «Солнечный Хор». Символ Хора, сокол с двойной короной, был символом и фараона. Второй титул был «владыка двух царских венцов» (Верхнего и Нижнего Египта). В третьем титуле, начинавшемся словами «Золотой Хор», славились военные деяния царя как победителя тех или иных стран и народов.

Священное имя царя окружено картушем и ему предшествуют слова «царь Верхнего и Нижнего Египта». И последним писалось имя царя, полученное им при рождении, которое также находится в картуше и ему предшествуют слова «сын Ра» (Солнца). К имени царя добавлялось также имя воздвигнутой им пирамиды. Тронным именем Снофру было Небмаат («Владыка Маат» или «Господин правды»).

Происхождение

Об основателе IV династии Снофру сохранилось много записей и несколько портретных изображений. Согласно царскому списку эпохи Рамессидов, происходящему из Саккары, Снофру был наследником Хуни. Вступление Снофру на трон Египта упомянуто автором одного из самых древних дошедших до нас поучений: «Наставление, адресованное Кагемни его братьям». В конце текста повествуется о смерти Хуни, затем о последовавшем прибытии царя Верхнего и Нижнего Египта Снофру в качестве благодетельного царя Обеих Земель. Поскольку автор ничего не говорит о вероятной связи между двумя фараонами, можно сделать вывод, что Снофру не был сыном Хуни, так как писец, конечно же, не забыл бы об этом упомянуть. Этот факт, вероятно, был решающим для того, чтобы поставить Снофру во главе новой династии, как это сделал Манефон.

Согласно другой версии, Снофру всё же был сыном фараона Хуни, но не от главной царицы, а от его другой, младшей жены Мересанх. Старший сын Хуни, который должен был стать наследником, умер. Тогда Снофру женился на Хетепхерес (Хати[и]-храс), дочери главной царицы, в жилах которой текла царская кровь. Женившись на Хетепхерес, Снофру укрепил своё право на престол. Хетепхерес стала матерью фараона Хуфу (Хеопса).

Снофру, вероятно, был родом из местности, находящейся в XVI номе Верхнего Египта, как это подсказывает название, которое она носит: Менат-Снофру («Кормилица Снофру»). Эта местность, точное месторасположение которой остается неизвестным, упомянута на стенах храма Снофру в южном Дахшуре, в гробнице Нефермаата и Итет в Мейдуме и на фрагменте одного из папирусов из заупокойного храма фараона V династии Неферефра в Абусире.

Внешняя политика

Палермский камень сообщает об активной завоевательной деятельности Снофру: при нём, около 2595 г. до н. э., были совершены походы в Нубию, в ходе которых было захвачено большое количество рабов и скота. Военная экспедиция на юг, в Нубию, в область Нехси (южнее 1-го порога) позволила привести в Египет 4000 мужчин, 3000 женщин и 200 000 быков и баранов. Четыре или шесть лет спустя 1100 человек и 13 100 голов скота было захвачено у жителей страны Техену, находящейся на запад от Египта, в Ливии.

Кроме того, Снофру начал торговые сношения с севером и отправил флот в 40 кораблей к финикийскому берегу. Из финикийского порта Библ прибыли 40 кораблей с ливанским кедром для постройки храмов и больших кораблей. Также проводилась политика колонизации Синая, богатого бирюзой и медью. Хотя экспедиции на Синай предпринимались ещё при Раннем царстве, но именно Снофру стали почитать здесь как бога.

Об успешных войнах на Синайском полуострове говорят барельефы в районе Вади-Магкара. Изображение Снофру, поражающего неприятелей, обнаружено на двух рельефах; здесь даны его полные титулы и он назван «Победителем варваров», хотя и изображён уже пожилым человеком. Победы Снофру на Синае и окончательное присоединение к Египту области медных рудников имели настолько крупное политическое и экономическое значение для Египта, что воспоминания об этих событиях в течение тысячелетий сохранились в памяти египетского народа. Снофру впоследствии считался завоевателем всей этой области и основателем здешних медных рудников. Одному из рудников и некоторым дорогам было присвоено его имя; он считался богом-покровителем этой местности и высшей похвалой, впоследствии, для чиновника служили слова, что «со времён Снофру ничего подобного здесь не было сделано».

Управление государством

За годы правления Снофру Египет достиг высокого уровня развития благодаря отлаженной системе управления. Фараон привлекал к управлению государством представителей знати и своих родственников. Известно, например, что его сын Каэн-Нисут занимал должность «начальника дома оружия», то есть фактически контролировал военные силы страны. Другой сын Снофру, Рахотеп, был верховным жрецом Ра в Гелиополе.

Из официальной летописи Палермского камня известно, что в течение только трех — 12-го, 13-го и 14-го — лет правления Снофру в Верхнем и Нижнем Египте были построены многочисленные хут-Снофру («обители Снофру»), видимо, оборонительные сооружения для закрепления завоеваний на севере, у Горьких озёр, на Суэцком перешейке, и на юге, в районе первого порога. Также были построены 35 номовых храмов и царский дворец, двери которого были выполнены из кедра. В области кораблестроения деятельность фараона также была весьма значительна: 60 царских ладей, точные размеры которых не известны, и, по крайней мере, четыре корабля в 100 локтей (более 52 м).

Пирамиды Снофру

Пирамида Хуни

Предшественник Снофру Хуни, последний царь III династии, построил типичный для своего времени заупокойный памятник — ступенчастую пирамиду в Мейдуме (см. Пирамида в Мейдуме), которая связывается с именем Снофру. Первоначально это была ступенчатая пирамида с семью ступенями. Снофру приказал продолжать строительство, и была возведена восьмая ступень. Но, вероятно, после обвала, вызванного погрешностями планировки, царь или его архитектор приказали заполнить пространство между ступенями камнями, а все строение обложить плитами из турского известняка. Так пирамида обрела вид «истинной». Причина, по которой Снофру вёл работы в гробнице предшественника, не совсем ясна. Если он был сыном Хуни, он мог просто заботиться о достойном захоронении отца. Но существует и точка зрения, что он боялся умереть прежде, чем будет завершена его столь желанная гробница, и узурпировал пирамиду Хуни. Снофру приказал добавить к ней гладкую облицовку, чтобы трансформировать её в настоящую пирамиду, лучше приспособленную для заупокойных нужд нового фараона. Тем не менее, тезис об узурпации, который казался малоправдоподобным в случае Снофру, не был воспринят единодушно.

У восточной грани пирамиды в центре находится небольшой храм, к которому некогда вёл широкий проход от кромки полей. В храме было несколько помещений, расположенных перед обнесённым стеной двориком. В нём по обе стороны от алтаря, на который клали подношения для духа царя, стоят две огромные стелы без надписей и изображений. Этот небольшой храм и через полторы тысячи лет после Снофру посещали благочестивые паломники и путешественники, которые нацарапали свои имена и оставили надписи на стенах храма. Пять из этих надписей упоминают, что пирамида принадлежала царю Снофру. На самом деле это единственное доказательство её принадлежности, поскольку внутри пирамиды были обнаружены только фрагменты деревянного саркофага, не содержащие надписей.

Проблема пирамид Снофру

Снофру перенес царское кладбище на новые земли у Дахшура, в 45 км к северу от Мейдума, где ныне находятся несколько пирамид фараонов Среднего царства. Приписываемые Снофру пирамиды расположены, помимо мемфисского плато в Дахшуре, также в Мейдуме и в Сейле, двух соседних городах, расположенных в пятидесяти километрах к югу от Дахшура. Вопрос назначения пирамид Снофру остается одним из самых затруднительных в египтологии. После раскопок в Мейдуме атрибуция пирамиды не возбуждала и тени сомнения: граффити Нового царства, оставленные паломниками в небольшом святилище у восточной стороны пирамиды, ясно упоминают «прекрасный памятник Снофру». Более того, наличие картуша Снофру в одной из мастаб соседнего некрополя позволили установить, что большинство владельцев гробниц (Нефермаат и Итет, Рахотеп и Нофрет и т. д.) сделали карьеру в эпоху правления этого фараона. Таким образом, Мейдум представлялся некрополем Снофру, с расположенными поблизости мастабами больших чиновников.

Находка же в Дахшуре декрета Пепи I (VI династия) сделало этот «сценарий» маловероятным. В самом деле, в этом официальном документе царь предписывает привилегии и охрану имущества жрецов культа Снофру в обеих пирамидах, которые, следуя логике, должны были находиться поблизости от места обнаружения декрета — большого строения (100 м на 65 м), расположенного на границе плато Дахшур. Следовательно, две огромные каменные пирамиды в Дахшуре, — достойные соперницы пирамид Гизы, — должны были принадлежать Снофру. Атрибуция окончательно подтверждена раскопками.

К сожалению, ещё не найдено ни одного фрагмента царского саркофага ни в пирамидах в Дахшуре, ни в пирамиде в Мейдуме, поэтому не известно, какая из этих пирамид служила фараону гробницей. И все же открытия в Дахшуре позволяют предположить, что этот город был подлинным некрополем Снофру. У восточной стороны «ломаной» пирамиды в южном Дахшуре было раскопано святилище с алтарём для приношений и две стелы с выгравированным именем Снофру; подобное сооружение, но меньшего размера, было построено также у восточной стороны пирамиды-спутницы. С другой стороны, на северо-восточной стороне главной пирамиды, было обнаружено строение (47 м × 26 м.); оно было связано со стеной её ограды насыпью, длиной около 700 м. Это здание, несправедливо названное в исторических трудах «долинным храмом», скорее имеет вид заупокойного храма, вовсе не находится на границе долины и не имеет характерных для нижних храмов пирамидных комплексов пристаней. Зато, существование важной, ещё не раскопанной, дороги, ведущей на восток, позволяет надеяться, что подлинный нижний храм пирамиды ещё не открыт.

В действительности, найденный храм демонстрирует основные элементы заупокойного храма: украшенный рельефами и окруженный кладовыми входной вестибюль, двор с декорированными колоннами, поперечный двор, который отделяет переднюю часть храма от его сокровенной части, шесть стоящих в ряд ниш со статуями; единственный элемент, которого не было — это святилище, построенное уже на восточной стороне пирамиды. Сюжеты храмовых рельефов, сохранившихся на высоте человеческого роста, в большинстве своем связаны с царской погребальной церемонией и подобны рельефам многих других припирамидных храмов Древнего Египта. Таким образом, храм и святилище были местом заупокойного культа Снофру. Именно эти места были местом увековечения этого культа в более поздние времена и, особенно в Среднем царстве, как это подтверждают многочисленные вотивные памятники и обновленные постройки.

Итак, логично было бы заключить, что «ломаная» пирамида в южном Дахшуре служила Снофру гробницей. Но существует также грандиозная пирамида с ровными склонами в Северном Дахшуре, в которой были найдены фрагменты человеческого скелета, который, — следует в этом признаться, — никогда не мог быть с уверенностью признан царской мумией. Этого, тем не менее, достаточно, чтобы считать эту пирамиду подлинной гробницей Снофру; вообще, эта гипотеза, которой придерживаются на сегодняшний день. Несмотря на все предложенные объяснения, нельзя утверждать, что вопрос о погребении Снофру решён.

«Ломаная пирамида»

Основная статья: Ломаная пирамида

Вероятно, южную пирамиду построили раньше. Она носит название «ломаной», «срезанной» или «ромбовидной» пирамиды за её причудливую форму. Таким образом, царь построил несколько пирамид: ему приписываются, во-первых, пирамида с ломаными гранями (188 × 188 м и высотой 105 м) в южном Дахшуре. К югу от неё находится пирамида-спутница (52 × 52 м и высотой 31 м). Для кого она была построена, неизвестно. «Ломаная» («ромбовидная») пирамида отличается от пирамид Древнего царства тем, что имеет вход не только на северной стороне, что было нормой, но также и второй вход, который открыт выше, на западной стороне. Северный вход расположен на высоте примерно 12 м над уровнем земли, ведёт в наклонный коридор, который опускается под землю в две комнаты с выступами. Из этих двух комнат, через шахту ведет проход в другую маленькую камеру, которая тоже имеет выступ в виде крыши. Входы на северной стороне пирамиды делали во время Древнего царства. Это было связано с религиозными верованиями древних египтян. Почему здесь появилась потребность во втором, западном, входе — это остаётся загадкой. В этой пирамиде не обнаружено и следа присутствия саркофага, который был бы расположен в этих комнатах, однако, во внутренних помещениях наблюдаются следы изъятия огромных объемов камня: так, полностью отсутствует «лестница к небу» в двух нижних помещениях с ложным сводом потолков — но на стенах остались зигзаги от цементного раствора; в верхнем помещении «с кедровыми брусьями» по сути на глубину много метров раскопан пол, сами брусья на момент завершения строительства должны были быть внутри кладки. Не исключено, что саркофаг мог находиться в верхнем помещении в кладке пола, подобно саркофагу Хефрена и был разрушен грабителями. Имя Снофру было написано красной краской в двух местах в «ломаной» пирамиде. Его же имя найдено на стеле, которая стояла внутри ограды малой пирамиды.

Для объяснения нестандартной формы пирамиды немецкий египтолог Людвиг Борхардт (1863—1938) предложил свою «теорию приращивания». Согласно ей, царь умер неожиданно и угол наклона граней пирамиды был резко изменен с 54 градусов 31 минуты до 43 градусов 21 минуты, чтобы быстро закончить работу. Курт Мендельсон предложил альтернативу: пирамида в Медуме и южная пирамида в Дахшуре были построены одновременно, но случилась авария в Медуме — возможно, после дождей обшивка обрушилась — и этот инцидент заставил спешно изменить угол наклона сторон пирамиды в Дахшуре, когда она была построена уже наполовину.

«Розовая пирамида»

Северная, или «Розовая» (реже именуемая «красной»), пирамида Дахшура — первая царская усыпальница правильной стереометрической пирамидальной формы (хотя угол её стороны с погрешностью — только 43 градуса 36 минут, в отличие от поздних норм — 51 градус 52 минуты) и её название связано с цветом облицовочного камня, приобретающего розовый оттенок в лучах заходящего солнца. Вход через наклонный проход на северной стороне спускается в три смежные камеры, они все заполнены камнями и недоступны. Эта пирамида была приписана Снофру, потому что на нескольких блоках обшивки начертано его имя красной краской.

Хотя «розовая» усыпальница является первой «истинной» пирамидой, но ей свойственен чрезвычайно низкий наклон стен (основание 218,5 × 221,5 м при высоте 104,4 м.). Это одна из самых больших пирамид, по величине она уступает лишь пирамидам Хуфу и Хафра. Пирамиды Снофру в Дахшуре составляли ансамбль сходных и дополняющих друг друга построек, названных Ха-Снофру («Сияющий Снофру» или «Снофру воскресает»).

Пирамиды в Мейдуме и Сейле

Основные статьи: Пирамида в Мейдуме, Пирамида в Сейле

И, наконец, пирамида в Мейдуме (146 × 146 м, высота 118 м.). В конце правления V династии мейдумский памятник под именем Джед-Снофру функционировал параллельно с заупокойным комплексом Снофру в Дахшуре, так как, согласно папирусу из Абусирского архива, он являлся поставщиком продуктов в заупокойный храм царя Нефериркара. Идентификацию Джед-Снофру с памятником из Мейдума подтверждает надпись на статуэтке Среднего царства — обнаруженной в восточном святилище — которая упоминает богов, которые в Джед-Снофру. Многочисленные граффити Нового царства, оставленные в том же святилище, показывают, что Мейдум стал священным местом паломничества. Общий объём этих пирамид (3 682 500 м3) намного превосходит объём Великой Пирамиды в Гизе (2600 000 м3), что позволяет считать Снофру самым великим строителем Древнего царства.

В результате раскопок у ступенчатой пирамиды, обычно приписываемой III династии, принимая во внимание её ступенчатую форму, в Сейле, расположенной точно в 10 км к западу от Мейдума, на восточной границе Файюма, на месте культового сооружения было обнаружено имя Снофру. Среди расчищенных предметов можно отметить стелу из известняка с написанным Хоровым именем и картушем Снофру, алебастровую статуэтку царя и стол для приношений с тремя круглыми ёмкостями, также из алебастра. Значит, пирамида из четырёх, или даже пяти ступеней в Сейле была построена во времена Снофру. Видимо, ступенчатая пирамида в Сейле символизировала верховную власть Снофру около одной из его резиденций, или была кенотафом.

Разные памятники Снофру в Дахшуре, Мейдуме и Сейле, с храмами и дорогами, представляют собой гигантский объём почти в 4 000 000 м3 камней. Отсюда следует, что Снофру потребовалось добыть большое количество рабочей силы, используя крестьян и захваченных нубийских пленников. Снофру укрепил царство и оставил его в наследство своему сыну Хеопсу, который увеличил достижения своего отца и достиг апогея архитектуры Древнего царства путём строительства пирамиды на плато в Эль-Гизе.

Вместе с тем, очевидно, что программа строительства Снофру практически поглотила всю рабочую силу, имевшуюся в Египте: необходимо было привести из соседних стран несколько тысяч человек для работы на стройках, и от всего египетского народа требовалось колоссальное напряжение сил. Сотни тысяч животных были приведены в Египет для транспортировки камней, а также для пропитания страны. Несмотря на это, Снофру остался в памяти народа как царь «благодетельный». Литература Среднего царства и более поздняя традиция рассматривала Снофру в качестве идеального правителя, превознося его мудрость в противоположность его сыну и преемнику, деспотичному Хуфу (Хеопсу). Существование культа Снофру упоминается ещё при Птолемеях.

Родословие Снофру

Напишите отзыв о статье "Снофру"

Примечания

  1. ↑ [simposium.ru/ru/node/10150#_ftnref59 Манефон. Египтика. Книга I, IV Династия]

Литература

  • История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 2. Передняя Азия. Египет / Под редакцией Г. М. Бонгард-Левина. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988. — 623 с. — 25 000 экз.
  • Авдиев В. И. [annals.xlegio.ru/egipet/avdiev/avdiev.htm Военная история древнего Египта]. — М.: Издательство «Советская наука», 1948. — Т. 1. Возникновение и развитие завоевательной политики до эпохи крупных войн XVI—XV вв. до х. э. — 240 с.
  • [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.

Ссылки

  • [ru-egypt.com/library/hawass-bent-pyramid Хавасс З. Пирамиды Дашшура: Ломаная пирамида]
  • [uroboros.org.ru/Africa/meidum.html Мейдум (Египет)]
IV династия
Предшественник:
Хуни 		фараон Египта
ок. 2639 — 2604 до н. э. 		Преемник:
Хуфу


Отрывок, характеризующий Снофру

– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Снофру&oldid=78985946»