Снятын

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Снятин»)
Перейти к: навигация, поиск
Город
Снятын
укр. Снятин
Флаг
Страна
Украина
Статус
районный центр
Область
Ивано-Франковская область
Район
Координаты
Основан
Площадь
35,29 км²
Население
10 161 человек (2011)
Часовой пояс
Телефонный код
+380 3476
Почтовые индексы
78300 — 78304
Автомобильный код
AT, КТ / 09
КОАТУУ
2625210100
К:Населённые пункты, основанные в 1158 году

Сня́тын или Сня́тин (укр. Сня́тин) — город районного значения в Ивано-Франковской области Украины, административный центр Снятынского района.





История

Снятин впервые упоминается в Ипатьевской летописи под 1158 годом. Название города происходит от имени его владельца — воеводы Константина (Коснятина) Сирославовича, знатного боярина при дворе галицкого князя Ярослава Осмомысла.

После перехода Галиции под власть польского короля Казимира III (1349) Снятин стал центром староства. Первым старостой был Отто Ходечский. Долгое время старостами в Снятине были представители шляхтичей Бучацких, в частности, Михал «Мужило» Бучацкий, его сын Михал, внук Давид.

Город со временем превращается в важный торговый центр с ежегодными ярмарками, а в 1448 году получает Магдебургское право.

В 1457 году беглые повстанцы под руководством Лева захватили Снятин, но вскоре потерпели поражение.

В 1490—1492 годы город оказывается в зоне нового крестьянского восстания под предводительством Ивана Мухи (некоторые историки считают местным выходцем). Летом 1490 у города Рогатин королевскими войсками были разбиты основные силы повстанцев, а остатки их, во главе с Мухой, отступили на Покутье в районы Коломыя и Снятина, а затем в леса Северной Буковины.

В XVI—XVII веках Снятин неоднократно страдал от татарских набегов. Особенно опустошительными они были в 1498, 1520—1524, 1589, 1594 и 1621 годах.

Согласно привилегии Сигизмунда III от 1628 года, в Снятине разрешено было селиться «лицам всякого состояния и народа».

В 1646 году мещане Снятин поднялись на акции протеста из-за отнятия старостой Петром Потоцким остатков вольностей мещан (выслали делегацию к королю с жалобой на него и подстаросту Марцина Кобилянского). Отказываясь платить налоги старосте, часть снятинциев переселилась на другой берег Прута, 5 августа 1646 под руководством Василия Цинты получили местную церковь. Ситуацию изменили волосские драгуны П. Потоцкого. После возвращения делегации снятинцы с королевским Глейта от мести старосты на 6 месяцев повстанцы 2 ноября овладели городом с ратушей, заставили советников отказаться от присяги старосты. Зачинщика восстания Василия Цинту поймали драгуны Потоцкого, а вскоре завладели и городом. Король Владислав IV издал универсал для повстанцев, которым приказывал повиноваться Потоцкому, пока суд не рассмотрит спор. Было заключено соглашение, по которому взамен 1000 золотых на содержание гарнизона мещане будут свободными от воинской повинности.

Во времена Хмельничины в окрестностях Снятина действовали повстанческие отряды Леся Березовского, Никиты Горбачека, Григория Угорницкого. В 1665 году повстанцы штурмом захватили город и разрушили новый замок.

Снятин был расположен на границе с Молдавским княжеством, поэтому именно здесь действовала главная таможня на Молдавском торговом пути. В конце XVI века в Снятине проживали ремесленники 15 профессий. Развитию ремёсел способствовали армяне, которые начали заселять город с 1628 года, а развитию сельского хозяйства способствовали немцы, прибывшие из Баварии, Бадена, Вюртемберга, Нассау в 1777—1787 годы после того, как 1772 году по первому разделу Польши Галиция попала под власть Габсбургов, под которой находилась до 1918 года. До 1939 года Снятин был центром округа.

В марте 1881 года священник Теофил Кобринский организовал в Снятине первую украинскую читальню, которая 1899 году превратилась в филиал общества «Просвита». В последующие годы на территории Снятинщины возникают общества «Сечь», «Боян», «Союз украинок». В начале ХХ века на местных сходах дважды выступал Иван Франко. В 1903 город посетил классик украинской музыки Николай Лысенко.

6 июля 1941 года советские органы и войска оставили город, оккупирован германскими войсками.[1]

29 марта 1944 года освобождён от гитлеровских германских войск советскими войсками 1-го Украинского фронта в ходе Проскуровско-Черновицкой операции:[1]

Достопримечательности

  • Снятинская ратуша — самая высокая на Украине (высота башни — 50 метров). Её строительство началось в 1861 году и продолжалось почти 40 лет
  • Церкви XVIII века и 1838
  • Костёл с колокольней
  • Армянская церковь Успения Пресвятой Богородицы XVIII в.
  • Русовский литературно-мемориальный музей Василия Стефаника (открытый 1941 года)
  • Памятник Василию Стефанику (писатель большую часть жизни прожил в с. Русов Снятинского района)
  • Литературно-мемориальный музей Марка Черемшины в доме, где он жил и работал в 1912—1927 гг (открытый 1949 года)
  • Могила Марка Черемшины на местном кладбище
  • Памятник Марку Черемшине
  • Художественно-мемориальный музей Василия Касияна
  • Памятник Василию Касияну

Известные уроженцы и жители

Gallery

Напишите отзыв о статье "Снятын"

Примечания

  1. 1 2 Справочник "Освобождение городов: Справочник по освобождению городов в период Великой Отечественной войны 1941-1945" / М. Л. Дударенко, Ю. Г. Перечнев, В. Т. Елисеев и др. М.: Воениздат, 1985. 598 с.
  2. Сайт РККА. rkka.ru.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Снятын

В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.