Собеслав II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Собеслав II
чеш. Soběslav II.<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Собеслав II. Иллюстрация Венцеслава Черны.</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Князь Чехии
1173 — 1178
Предшественник: Фридрих (Бедржих)
Преемник: Фридрих (Бедржих)
 
Рождение: 1128(1128)
Смерть: 9 января 1180(1180-01-09)
Род: Пршемысловичи
Отец: Собеслав I
Мать: Аделаида (Адлета) Венгерская
Супруга: Элишка (Эльжбета) Польская

Собеслав II (чеш. Soběslav II.; 1128 — 9 января 1180) — князь Чехии в 1173—1178 годах, второй сын князя Чехии Собеслава I и Аделаиды (Адлеты) Венгерской.





Биография

Правление

В 1140 году, когда умер его отец, чешский князь Собеслав I, Собеслав II был ещё подростком.

Имя Собеслава II не упоминается в числе князей, восставших в 1142 году против нового чешского князя Владислава II. В этом восстании участвовал и старший брат Собеслава II, Владислав. Но в 1147 году Владислав II отправился во Второй крестовый поход в составе армии императора Конрада III. Собеслав в 1148 году попытался воспользоваться этим, чтобы захватить престол, однако брат Владислава II Депольт, который управлял княжеством от имени брата во время его отсутствия, смог подавить восстание, захватив Собеслава в плен и заключив его в замок Пршимда[1].

В 1150 году Собеславу удалось бежать в Германию. После смерти в 1152 году императора Конрада III Собеслав нашёл пристанище при дворе нового правителя Священной Римской империи Фридриха I Барбароссы, с которым Владислав II в это время был в ссоре[1].

В 1161 году Собеслав предпринял поход в Моравию, где захватил Оломоуц. Владислав II, получивший к тому моменту королевский титул, не имел возможности быстро изгнать Собеслава. Поэтому он обманом заставил Собеслава прибыть в Прагу, обещая выделить ему удел. Когда же тот сделал это, Владислав приказал его схватить и снова заключить в замок Пршима[2].

В заключении Собеслав пробыл до 1173 года. В 1172 году Владислав II, вновь поссорившийся с императором Фридрихом I, решил отречься от престола в пользу старшего сына Бедржиха (Фридриха) и удалился в Страговский монастырь. Этим воспользовался император Фридрих I, пытавшийся присвоить себе право решать, кто получит Чешский трон. При дворе императора в это время жили двое младших братьев Собеслава, Ольдржих и Вацлав[3]. После того как Ольдржих пожаловался императору на то, что его старший брат находится в заключении, Фридрих I велел Владиславу II и Бедржиху прибыть на императорский суд в Нюрнберг, освободив Собеслава. На суде он намеревался решить, кому следует управлять Чехией после отречения Владислава II. Бедржих освободил Собеслава и доставил того в Пражский замок, намереваясь договориться с ним. Однако Собеслав, испугавшись слухов о том, что Бедржих приказал ослепить его, бежал в Германию, где явился к императору Фридриху I. За ним отправился к императорскому двору и Бедржих, однако император Фридрих I решил по-своему. Он лишил Бедржиха престола, поставив на его место Ольдржиха, который с согласия императора сразу же отрёкся в пользу старшего брата Собеслава II[4]. Одновременно император отобрал у правителей Чехии право на наследственный королевский титул, переданное в своё время Владиславу II[5].

Бедржиха император удержал при своём дворе, а Собеслав отправился в Чехию, где в 1174 году был торжественно провозглашён знатью князем Чехии. Владислав II со второй женой и младшими детьми бежал в Тюрингию, где и умер. Также император сместил Войтеха (Адальберта), сына Владислава, с Зальцбургской архиепископской кафедры[6].

В благодарность за избрание князем император потребовал от Собеслава, чтобы тот собрал вспомогательную армию для похода Фридриха в Италию. Однако в 1176 году армия императора была разбита при Леньяно. В то же время Собеславу пришлось ввязаться в спор из-за архиепископства Зальцбург. Герцог Австрии Генрих II Язомирготт, недовольный смещением своего племянника Адальберта с архиепископской кафедры, вступился за него. Адальберта поддержал и зноемский князь Конрад III Ота. В ответ Собеслав решил выступить в поддержку императорского ставленника. Он собрал армию и совершил два похода в Австрию. В результате армия Генриха II была разбита, сам герцог бежал и вскоре умер, а Собеслав разорил все австрийские земли до Дуная. Однако во время похода армия Собеслава разграбила много церквей и монастырей, из-за чего папа римский Александр III в 1177 году наложил на Собеслава интердикт[6].

В 1177 году в Венеции император Фридрих I был вынужден примириться с папой Александром III. Одним из условий мира стало отречение Адальберта от архиепископской кафедры. В качестве компенсации император был вынужден вернуть чешский престол брату Адальберта — Бедржиху. Лишившись поддержки императора, Собеслав, утративший к этому времени поддержку знати, ничего не смог противопоставить Бедржиху, который нанял в Германии наёмников и вторгся в Чехию при поддержке Конрада Зноемского и нового герцога Австрии Леопольда V. В итоге Собеслав бежал, а Бедржих снова был провозглашён правителем Чехии[6].

В 1179 году Собеслав попытался воспользоваться отсутствием Бедржиха, который в это время отбыл по призыву императора в Швабию. Собрав армию, Собеслав выступил к Праге, однако взять её не смог. Бедржих, получив об этом известие, набрал армию наёмников в Германии и выступил в Чехию. По пути в Прагу Бедржих попал в засаду, устроенную Собеславом и был разбит. Однако Бедржиху удалось переправится через Влтаву и соединиться с армией Конрада Зноемского, прибывшего к нему на помощь из Моравии. Около Праги им удалось разбить Собеслава, который был вынужден бежать[6].

Собеслав умер 9 января 1180 года в изгнании. Наследников он не оставил.

Брак

Жена: с ок. 1173/1177 — Элишка (Эльжбета) Польская (ок. 1152 — 2 апреля 1209), дочь краковского князя Мешко III Старого и Эржебеты Венгерской. Детей не было. После смерти Собеслава Элишка вышла замуж за маркграфа Лужицкой марки Конрада II Ландсбергского.


Напишите отзыв о статье "Собеслав II"

Примечания

  1. 1 2 Томек В. История Чешского королевства.
  2. Томек В. История Чешского королевства.
  3. Старший брат Собеслава, Владислав, умер в изгнании в 1165 году.
  4. Žemlička Josef. Přemysl Otakar I. — P. 40—41.
  5. Томек В. История Чешского королевства.
  6. 1 2 3 4 Томек В. История Чешского королевства.

Литература

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/BOHEMIA.htm#SobeslavIUdalrichdied1140 Kings of Bohemia 915-1197 (Přemyslid)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 8 июля 2011.
  • [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/premysliden_herzoege_von_boehmen_maehren/sobieslav_2_herzog_von_boehmen_1180/sobieslav_2_herzog_von_boehmen_+_1180.html Sobieslav II. Herzog von Böhmen]. Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 11 декабря 2011. [web.archive.org/web/20060319060744/www.genealogie-mittelalter.de/premysliden_herzoege_von_boehmen_maehren/sobieslav_2_herzog_von_boehmen_+_1180.html Архивировано из первоисточника 19 марта 2008].
Предки Собеслава II
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ольдржих (ум. 9 ноября 1034)
князь Чехии
 
 
 
 
 
 
 
Бржетислав I (ум. 10 января 1055)
князь Чехии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Божена
 
 
 
 
 
 
 
 
Вратислав II (ок. 1032 — 14 января 1093)
князь, потом король Чехии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Генрих фон Швейнфурт (ок. 970/975 — 18 сентября 1017)
маркграф Баварского Нордгау
 
 
 
 
 
 
 
Юдит фон Швейнфурт (ок. 1010/1015 — 1058)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Герберга фон Хаммерштейн (ок. 975/980 — после 1036)
 
 
 
 
 
 
 
 
Собеслав I (ок. 1075 — 14 февраля 1140)
князь Чехии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Болеслав I Храбрый (ок. 967 — 17 июня 1025)
князь, затем король Польши
 
 
 
 
 
 
 
Мешко II Ламберт (990 — 1034)
князь Польши
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эмнильда (ум. 1017)
лужицкая княжна
 
 
 
 
 
 
 
Светослава (Сватава) (ок. 1048 — 1126)
княжна Польская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эццо (ок. 955 — 21 мая 1034)
пфальцграф Лотарингии
 
 
 
 
 
 
 
Рыкса Лотарингская (ум. 21 марта 1063)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Матильда (978 — 4 декабря 1025)
принцесса германская
 
 
 
 
 
 
 
Собеслав II
князь Чехии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Бела I (1016 — 11 сентября 1063)
король Венгрии
 
 
 
 
 
 
 
Геза I (ок. 1040 — 25 апреля 1077)
король Венгрии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Рыкса (ок. 1018 — после 1059)
польская принцесса
 
 
 
 
 
 
 
Альмош (ум. 1127)
венгерский принц, король Хорватии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
София ван Лооз
или Синадена Византийская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Аделаида (Адлета) (ок. 1105/1107 — 15 сентября 1140)
принцесса венгерская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Изяслав Ярославич (1024 — 3 октября 1078)
великий князь Киевский
 
 
 
 
 
 
 
Святополк Изяславич (8 ноября 1050 — 16 апреля 1113)
великий князь Киевский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Предслава Святополковна
киевская княжна
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
(?) Спытигнев II (1031 — 28 января 1061)
князь Чехии
 
 
 
 
 
 
 
N (Чешская?)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
(?) Ида фон Веттин
 
 
 
 
 
 
 

Отрывок, характеризующий Собеслав II

– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.