Соболев, Леонид Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Леонид Николаевич Соболев
Министр-президент
Болгарского княжества
5 июля 1882 — 19 сентября 1883
Монарх: Александр I
Предшественник: должность вакантна;
Казимир Густавович Эрнрот
(по 13 июля 1881)
Преемник: Драган Цанков
Министр внутренних дел
Болгарского княжества
5 июля 1882 — 16 апреля 1883
Глава правительства: он сам
Предшественник: Григор Начович[bg]
Преемник: Нестор Марков[bg]
15 августа — 19 сентября 1883
Глава правительства: он сам
Предшественник: Нестор Марков[bg]
Преемник: Драган Цанков
Министр финансов
Болгарского княжества
15 — 18 марта 1883
Глава правительства: он сам
Предшественник: Григор Начович[bg]
Преемник: Тодор Бурмов
 
Смерть: село Знаменское, Торопецкий уезд, Псковская губерния
Место погребения: Новодевичье кладбище (Санкт-Петербург)
Супруга: Мария Николаевна Щеглова
Дети: Анна, Вера, Кирилл
 
Военная служба
Принадлежность: Российская империя Российская империя
Звание:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал: 1-я бригада 37-й пехотной дивизии,
6-й Сибирский армейский корпус
Сражения: Туркестанские походы,
Русско-турецкая война 1877—1878,
Русско-японская война
 
Награды:

Леонид Николаевич Соболев (9 июня 1844, Торопецкий уездК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2764 дня] — 13 октября 1913, Торопецкий уезд) — русский генерал от инфантерии, участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов, премьер-министр Болгарии.





Биография

Родился в 1844 году в селе Капцев, Мещовского уезда Калужской губернииК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2764 дня]. Его отец, полковник Соболев, был участником первой балканской войны, получил Георгий за взятие Варны, а дед был сподвижником Суворова при взятии Очакова. Леонид Николаевич учился в 1-м Кадетском корпусе и Михайловском артиллерийском училище, из последнего 23 мая 1864 года выпущен в 7-ю конно-артиллерийскую бригаду; в 1868 г. окончил курс в Николаевской академии Генерального штаба и был прикомандирован к штабу войск Сыр-Дарьинской области в Туркестане, в 1871 году за отличие в Шахрисябзской экспедиции произведён в подполковники[1]. Во время пребывания в Туркестане им было написано исследование о Зарафшанском округе Сыр-Дарьинской области. Этот труд был отмечен русским географическим обществом.

В 1877—78 годах находился в действующей армии на Балканском полуострове, состоял в распоряжении генерал-адъютанта Радецкого, участвовал в сражениях под Плевной, под Шипкой, 31 января 1878 году был удостоен ордена св. Георгия 4-й степени:

В воздаяние за отличное мужество и храбрость, оказанные при переходе наших войск чрез Балканы, от Травны на Сельцы, 25 Декабря 1877 года.

За турецкую кампанию также был награждён золотой саблей с надписью «За храбрость» (1877 г.) и орденами св. Анны 2-й степени с мечами (1878 г.) и св. Владимира 3-й степени с мечами (1879). В 1881 году получил орден св. Станислава 1-й степени.

30 августа 1880 году произведён в генерал-майоры. В 1882 году болгарский князь Александр Баттенберг обратился к русскому правительству с просьбой о поддержке его посредством назначения на высшие должности в Болгарии нескольких русских военных, так как его положение в стране было сильно потрясено произведённым им государственным переворотом 1881 года. Просьба была исполнена: министром-президентом и министром внутренних дел был назначен генерал Соболев, военным министром — барон А. В. Каульбарс, министром общественных работ — князь М. И. Хилков. Остальные портфели Соболев распределил между болгарами консервативной партии, по указанию князя: Влковичем (которого потом заменил Стоилов), Начевичем, Грековым, Агура и другими. Все это были деятели государственного переворота 1881 г., и сначала казалось, что политика Соболева будет продолжением политики его русского предшественника, совершившего этот переворот, генерала Эрнрота. Действительно, Соболев подписал составленный консервативной партией новый закон о выборах, отменявший всеобщее голосование, и допустил давление на выборах, произведенных осенью 1882 года на основании этого закона. Впоследствии в своих мемуарах он так говорил об этом событии: «Меня умоляли подписать (избирательный) закон; требовалась подпись русского генерала. Я его подписал, ибо он еще сам по себе при честном его применении не мог нанести большого ущерба народу. В законе были и хорошие стороны. Но я заявил, что буду требовать соблюдения закона. Однако при выборах осенью 1882 года я был не в силах исполнить своего обещания — и в этом я вижу самый крупный промах, сделанный мной в Болгарии». Очень скоро обнаружилось, что Соболев не желает играть на руку консерваторам; чуждый политическим партиям Болгарии и мало знакомый с болгарскими условиями, но вместе с тем твердо решившийся действовать самостоятельно, на основании собственных убеждений, он добросовестно стремился изучить настроение различных групп в стране, допустил весьма значительную свободу печати; возвратил из ссылки Драгана Цанкова и сблизился со многими членами его партии. Стоилов и другие министры были этим крайне недовольны. Столкновения их с Соболевым происходили по вопросу о бюджете, так как министры чрезвычайно щедро расходовали народные средства, а Соболев искренно стремился к экономии. Он хотел, чтобы правительство оставило за собой постройку железных дорог, тогда как болгарские министры настаивали на концессиях, чрезвычайно убыточных для страны, Соболев настаивал на сохранении жандармерии, которую, как подчиненную военному министру, то есть Каульбарсу, Стоилов и его друзья хотели уничтожить. По вопросам о бюджете и железных дорогах князь был на стороне своих консервативных министров, но по вопросу о жандармерии он действовал в согласии с Соболевым. Отставка кабинета сделалась неизбежной. 3 марта 1883 года Соболев сформировал новый кабинет, в который, кроме Каульбарса и Хилкова, вошло несколько умеренно-либеральных болгар: Кириак Цанков (племянник Драгана Цанкова), Бурмов, Агура и др. К этому времени у Соболева сложилось вполне определённое убеждение, что государственный переворот 1881 году был произведен князем Александром и группой Стоилова исключительно в своекорыстных интересах, что генерал Эрнрот, содействовавший этому перевороту, совершил ошибку и что восстановление тырновской конституции и законного порядка вообще было бы в интересах как Болгарии, так и России. Этому убеждению соответствовала и политика Соболева. Она обострила его отношения с князем. В мае 1883 года князь Александр, в Москве, куда он приехал на торжество коронации, просил русское правительство об отозвании Соболева и Каульбарса, но получил категорический отказ. Соболев также прибыл в Москву и имел встречу с императором. 6 сентября 1883 года князь особым манифестом восстановил тырновскую конституцию; в тот же день Соболев и Каульбарс, считая свою миссию оконченной или видя невозможность управлять страной совместно с князем Александром, подали в отставку, которая и была принята. Соболев вернулся в Россию и состоял командиром 1-й бригады 37-й пехотной дивизии (27.10.1883—17.2.1891), начальником штаба Виленского военного округа (17.2.1891—14.3.1895), начальником штаба Московского военного округа (14.3.1895—1.6.1904)[1].

В начале русско-японской войны генерал от инфантерии (с 6 декабря 1903 года) Соболев был назначен командиром 6-го Сибирского армейского корпуса (1.6.1904 — май 1906[1]) и участвовал в боях при Шахэ и Мукдене. После отступления в Телин он исполнял должность командующего 2-й маньчжурской армии. За маньчжурскую компанию он был награждён бриллиантовой саблей и 26 марта 1905 года орденом Св. Александра Невского с алмазными знаками. По возвращении с войны вышел в отставку. Вступил в жёсткую полемику с генералом А. Н. Куропаткиным, обвинявшим в неудачах окружавших его генералов. Его объёмистый труд «Куропаткин и генералы» стал своего рода ответом на докладную записку Куропаткина о войне. Книга Соболева вышла после несостоявшейся (за неполучением разрешения) дуэли между двумя генералами.

В 1886 году Соболев опубликовал в «Русской старине» очень интересные материалы: «К новейшей истории Болгарии»[⇨]. Эти материалы вызвали напечатанную тоже в «Русской Старине» 1886 году переписку между генералами Эрнротом и Соболевым. Из многочисленных печатных трудов Соболева укажем: «Географические и статистические сведении о Зеравшанском округе» (СПб., 1874)[⇨]; «Страница из истории восточного вопроса. Англо-Афганская распря» (4 т., СПб., 1880—85)[⇨]; «Материалы по изучению Болгарии» (под ред. Соболева, 4 вып., Бухарест, 1877); а также роман «Государственные преступники» (под псевдонимом Р. Скиф)[⇨], в котором изобразил революционные потрясения 1905—1906 годов. Последними его печатными трудами были брошюры «Поход русских в Индию» и «Раздел России»[⇨], написанную в ответ известному венгерскому магнату и другу австрийского наследника престола Николаю Семере, предложившему накануне Балканской войны совместный австро-турецкий поход против России. Почти всю жизнь Соболев вел дневник, отрывки из которого были опубликованы до революции 1917 года в «Русской старине» и «Историческом вестнике».

Леонид Николаевич Соболев скончался 13 октября 1913 г. в селе Знаменском Торопецкого уезда Псковской губернии[2]. Причина смерти — кровоизлияние в мозг.

Похоронен на Новодевичьем кладбище в Санкт-Петербурге.

Семья

Жена — Мария Николаевна (урожд. Щеглова), дочь Николая Ивановича Щеглова (? — 1904) и Аллы Андреевны[3].

Дети[3]:

  • Анна (в замужестве Толмачева);
  • Вера (замужем за Львом Львовичем Волковым);
  • Кирилл (11.5.1888 — 5.02.1934, Пекин, Китай); выпускник Пажеского корпус (1908), участник Первой мировой войны; начальник штаба 8-й Камской стрелковой Адмирала Колчака дивизии (1918—1920), полковник (1920), участник боёв под Уфой и Челябинском, Сибирского Ледяного похода; начальник штаба 1-го стрелкового корпуса в составе войск Дальневосточной армии (1920), генерал-майор (1921); с атаманом Г. М. Семёновым выехал в Шанхай, жил в Пекине и Харбине[3].

Избранные труды

Основной источник: [www.nlr.ru/poisk/ Электронные каталоги РНБ]
  • Соболев Л. Н. Англо-Афганская распря : (Очерк войны 1879—1880 гг.) : [Страница из истории восточного вопроса] : Вып. 1-8. — СПб. : тип. д-ра М. А. Хана, 1880—1885. — 6 т.
  • Соболев Л. Н. Возможен ли поход русских в Индию? — М.: тип. Окр. штаба, 1901. — 27 с. — (статья, помещенная в 1888 г. в «Рус. старине»)
  • Соболев Л. Н. Географические и статистические сведения о Зеравшанском округе с приложением списка населенных мест округа. — СПб. : тип. Имп. Акад. наук, 1874. — 561+7 с. — (Из т. 4 «Зап. Отд-ния статистики Рус. геогр. о-ва»)
  • Соболев Л. Н. Государственные преступники : Роман / Р. Скиф. — СПб. : типо-лит. т-ва «Свет», 1908. — 2+344 с. — (Авт. установлен по изд.: Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов. — М., 1958. — Т. 3. — С. 116)
  • Соболев Л. Н. Железные дороги в России и участие земства в их постройке. — СПб.: тип. Ю.Штауфа, 1868. — 23 с.
  • Соболев Л. Н. Индия : исторический очерк / [сост. Л.Н.С.]. — [СПб.] : в тип. В. Безобразова и Комп., 1887. — [71] с. — (Отт. из «Энциклопедии военных и морских наук» т. 3, вып. 3. — 1888. — С. 324—355)
  • Соболев Л. Н. [www.runivers.ru/upload/iblock/dbc/russkaya%20starina%2051-52.pdf К новейшей истории Болгарии: материалы о внутренней политике 1881—1883 гг.] // Русская старина. — 1886. — № сентябрь. — С. 704—752 (страницы файла = 223—271).
  • Соболев Л. Н. Куропаткинская стратегия : Крат. заметки бывш. командира 6 Сиб. армейск. корп. — СПб.: Рус. скоропеч., 1910. — 12+477 с., 5 л. карт.
  • Соболев Л. Н. Последний бой за Шипку : По поводу воспоминаний В. В. Верещагина : Очерк : 1877—1878. — [СПб., 1889]. — [2], 413—450 с. — (Из «Рус. старины» изд. 1889 г., т. 62. май)
  • Соболев Л. Н. Раздел России. — СПб.: тип. А. С. Суворина, 1911. — 16 с.
  • Соболев Л. Н. Россия и Англия на Дальнем Востоке : Ист. справка ко дню открытия Касп.-Самарканд. ж. д. 15 мая 1888 г. — [СПб.] : тип. В. С. Балашева, 1888. — 20 с. — (Отт. из историч. журн. «Рус. старина», изд. 1888 г.)
  • Соболев Л. Н. Тимур (Тамерлан) : [биографический очерк / Л.Н.С.]. — [СПб.] : Тип. В. Безобразова и К°, 1895. — 8 с. — (Отт. из «Энциклопедии военных и морских наук», т. 7. — 1895. — С. 483—490)
  • Соболев Л. Н. Чингис-хан : [биографический очерк / Л.Н.С. — СПб.] : Тип. В. Безобразова и К°, 1896. — 18 с. — (Отт. из «Энциклопедии военных и морских наук», т. 8, вып. 2. — 1897. — С. 305—310)
  • Соболев Л. Н., Гродеков Н. И. Стратегический обзор Хивинского ханства : Изд. на правах рукописи. — Ташкент : тип. арендуемая Ф. В. Базилевским, 1882. — 2+83 с. — (Матер. для описания Хивинского похода 1873 года, сост. под ред. Ген. штаба генерал-лейтенанта В. Н. Троцкого)

Награды

Основной источник: [www.regiment.ru/bio/S/341.htm Русская императорская армия]
иностранные награды

Напишите отзыв о статье "Соболев, Леонид Николаевич"

Примечания

  1. 1 2 3 Русская императорская армия.
  2. [anno.onb.ac.at/cgi-content/anno?apm=0&aid=nfp&datum=19131015&seite=6 † General Sobolew] (нем.) // Neue freie Presse. — 1913. — Nr. 17653 (15. Okt.). — S. 6.
  3. 1 2 3 necropolural.

Литература

Ссылки

  • [www.regiment.ru/bio/S/341.htm Соболев Леонид Николаевич]. Русская императорская армия. Проверено 30 сентября 2016.
  • [sites.google.com/site/necropolural/goroda-rossii/sankt-peterburg/novodevice-kladbise/alfavitnyj-spisok-zahoronenij/sobolev-leonid-nikolaevic Соболев Леонид Николаевич]. necropolural. Проверено 30 сентября 2016.

Отрывок, характеризующий Соболев, Леонид Николаевич

– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.