Александро-Невский Новоярмарочный собор

православный собор
Собор святого благоверного князя Александра Невского
Собор св. Александра Невского
Страна	Россия Россия
Город	Нижний Новгород Нижний Новгород
Конфессия	православие
Епархия	Нижегородская и Арзамасская
Тип здания	Собор
Строительство	15 июля 1868—1880 годы
Приделы	в честь прп. Макария Желтоводского и Унженского, чудотворца; в честь свт. Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца; в честь равноап. Марии Магдалины.
Состояние	действующий
Сайт	[www.nevskiy-nne.ru/ Официальный сайт]

Собор святого благоверного князя Александра Невского (Новоя́рмарочный) — православный кафедральный (с 2009 года) собор в Нижнем Новгороде. Построен в 1868—1881 годах по проекту архитектора Л. В. Даля. Настоятель (ключарь) протоиерей Сергий Матвеев с 12 января 2005 года.

Расположение и описание

Находится в нижней части города, по адресу: улица Стрелка, 3а.

Престолы собора:

• Святого Александра Невского
• Святого Николая Чудотворца
• Равноапостольной Марии Магдалины.

В выступающем западном притворе, на хорах большого собора расположена зимняя церковь Макария Желтоводского и Унженского.

История

В 1856 году ярмарочное купечество изъявило желание построить второй православный ярмарочный храм в память о посещении ярмарки императором Александром II и обратилось с ходатайством о постройке нового собора к нижегородскому епископу Антонию, а тот, в свою очередь, к губернатору А. Н. Муравьёву. Был проведён сбор пожертвований. Необходимые средства (454 тысячи 667 рублей 28 копеек) были собраны за 10 лет (к 1866 году).

8 сентября 1864 г. состоялась символическая закладка камня в основание будущего храма. К 1864 году был готов проект губернского архитектора Р. Я. Килевейна. Его пришлось переработать по причине недостаточной прочности; после этого выяснилось, что для такого проекта не хватает финансирования. Новый проект, предложенный молодым архитектором Л. В. Далем, также не был утверждён.

18 ноября 1865 г. проект церкви был утверждён правительством. Авторство утверждённого правительством проекта до сих пор не установлено точно. В 1866 г. Л. В. Даль вернулся на постоянное жительство в Нижний Новгород из-за границы и доработал проект собора.

Строительство

15 сентября 1867 г. был учреждён строительный комитет для возведения храма, а 11 августа 1868 г. состоялась повторная закладка собора на Стрелке. Основное строительство собора было начато 18 августа 1868 года и продолжалось в течение 13 лет, внутренние работы продолжались до 1881 года. Высота храма составляет 87 метров.

Собор был возведён без традиционного свайного основания и «представлял собой центрическое монументальное сооружение с пятью восьмигранными шатрами, центральный из которых поднимается на высоту 72,5 метра. В декоре фасада сочетались элементы разных архитектурных стилей. План собора имел эклектический характер». Кроме написанных московским иконописцем Ф. А. Соколовым икон в храм были привезены иконы из ликвидированного после пожара Макарьевского монастыря.

Духовное окормление

20 июля 1881 года строительство было закончено и собор был торжественно освящён в присутствии императора Александра III, его супруги Марии Фёдоровны и цесаревича Николая.

Храм выделялся тем, что у него не было постоянного прихода: его прихожане — купцы, приезжавшие на ярмарку.

По этой причине основное помещение было открыто только во время ярмарки, а зимой не отапливалось.

Работала только отапливаемая зимняя церковь Макария Желтоводского и Унженского.

Храм был местом встречи почётных гостей города — царской семьи, иерархов православной церкви.

В храме находилась чудотворная икона Божией Матери и Животворящий Крест Господень, к которым прикладывались многие страдающие параличом и другими заболеваниями.

Конфискация имущества, советское время

В 1929 году храм был закрыт, ценности изъяты, а зимой 1930 года по решению руководства Волжской флотилии иконостасы и все деревянные украшения собора пустили на дрова для обогрева местных домов. Прихожанам всё же удалось спасти несколько икон, в том числе икону Божией Матери и Животворящий Крест, находившиеся до последнего времени в нижегородской Свято-Троицкой Высоковской церкви.

В конце 1920-х годов был разработан проект реконструкции ярмарочной территории. Он предусматривал снос собора и возведение на его месте маяка с памятником В. И. Ленину. Этот проект не был осуществлён, но в качестве подготовки к нему в конце 1930-х годов были разобраны шатры.

В дальнейшем здание собора существовало как склад и частично как жильё. К собору были пристроены многочисленные подсобные помещения и различные конторы, преобразившие его до неузнаваемости. В подвалах храма находились склады. В 1940-е годы произошёл пожар, уничтоживший интерьер в здании собора и роспись на потолке и стенах храма. После этого остатки внутренней штукатурки были полностью сбиты. Во время Великой Отечественной войны на центральном барабане собора была установлена зенитная батарея, защищавшая небо Нижнего Новгорода от налётов фашистской авиации.

Возрождение храма

В 1983 году началась реставрация собора, в этот период активно принимали участие добровольные реставраторы. В 1989 году началось восстановление сорванных шатров храма. В феврале 1991 года было создано Братство во имя святого благоверного великого князя Александра Невского, и в июне 1992 года собор был возвращён Церкви. С 1992 года в зимнем приделе преподобного Макария начались богослужения. 30 декабря 1998 года митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай освятил центральный Александро-Невский престол храма. 24 апреля 1999 года был освящён Мариинский придел, и 18 мая — Никольский придел.

Богослужения стали совершаться в основном помещении собора; но при этом реставрация продолжается.

Внешние изображения
	[www.nne.ru/upload/1262896527.jpg Утреня и Божественная литургия (фото 07.01.2010)]
	[www.nne.ru/vi.php?id=703 Литургия (видео)]

Для собора пришлось разработать новую конструкцию иконостаса, так как секрет старых мастеров, установивших и закрепивших в прошлом веке 23-метровый — с восьмиэтажный дом! — иконостас, открыть не удалось.

Внешнее убранство иконостаса постараются восстановить по старым уцелевшим фотографиям.

8 сентября 2009 года архиепископ Георгий совершил Божественную литургию, а по её окончанию освятил новую соборную икону Нерукотворного Образа Спасителя — список с чудотворного образа Тутаевского Всемилостивейшего Спаса, написанный в иконописной мастерской «Традиция» .

12 сентября 2009 года Собору в честь святого благоверного князя Александра Невского в Нижнем Новгороде присвоен статус кафедрального.

В октябре 2009 года завершена роспись молельной комнаты в Автозаводском интернате для детей с проблемами развития. Интернат окормляется приходом собора с конца 1990-х годов.

Работы по внутренней росписи собора начались в апреле 2010 года. В 2010 году была завершена роспись алтаря, а летом 2011 года приступили к росписи двух опорных колонн. Общая площадь росписей составит 11 тыс. м². 1 июля 2010 года архиепископ Георгий освятил Казанский образ Божией Матери — первую из 187 икон Богородицы, планируемых к установке в соборе. Во время освящения икона была установлена в большом киоте у левой колонны. В августе 2011 года была завершена работа над Донской иконой Божией Матери, списком с древнего образца, хранящемся в Третьяковской галерее.

4 ноября 2011 года в собор был доставлен Пояс Пресвятой Богородицы. Святыня была установлена в центре собора и находилась в нём до 6 ноября. За это время ей поклонилось около 170 тыс. человек, в том числе Патриарх Кирилл и президент России Дмитрий Медведев.

Планируется реконструкция территории вокруг собора с целью повышения его транспортной доступности.

Колокол «Соборный»

Установка колокола в честь 400-летия подвига Нижегородского ополчения Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского запланирована на месте слияния Оки и Волги, в 300 метрах от Собора Александра Невского.. До этого времени колокол размещен на временной звоннице у южного входа в собор.

Проект создания колокола реализуется по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

Это третий по величине колокол в России (после Царь-колокола в Москве и колокола в Троице-Сергиевой Лавре).

Его высота и диаметр совпадают и равны 4 метрам. Вес 60 тонн. Изготовлен из колокольной бронзы (80% меди и 20% олова).

По нижнему поясу колокола идет надпись, увековечивающая имена всех попечителей и благотворителей, принявших участие в его создании. Проектированием и возведением звонницы занимается фирма «Старый Нижний», отливка колокола будет вестись на Балтийском заводе в Санкт-Петербурге, художественное оформление и звучанием руководят специалисты из Москвы.

Отливка колокола состоялась на «Балтийском заводе» 5 октября 2011 года. Работы велись в течение нескольких часов. На остывание колокола было отведено три недели.

Святыни и реликвии

Святыни собора:

• икона преподобного Серафима Саровского с частицей мощей;
• икона блаженной Матроны Московской с частицей мощей;
• икона святого благоверного князя Александра Невского с частицей мощей;
• икона святой великомученицы княгини Елисаветы и инокини Варвары с частицами мощей;
• икона святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца;
• в соборе с 2005 года находится первая привезённая в Россию икона с частицами мощей священномученика Киприана и мученицы Иустиньи.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Александро-Невский Новоярмарочный собор
• Собор святого благоверного князя Александра Невского [www.nne.ru/parish.php?id=291 на сайте Нижегородской епархии]

Отрывок, характеризующий Александро-Невский Новоярмарочный собор

– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.