Собор Парижской Богоматери (роман)

Собор Парижской Богоматери
Notre-Dame de Paris. 1482
Иллюстрация к роману
Жанр:	роман
Автор:	Виктор Гюго
Язык оригинала:	французский
Дата первой публикации:	1831

«Собо́р Пари́жской Богома́тери» (фр. Notre-Dame de Paris) — первый исторический роман на французском языке. Написан Виктором Гюго, опубликован в марте 1831 года.

Персонажи

• Эсмеральда — француженка, похищенная цыганами.
• Джали — коза и спутница Эсмеральды, помогающая ей в выступлениях.
• Квазимодо — звонарь Собора Парижской Богоматери и глухой горбун. Оглох от звона колоколов.
• Клод Фролло — священник, архидиакон и настоятель Собора.
• Феб де Шатопер — капитан королевских стрелков.
• Пьер Гренгуар — поэт, философ и драматург (впоследствии бродяга).
• Флёр-де-Лис де Гондлорье — невеста Феба.
• Клопен Труйльфу — предводитель Двора Чудес и нищий.
• Жеан Фролло Мельник — школяр и брат Клода Фролло.
• Пакетта Шантфлери (Гудула) — затворница Крысиной Норы и «вретишница».
• Людовик XI — король Франции.
• Тристан Отшельник — верховный судья Франции и приближённый короля Людовика XI, отличавшийся крайней жестокостью.
• Жак Шармолю — судья, который вёл процесс по делу Эсмеральды. Друг Клода Фролло.
• Пьера Тортерю — присяжный палач Парижа. Наказывал Квазимодо плетью у позорного столба и пытал Эсмеральду во время следствия.
• Анриэ Кузен — главный палач Парижа, который повесил Эсмеральду.

Сюжет

6 января 1482 года в Париже идут «гуляния, объединяющие праздник Крещения Господня с древним языческим праздником шутов». В этот день, по традиции, на Гревской площади зажигают потешные огни, украшают деревья (своего рода прообраз рождественской ёлки).

По приказу кардинала Бурбонского Карла в центральном зале Дворца правосудия («Большая зала») должны были представить пьесу с участием персонажей из Библии, а также древнеримских богов — «Мистерию». Пьеса была посвящена планировавшемуся в то время бракосочетанию «сына льва Франции», наследника французского престола дофина Карла и Маргариты Австрийской. После мистерии должно было состояться избрание главного комедианта Парижа — шутовского папы.

Состоялось избрание шутовского папы — им стал горбатый звонарь собора Парижской Богоматери Квазимодо. Пьер Гренгуар, автор «Мистерии», в отчаянии бежал из дворца. Ему негде было скоротать ночь, ведь на вырученные за «Мистерию» деньги он рассчитывал расплатиться за жильё. Он решил разделить с народом радость и отправился к огню на площади. Там Пьер увидел танцующую девушку «такой красоты, что сам Бог предпочел бы её Деве Марии». После танца Эсмеральда стала демонстрировать необычные способности своей козочки Джали, за что Эсмеральду критиковал стоящий в толпе священник Клод Фролло, наставник горбуна Квазимодо. Воры, нищие и бродяги чествовали своего нового горбатого короля. Увидев это, Клод срывает с Квазимодо одежду, отбирает скипетр и уводит горбуна.

Цыганка собирает деньги за свой танец и отправляется домой. Пьер следует за ней, в надежде на то, что у неё, помимо прекрасной внешности, доброе сердце и она поможет ему с жильём. На глазах Пьера цыганку похищают Квазимодо и ещё некто с закрытым лицом. Эсмеральду спасает капитан королевских стрелков Феб де Шатопер. Эсмеральда влюбляется в него.

Следуя за девушкой, Гренгуар оказывается во Дворе чудес, где проживают парижские нищие. Клопен обвиняет Пьера в незаконном вторжении на территорию Двора чудес и собирается его повесить. Поэт просит принять его в их сообщество, но не выдерживает сложного испытания; нужно было вытащить кошелёк у чучела с бубенчиками, да так, чтобы они не зазвенели. В последние минуты перед казнью нищие вспомнили, что по закону Пьер должен спросить, нет ли женщины, которая выйдет за него замуж. Если таковая найдётся — приговор отменяется. Стать женой поэта согласилась Эсмеральда. Он узнал её. Их «обвенчали» на 4 года. Однако девушка не даёт Гренгуару притронуться к себе. Как оказалось, Эсмеральда носила амулет, который должен был помочь ей найти родителей, но было одно весомое «но» — талисман действует только до тех пор, пока цыганка остается девственницей.

После «свадьбы» Гренгуар сопровождает Эсмеральду во время её выступлений на площади. Во время очередного танца цыганки архидиакон Фролло узнаёт в её новом спутнике своего ученика Гренгуара и начинает подробно расспрашивать поэта о том, как он связался с уличной плясуньей. Факт женитьбы Эсмеральды и Гренгуара возмущает священника, он берёт с философа слово, чтобы тот не прикасался к цыганке. Гренгуар сообщает Фролло, что Эсмеральда влюблена в некого Феба и грезит им дни и ночи напролёт. Эта новость вызывает у архидиакона небывалый приступ ревности, он решает во что бы то ни стало узнать, кто этот Феб, и разыскать его.

Поиски Фролло увенчиваются успехом. Движимый ревностью, он не только находит капитана Феба, но и наносит ему серьёзную рану во время его свидания с Эсмеральдой, чем ещё больше настраивает против себя цыганку.

Эсмеральду обвиняют в убийстве Феба (Клоду удается покинуть место преступления, выпрыгнув через окно в реку), заключают под стражу и подвергают пыткам, не вынеся которых, девушка признаёт свою «вину». Эсмеральда приговорена к казни через повешение на Гревской площади. В ночь перед казнью в темницу к девушке приходит архидиакон. Он предлагает пленнице бежать с ним, но она в гневе отталкивает несостоявшегося убийцу своего любимого Феба. Даже перед казнью все её мысли заняты капитаном. Судьба даровала ей шанс увидеть его в последний раз. Он стоял совершенно хладнокровный на балконе дома своей невесты Флёр-де-Лис Гонделорье. В последний момент её спасает Квазимодо и прячет в соборе.

Эсмеральда и тогда не перестаёт грезить капитаном королевских стрелков (рана его оказалась несмертельной), не веря в то, что он давно её забыл. Свою невиновную сестру идут вызволять все обитатели Двора чудес. Они штурмуют Собор Парижской Богоматери, который ревностно защищает Квазимодо, полагая, что бродяги пришли для того, чтобы казнить цыганку. В этой схватке погибли Клопен Труйльфу и Жеан Фролло.

Когда началась осада собора, Эсмеральда спала. Внезапно в её келью приходят двое: её «муж» Пьер Гренгуар и некий человек в чёрной одежде. Объятая страхом, она всё же идёт следом за мужчинами. Они тайно выводят её из собора. Слишком поздно Эсмеральда понимает, что таинственный молчаливый спутник — не кто иной, как архидиакон Клод Фролло. На другом берегу реки Клод последний раз спрашивает, что она выбирает: быть с ним или быть повешенной. Девушка непреклонна. Тогда разгневанный священник отдаёт её под охрану затворнице Гудуле.

Затворница жестока и бесцеремонна с девушкой: ведь та цыганка. Но всё решается самым необычным образом — оказывается, что малышка Агнесса, которую похитили цыгане у Гудулы (Пакетты Шантфлери) и Эсмеральда — один и тот же человек. Гудула обещает спасти дочь и прячет её в своей келье. За девушкой приходят стражники, среди них и Феб де Шатопер. В порыве любви Эсмеральда забывает об осторожности и зовёт его. Все старания матери напрасны. Дочь забирают. Она до последнего пытается спасти её, но в итоге погибает сама.

Эсмеральду вновь приводят на площадь. Только тогда девушка осознаёт ужас неминуемой смерти. С вершины собора за этой трагической сценой наблюдали Квазимодо и, конечно, Клод Фролло.

Понимая, что Фролло виновен в смерти цыганки, обезумевший от гнева Квазимодо скидывает своего приёмного отца с вершины собора. После этого горбун исчезает.

В финальной сцене романа повествуется о том, как в гробнице Монфоконской виселицы были найдены два скелета, один из которых обнимал другой. Это были останки Эсмеральды и Квазимодо. Когда их попытались разъединить, скелет Квазимодо рассыпался в прах.

Значение

Роман был написан Гюго с целью вывести в качестве главного героя готический собор Парижа, который в то время собирались снести либо модернизировать. Вслед за выходом романа во Франции, а затем во всей Европе развернулось движение за сохранение и реставрацию готических памятников (см. неоготика, Виолле-ле-Дюк).

Перевод

В русском переводе отрывки из романа появились уже в год его выхода в свет (в «Московском телеграфе») и продолжали публиковаться в 1832 году (в журнале «Телескоп»). Из-за цензурных препятствий русский перевод полностью появился не сразу. Первый полный перевод «Собора Парижской Богоматери» (вероятно, Ю. П. Померанцевой) появился в журнале братьев Достоевских «Время» только в 1862 году, а в 1874 году был переиздан отдельной книгой.

В дальнейшем были изданы переводы Е. И. Конради (Спб.: В. В. Лепехин и Ф. Н. Плотников, 1884); С. М. Ющевского (Спб.: Деятель, 1898; переиздан в 1913), В. Л. Ранцова (Санкт-Петербург: Г. Ф. Пантелеевы; 1899), Э. К. Ватсона (Киев: Б.К. Фукс, 1903-1904), под ред. Э. Пименовой (в 1915 г. для 12-томного собрания сочинений), К. Г. Локса (ГИЗ, 1928; Молодая гвардия, 1937 — переиздан), Н. А. Коган (1939, был включен в собрание сочинений 1953 г.). Последний считается самым тиражируемым на территории бывшего СССР. В последние годы наблюдаются переиздания более ранних переводов, ставших редкими, например, Э. А. Пименовой (издан в подарочном варианте в 2012 г. в серии «Книга в подарок», затем переиздан в 2014 г. в более бюджетном варианте в серии «Всемирная классика приключений»); К.Г. Локса (издан в 2006 г. в издательстве «Мир книги», переиздан в 2013 г. в издательстве «Книжный клуб «Клуб семейного досуга»).

Также издавались сокращённые пересказы для детей Т. М. Пименовой (2005), М. Белоус (2005, переиздан в 2008).

Адаптации

Экранизации

Роман Гюго многократно экранизировался (впервые — в 1905 году):

• 1905 — Эсмеральда
• 1911 — Горбун из Нотр-Дама (фильм, 1911)
• 1917 — The Darling of Paris (1917 film)
• 1922 — Эсмеральда
• 1923 — Горбун из Нотр-Дама — драма с элементами фильма ужасов, США. Режиссёр — Уоллес Уорсли.
• 1939 — Горбун Собора Парижской Богоматери
• 1939 — Горбун из Нотр-Дама (фильм, 1939)
• 1956 — Собор Парижской Богоматери
• 1966 — Горбун из Нотр-Дама (фильм, 1966)
• 1977 — Горбун из Нотр-Дама (фильм, 1977)
• 1982 — Горбун из Нотр-Дама (фильм, 1982)
• 1986 — Горбун из Нотр-Дама (фильм, 1986)
• 1996 — Горбун из Нотр-Дама — рисованный мультфильм-мюзикл, студия Дисней, 1996 год.
• 1997 — Горбун из Нотр Дама
• 1999 — Квазимодо

Музыкальные произведения

• «Эсмеральда» — опера Луизы Бертен на либретто Гюго в четырёх действиях. Написана в 1836 году. Первая постановка: Париж, 14 ноября 1836 года.
• «Эсмеральда» — опера А. С. Даргомыжского на его собственное либретто в четырёх действиях. Написана в 1838—1841 годах. Первая постановка: Москва, Большой театр, 5 (17) декабря 1847 года.
• «Эсмеральда» — балет в трёх действиях Цезаря Пуни, либретто и хореография Жюля Перро, впервые поставлен в 1844 году, в России — в 1848 году.
• Нотр-Дам де Пари (мюзикл) — мюзикл (народная опера), поставленный в 1998 году во Франции. Автором музыки стал Ричард Коччианте, либретто написал Люк Пламондон. В 2002 году был переведён на русский язык (автор русского либретто Юлий Ким) и поставлен в театре Московская Оперетта.

Ссылки

• [lib.ru/INOOLD/GUGO/sobor.txt Русский перевод романа]
• [selfire.com/2012/07/4325/ Цитаты из романа, иллюстрации]

Отрывок, характеризующий Собор Парижской Богоматери (роман)

Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить: