Софийский собор (Киев)

Православный собор
Софийский собор
Вид на Софийский собор
Страна	Украина
Город	Киев
Конфессия	Православие
Тип здания	Собор
Строитель	Ярослав Мудрый
Дата основания	1037 год
Строительство	1037 год—в 1740-е годы
Основные даты: Первая половина XI века — постройка собора 1596 — Переходит к униатам 1633 — Возвращён православной Церкви Рубеж XVII-XVIII вв. — восстановление и перестройка в стиле украинского барокко 1934 — обретение музейного статуса
Дата упразднения	1934 год
Статус	Охраняется государством Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 527 [whc.unesco.org/ru/list/527 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/527 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/527 фр.]

Собо́р Свято́й Софи́и (Софи́йский собо́р) — храм, построенный в первой половине XI века в центре Киева, согласно летописи, князем Ярославом Мудрым на месте победы в 1037 году над печенегами. На рубеже XVII—XVIII веков был внешне перестроен в стиле украинского барокко. Внутри собора сохранился самый полный в мире ансамбль подлинных мозаик (260 м²) и фресок (3000 м²) первой половины XI века и значительные фрагменты стенописи XVII—XVIII веков.

В советское время был действующим храмом до 1929 года, в 1934 году стал музеем — Софийским заповедником. Ныне является сердцевиной Национального заповедника «София Киевская», одного из крупнейших музейных центров Украины, который включает также Золотые ворота ХІ в., Кирилловскую церковь ХІІ в. и Андреевскую церковь ХVIII в. в Киеве.

В 1990 году Софийский собор, как и Киево-Печерская лавра, стал первым внесённым в список Всемирного наследия ЮНЕСКО памятником архитектуры на территории Украины.

Поскольку здание собора — часть Национального заповедника «София Киевская» и внесено в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, его запрещено передавать какой-либо религиозной организации и совершать в нём богослужения. Исключение составляет день 24 августа — День независимости Украины, когда представители религиозных организаций совершают молитву об Украине (была введена с 2005 года); 22 ноября 2006 года Священный Синод Украинской православной церкви (Московский патриархат) заявил о невозможности для себя участвовать в такого рода мероприятиях.

К ансамблю Софийского собора относятся включенные вместе с ним в список ЮНЕСКО монастырские сооружения XVIII в.: колокольня, южная въездная башня, трапезная, хлебня, бурса, дом митрополита и ворота Заборовского.

История

Разные летописи (все они созданы позже времени строительства собора) называют датой закладки собора 1017 или 1037 год. Так, в «Повести временных лет» повествуется о закладке в 1037 году сразу нескольких крупных построек — укреплений с Золотыми воротами, Софийского собора, надвратной Благовещенской церкви, монастырей Святого Георгия и Святой Ирины. По убеждению академика Дмитрия Лихачёва, эта «хрестоматийная» запись — вовсе не фиксация факта, а «Похвала» Ярославу, подытоживающая его строительную деятельность за все годы правления и составленная после 1051 года. Более раннее известие, сохранившееся в Новгородской первой летописи, возникшей, по мнению исследователя летописания академика Алексея Шахматова, в 1017 году, указывает этот год как дату закладки Софии Киевской. В то же время, Киевский митрополит Иларион — современник появления Софии — свидетельствует, что в деле её создания Ярослав завершил начинание Владимира Святославича, а немецкий хронист Титмар Мерзебургский (ум. 1018) упоминает под 1017/1018 годами уже действующий Софийский монастырь в Киеве как резиденцию Киевского митрополита. Такое разноречие источников породило 200-летнюю дискуссию о времени постройки Софии Киевской: одни исследователи принимают дату 1017 год за время основания собора, другие, считающие начало правления Ярослава неблагоприятным для его строительства, — 1037 год. По версии историков Н. Н. Никитенко и В. В. Корниенко, выдвинутой на основании комплексного изучения письменных источников, архитектуры, монументальной живописи и древнейших надписей-граффити собора, он был возведён в 1011—1018 годах, на рубеже правлений Владимира и Ярослава: первый начал, а второй завершил создание Софии. Эта новая датировка, обострившая дискуссию получила значительный общественный резонанс и стала основанием для празднования 1000-летия Софии. В сентябре 2011 года по решению 35-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО (октябрь 2009) и по Указу Президента Украины от 11 июня 2010 г. на международном и общегосударственном уровнях отмечено 1000-летие основания Софийского собора. В 1240 году Софийский собор был разграблен воинами Батыя. После чего оставался митрополичьей резиденцией до конца XIII века, когда кафедра киевских митрополитов была перенесена во Владимирское княжество. При митрополите Кирилле II (1242—1280) собор отремонтирован и упорядочен. В 1385—1390 годах митрополит Киприан вновь восстановил его, после чего он более трёх с половиной веков находился в запустении, хотя и продолжал действовать. В 1596 году собор переходит к униатской церкви, в 1633 году отобран у неё киевским митрополитом Петром (Могилой), который отреставрировал собор и основал при нём мужской монастырь.

Современный вид

На рубеже XVII—XVIII веков при гетмане Иване Мазепе (1687—1709) и митрополите Варлааме (Ясинском) (1690—1707) был полностью восстановлен и перестроен извне в стиле украинского барокко. Работы по обновлению храма продолжались до 1740-х гг., когда при митрополите Рафаиле (Заборовском) он окончательно приобрёл нынешний облик.

Современная колокольня Софийского собора была построена в 1699—1706 гг. по заказу гетмана Ивана Мазепы и его сподвижника Варлаама (Ясинского). До сегодняшнего дня сохранился колокол, отлитый в 1705, который находится на втором этаже колокольни и носит название «Мазепа».

В 1934 году был объявлен Государственным архитектурно-историческим заповедником «Софийский музей», в который сначала помимо Софийского собора вошла колокольня, позже — остальные памятники архитектуры XVIII века, сформировавшие архитектурный ансамбль Софийского монастыря: южная въездная башня (начало XVIII века), построенные в 1722—1730 гг. трапезная, хлебня (пекарня, позже — консистория) и Дом митрополита, наконец, ворота Заборовского (1731—1745), братский корпус (кельи) (середина XVIII века.) и бурса (1763—1767).

В соборе были проведены крупные реставрационные работы, открывшие грандиозный целостный ансамбль мозаик и фресок второго десятилетия XI века. В 1987 г. международное жюри Гамбургского фонда имени Альфреда Тёпфера присудило собору Европейскую Золотую медаль за сохранение исторических памятников. Включён в список Всемирного наследия в 1990 году.

Архитектурные особенности

Первоначально Софийский собор представлял собой пятинефный крестово-купольный храм с 13 главами. Собор имел пирамидальную композицию. Цилиндрические своды, перекрывавшие его центральный и поперечный нефы, ступенчато поднимались к центральному куполу. Большой центральный купол на высоком барабане с 12 оконными проемами был окружён четырьмя меньшими, более низкими, ниже которых располагались остальные восемь куполов. Купола имели окна и были покрыты листами свинца. С трёх сторон он был окружён двухъярусной галереей, а снаружи — ещё более широкой одноярусной. Над внешней одноярусной галереей проходил открытый балкон-«гульбище». По углам с западной стороны возвышались две лестничные башни, ведущие на хоры — «полати». Длина и ширина собора без галерей 29 м, с галереями — 42 и 55 м. Архитектура интерьера сохранилась с древности почти без изменений. Прямоугольное в плане здание делится крестчатыми столбами на пять продольных коридоров-нефов, которые пересекаются поперечными коридорами — трансептами. Пересечение центрального нефа и трансепта, которые вдвое шире боковых нефов, образует в интерьере собора пространственный крест, над центром которого возвышается купол. Высота от уровня древнего пола до зенита главного купола 29 м, диаметр купола — 7,7 м. Центр храма с северной, западной и южной стороны окружают обширные П-образные княжеские хоры. На хоры поднимались по двум винтовым лестницам, расположенным в лестничных башнях, встроенных в западную галерею храма.

Собор сложен в византийской технике смешанной кладки (opus mixtum) из чередующихся рядов камня и плинфы (широких, тонких кирпичей), уложенных на розовом известково-цемяночном растворе. Фасады храма не штукатурились, кладка оставалась открытой. Для того, чтобы можно было представить исходный облик собора, на фасадах реставраторами оставлены зондажи — участки раскрытой древней кладки.

Собор строился константинопольскими зодчими, хотя ему нет прямых аналогов в византийской архитектуре того времени. Храмы, строившиеся тогда в империи, были меньшими, имели лишь 3 нефа и одну главу. Предполагается, что местной властью перед византийцами была поставлена задача создания великолепного собора для торжественных церемоний, главного, наибольшего храма Руси, которую они решили путём увеличения числа нефов и добавления световых (прорезанных окнами) барабанов глав для их освещения. Роскошные залитые светом хоры дворцового типа, где во время служб находился князь и его окружение, — тоже результат заказа киевского правителя.

В то же время первоначальное архитектурное решение собора имело свою символику. Центральный высокий купол храма всегда в византийской архитектуре напоминал о Христе — Главе Церкви. Двенадцать меньших куполов собора ассоциировались с апостолами, а четыре из них — с евангелистами, через которых христианство проповедовалось во все концы земли.

В результате реставраций и перестроек XVII—XVIII веков собор существенно изменил свой облик. Наружные галереи были надстроены, появились новые приделы, увенчанные дополнительными куполами (всего сейчас их 19). Собор был оштукатурен и побелен, укреплен по периметру опорными столбами-контрфорсами. Древняя полусферическая форма глав была заменена на характерную для украинского барокко высокую грушевидную форму. Первоначальная структура собора наилучшим образом видна теперь со стороны алтаря, где раскрыты также фрагменты первоначальной отделки фасадов.

В интерьере Софийского собора господствует хорошо освещённое центральное подкупольное пространство, имеющее форму креста. Восточная его ветвь заканчивается главной апсидой, северная и южная — двухъярусными трехпролётными аркадами. Третьей такой же аркадой заканчивалась и западная ветвь подкупольного креста. Западная аркада не сохранилась, так как была разобрана в конце XVII в. при ремонте собора. Столпы собора имеют в сечении крестообразную форму. Боковые нефы собора и всю его западную часть занимают обширные хоры, соединяющиеся со вторым этажом галереей. Многочисленные купола собора на прорезанных окнами барабанах дают хорам хорошее освещение. Хоры собора предназначались для князя, его свиты и знати. Здесь князь слушал богослужение и, вероятно, здесь же проводились придворные церемонии. На хоры поднимались по двум винтовым лестницам, расположенным в лестничных башнях, встроенных в западную галерею храма.

Интерьер

Интерьер собора сохранил крупнейший в мире ансамбль подлинных мозаик и фресок первой половины XI века, выполненных византийскими мастерами. Палитра мозаик насчитывает 177 оттенков. В древности мозаикой были выделены центральные купол и алтарь, где шло богослужение, все остальные участки храма украшала фреска. В зените купола располагается мозаика с изображением Христа Вседержителя (Пантократора), вокруг Него представлены четыре архангела. Из них в мозаике сохранился лишь один — в голубых одеждах, остальные дописаны в XIX веке М. А. Врубелем масляными красками. В барабане между окнами изображены фигуры двенадцати апостолов (с XI века сохранилась только верхняя часть фигуры апостола Павла), ниже, на парусах купола, изображены пишущие евангелисты. Среди них с древних времён сохранилась лишь фигура евангелиста Марка. На подпружных арках располагаются медальоны с поясными фигурами 40 севастийских мучеников: уцелело 10 мозаичных медальонов на южной арке и 5 — на северной.

Самая известная мозаика собора — Богородица «Нерушимая Стена» — находится в конхе (сводчатой части) центральной алтарной апсиды. Под ней изображена Евхаристия — причащение апостолов Христом, а ещё ниже святители — древние святые епископы, Отцы Церкви.

• Oranta-Kyiv.jpg

  Богоматерь Оранта (Нерушимая Стена). Мозаика в алтаре собора, XI век

• Annunciation sofia kievskaya.jpg

  Благовещение. Мозаика на алтарных столбах, XI век

• Иоанн Златоуст Софийский собор 11 век.JPG

  Иоанн Златоуст. Мозаика, XI век

• Basil of Caesarea.jpg

  Святитель Василий Великий. Мозаика алтаря, XI век

На столбах триумфальной (алтарной) арки сохранилось изображение Благовещения (на северном столбе — фигура архангела Гавриила, на южном — Богоматери). Мозаика, как и другие мозаичные и фресковые сюжеты собора, датируется временем его создания и является старейшим в русском искусстве изображением данной сцены.

Остальная часть интерьера была расписана фресками. На сводах были не сохранившиеся до наших дней двунадесятые праздники (христологический цикл), соответствующие важнейшим моментам евангельской истории. На боковых стенах центрального пространства (на боковых тройных аркадах и западных стенах трансепта) сохранились сцены Страстей Христовых и Его Воскресения, цикл заканчивался сценами послания апостолов на проповедь и сошествием на них Святого Духа. Фресками расписаны и боковые апсиды, где представлены циклы детства Богоматери (Протоевангелие Иакова), деяния апостола Петра, житие святого Георгия, деяния архангела Михаила, соответственно с освящениями алтарей этих приделов.

На стенах и многочисленных столбах собора представлены образы святых, составляющих огромный христианский пантеон (свыше 500 персонажей). Своды и малые купола украшены изображениями сил небесных, в медальонах представлены поясные фигуры ангелов. На трех стенах центрального нефа, то есть в западной части подкупольного креста, находился огромный княжеский групповой портрет, изображавший парадный выход в храм семьи киевского князя. От этой наибольшей фресковой композиции храма частично сохранились лишь боковые части — 4 фигуры на южной стене и 2 на северной, представляющие княжичей и княжон. Центральная часть фрески, где были изображены князь с моделью храма и княгиня, утрачена, поскольку она находилась на западной тройной аркаде, разобранной в конце XVII в. Композиция гипотетически реконструируется с помощью рисунка голландского художника Абрагама ван Вестерфельда (1651 год). Персонажей этой фрески определяют по-разному, но портрет традиционно определяют как изображение семьи Ярослава, хотя никаких данных для этого не сохранилось. В современной науке существует точка зрения (профессора Надежды Никитенко), что на фреске представлена семья Владимира как крестителя Руси и основателя Софийского собора.

Наиболее необычны изображения в лестничных башнях. Здесь представлены сцены византийской придворной жизни, состязания на константинопольском ипподроме, музыканты, охота. С. А. Высоцкий определяет эти фрески как изображение приема княгини Ольги императором Константином Багрянородным. Н. Н. Никитенко — как триумфальный цикл, иллюстрирующий заключение на рубеже 987—988 гг. династического брака заказчиков фресок — княжеской четы Владимира и Анны. Этот брак положил начало крещению Руси, храмом-мемориалом которого является София Киевская

Также на стенах храма сохранилось множество граффити, в том числе XI—XII веков. Граффити Софии Киевской представляют собой ценнейшие памятники письменности и уникальный исторический источник. На сегодняшний день в Софии обнаружено свыше 7000 граффити, начиная со второго десятилетия XI — до начала XVIII вв., среди них — 11 древнейших, которые содержат даты с 1018 по 1036 год.

Некрополь

Собор, а также его территория были местом погребения в течение XI—XX вв. В древнейшее время здесь похоронили нескольких князей, позже — ряд митрополитов. В XI—XII веках. здесь были устроены две княжеские усыпальницы — Ярослава Мудрого, а также родовая усыпальница его сына Всеволода. Всего в соборе осуществлено 5 княжеских захоронений: Ярослава Мудрого (1054), Всеволода (1093) и Всеволодовичей — Ростислава Всеволодовича (1093), Владимира Всеволодовича Мономаха (1125), Вячеслава Владимировича (1154). Мраморный саркофаг Ярослава Мудрого сохранился; 10 сентября 2009 года состоялось научное вскрытие саркофага: последующая экспертиза показала отсутствие в нём останков Ярослава (до того саркофаг Ярослава Мудрого ученые вскрывали трижды: в 1936, 1939 и 1964 годах).

С именем Владимира Мономаха предположительно связывают вторую мраморную гробницу, сохранившуюся в соборе с древности — она дошла до нас пустой, без крышки. Остальные княжеские гробницы были утрачены.

В 1280 год в соборе был похоронен митрополит Кирилл II, в захоронении которого археологи нашли древнейшие уцелевшие фрагменты вышитых золотом тканей (сохраняются в фондах Софийского заповедника). В 1497 г. в Софии были положены мощи убитого татарами Священномученика Макария Киевского. Позже в Софии похоронили много сделавших для неё иерархов: в 1690 г. митрополита Гедеона (Четвертинского), а в большом подземном склепе — шесть митрополитов: Рафаила (Заборовского) (1747), Арсения (Могилянского) (1770), Гавриила (Кременецкого) (1783), Самуила (Миславского) (1796 г.), Иерофея (Малицкого) (1799) и Серапиона (Александровского) (1824). В XIX веке здесь упокоились первый соборный протоиерей и знаменитый церковный оратор Иоанн Леванда (1814), а также митрополиты Евгений (Болховитинов) (1837) — зачинатель науки о Софии и Платон (Городецкий) (1891) — деятельный миссионер и церковный ученый.

Есть сведения о наличии возле собора подземных помещений. Несколько раз, начиная с 1916 года, предпринимались лишь отдельные попытки их исследования, но оно так и не было завершено. Согласно одной из версий, в этих подземельях могла храниться легендарная «Библиотека Ярослава Мудрого».

Граффити Софии Киевской

В Софии Киевской были обнаружены надписи: о мире на Желяни, азбука из двадцати семи букв: 23 греческих и 4 славянских (б, ж, ш, щ), о кончине Ярослава Мудрого, о покупке вдовой князя Всеволода Ольговича земли, ранее принадлежавшей Бояну, за 700 гривен соболей, автограф Анны Ярославны. Всего изучены 77 тысяч граффити. Верхняя дата рисунков-граффити вероятно совпадает со временем угасания традиции процарапывания на стенах надписей. В Софии Киевской эта граница приходится, в основном, на XV век с единичными экземплярами текстов до XVII века. С. А. Высоцкий считал, что надписи-граффити Софии Новгородской имеют более бытовой характер в сравнении с этим же материалом из Софии Киевской.

Софийский собор в монетах

• В 1988 году Софийский собор изображен на монете СССР номиналом пять рублей.
• В 1997 году Национальный банк Украины выпустил золотые (999,9 пробы) памятные монеты «Оранта» весом 3,11 г, 7,78 г, 15,55 г, 31 г и номиналом соответственно 50 гривен, 125 гривен, 250 гривен и 500 гривен. На аверсе всех четырёх номиналов монет изображен Софийский собор.
• В 2011 году Национальный банк Украины выпустил серебряную монету «1000-летие основания Софийского собора» массой 500 граммов и номиналом 50 гривен.

Литература

• Асеев Ю. С. Архитектура древнего Киева. — Киев: Будiвельник, 1982. — 160 с.
• Высоцкий С. А. Светские фрески Софийского собора в Киеве. — Київ: Наукова думка, 1989. — 216 с.
• Высоцкий С. А. Средневековые надписи Софии Киевской. — Київ: Наукова думка, 1976.
• Комеч А. И. Построение вертикальной композиции Софийского собора в Киеве // Советская археология. М. 1968. № 3. С. 232—238.
• Комеч А. И. Древнерусское зодчество конца Х — начала ХII в.: Византийское наследие и становление самостоятельной традиции. — М.: Наука, 1987. — 320 с.
• Корнієнко В. В. Корпус графіті Софії Київської (ХІ — початок XVIII ст.). Частини 1, 2, 3. — Київ: Горобець, 2010—2011.
• Лазарев В. Н. Мозаики Софии Киевской. — М.: Искусство, 1960. — 213 с.
• Лазарев В. Н. Фрески Софии Киевской // Лазарев В. Н. Византийское и древнерусское искусство: Статьи и материалы. — М.: Наука, 1978. — С. 65-115.
• Логвин Г. Н. Собор Святої Софії в Києві: Книга-альбом. — К.: Мистецтво, 2001. — 352 с.
• Молдован А. М. Слово о законе и благодати Илариона. — Київ: Наукова думка, 1984. — С.97.
• Національний заповідник «Софія Київська». — Київ: Балтія-Друк, 2011. — 224 с.
• Никитенко Н. Н. Русь и Византия в монументальном комплексе Софии Киевской: Историческая проблематика. — Киев: Ин-т украинской археографии и источниковедения им. М. С. Грушевского НАН Украины, 1999. — 294 с.; 2-е изд. Киев, 2004. — 416 с.
• Никитенко Н. Н. Собор Святой Софии в Киеве: История, архитектура, живопись, некрополь. — М.: Северный паломник, 2008. — 272 с.
• Никитенко Н. Н. Софийский собор: Путеводитель. — Киев, 2011. — 96 с.
• Никитенко Н. Н., Корниенко В. В., Рясная Т. Н. Новая датировка Софии Киевской: конструктивная критика или профанация концепции? — Киев: Ин.-т украинской археографии и источниковедения НАН Украины им. М. С. Грушевского; Национальный заповедник «София Киевская», 2012. — 48 с.
• Никитенко Н. Н. Софии Киевской 1000 лет. Научно-популярное издание. Киев: Национальный заповедник «София Киевская», 2011. — 36 с.
• [www.drevnyaya.ru/vyp/2013_2/part_2.pdf Поппэ А. Кто и когда строил каменную Софию в Киеве? //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2013. № 2. С. 17-24]
• Раппопорт П. А. [www.russiancity.ru/books/b57.htm Зодчество Древней Руси.] — Л.:Наука, Ленинградское отделение, 1986
• Час заснування Софії Київської: Пристрасті довкола мілленіума. — Київ: Ін.-т української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Національний заповідник «Софія Київська», 2010. — 128 с.

Ссылки

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 527 [whc.unesco.org/ru/list/527 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/527 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/527 фр.]

• [www.uartlib.org/allbooks/istoriya-ukrayinskogo-mistetstva/mozayiki-ta-freski-sofiyi-kiyivskoyi/ Мозаики и фрески Софии Киевской. Фотоальбом. Киев, Мистецтво, 1975.]
• [www.icon-art.info/location.php?lng=ru&loc_id=148 Мозаики и фрески собора святой Софии в Киеве]
• [www.icon-art.info/book_contents.php?lng=ru&book_id=5 Лазарев В. Н. Фрески Софии Киевской // Византийское и древнерусское искусство / Статьи и материалы. М., Наука, 1978. Стр. 65-115.]
• [discover-ukraine.info/ru/places/kiev/kiev/162 Софийский собор (София Киевская) в путеводителе по Украине]
• [skyscraperpage.com/diagrams/?b7989,48516 Сравнение высоты колокольни и собора Софии на SkyscraperPage.com]
• [www.lllit.ru/litera/show_text.php?t_id=3233 Архитектура православных храмов Украины и Росси с IX—XIX столетий.]
• [www.uer.varvar.ru/sofia-kiev.htm Фрески Святой Софии Киевской]

Достопримечательности Киева  

</td> </tr>

Отрывок, характеризующий Софийский собор (Киев)

«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.