События на площади Тяньаньмэнь (1989)

Не следует путать с Тяньаньмэньским инцидентом.

Собы́тия на пло́щади Тяньаньмэ́нь 1989 года, также известные как «события 4 июня» (кит. 六四事件) в Китае и «бойня на площади Тяньаньмэнь» (англ. Tiananmen Massacre) на Западе, — серия акций протеста на площади Тяньаньмэ́нь в Пекине, продолжавшихся с 15 апреля по 4 июня 1989, главными участниками которых были студенты. 4-го июня протестующие были разогнаны с применением танков, в результате чего погибли сотни людей

Предыстория

Начиная с 1978 года по инициативе Дэн Сяопина начали проводиться экономические и политические реформы (см. Политика реформ и открытости), которые привели к постепенному внедрению рыночной экономики и некоторой политической либерализации, ослабившей систему, установленную главным теоретиком китайского коммунизма Мао Цзэдуном.

Некоторые студенты и часть интеллигенции полагали, что экономические реформы идут медленно и что Китай должен преобразовать также и свою политическую систему. Они также были обеспокоены социальными и политическими средствами управления, сохранёнными за Коммунистической партией Китая. Наблюдая политическую либерализацию, предпринятую Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачёвым (см. гласность), они надеялись на аналогичную реформу.

Существует противоположная версия событий, по которой студенты протестовали против капиталистической направленности экономических реформ Дэн Сяопина и за сохранение социалистических завоеваний Мао. К демократии они призывали именно затем, чтобы получить возможность противодействовать правительству, вводящему рыночные реформы, ведущие к большим социальным потрясениям. Однако, по большей части свидетельств, это относилось не к студентам, а к довольно многочисленным демонстрациям госслужащих, появившихся на Тяньаньмэнь в конце мая с портретами Мао Цзэдуна и лозунгами наведения порядка. Заметные антирыночные мотивы звучали в выступлениях рабочих активистов, недовольных ростом цен, но они носили в основном антикоррупционный характер.

Некоторые очевидцы, например, журналист-международник Всеволод Овчинников, входивший тогда в группу подготовки визита Горбачева в КНР, придерживаются точки зрения, что главной целью молодёжных манифестаций тогда были не права человека и демократические свободы, как утверждают западные средства массовой информации. Демонстранты прежде всего осуждали негативные побочные последствия реформ, начатых Дэн Сяопином в 1979 году. Они выступали против незаконных сделок частных предпринимателей с партийно-государственным аппаратом. Именно на искоренение коррупции был нацелен главный лозунг демонстрантов «кит. упр. 打倒贪官!, палл.: Дадао тангуан!» («Долой продажных чинуш!»).

Протесты на площади Тяньаньмэнь в 1989 году были в большой мере спровоцированы смертью прежнего Генерального секретаря Ху Яобана. 16 января 1987 года было объявлено об отставке Ху Яобана с должности Генерального секретаря ЦК Коммунистической партии Китая. За откровенные призывы к «быстрой реформе» и его почти нескрываемое презрение к «маоистским перегибам» он был обвинён в потворстве «буржуазной либерализации». Дэн Сяопин возложил на Ху Яобана ответственность за студенческие протесты под демократическими лозунгами в конце 1986 — начале 1987. В заявление Ху Яобана об отставке была включена «оскорбительная самокритика», которую он был вынужден выпустить от имени Центрального комитета Коммунистической партии.

Внезапная смерть Ху Яобана из-за сердечного приступа 15 апреля 1989 дала студентам прекрасную возможность собраться ещё раз, не только для того, чтобы оплакать покойного Генерального секретаря, но также для того, чтобы были услышаны их требования об аннулирования приговора против него и о привлечении внимания к важным проблемам продемократических протестов 1986—1987 гг. и протестов у стены демократии в 1978—1979. Точку зрения выступавших разделяли многие ведущие деятели КНР, в том числе генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян.

Основные события

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Основные выступления проходили на площади Тяньаньмэнь в Пекине с 27 апреля по 4 июня 1989 года. Протестующие разбили палаточный лагерь на площади, традиционно используемой как место массовых протестов против властей, и оставались в нём более месяца. Негласную материальную поддержку протестующим оказывали сторонники Чжао Цзыяна в партийных структурах.

Состав манифестантов был крайне неоднороден, а требования эклектичны и противоречивы: от интеллектуалов, полагавших, что правительство погрязло в коррупции и управляет страной тоталитарными методами, требовавших решительного продолжения реформ, до городских рабочих, считавших, что реформы в Китае зашли слишком далеко и возникшая в результате высокая инфляция и безработица угрожает им и их семьям. Однако большинство протестующих сходились на общих требованиях демократизации, ограничения партийной власти и борьбы с коррупцией.

Инициаторами движения выступали студенты, организованные в Независимый союз студентов Пекина (лидеры — Ван Дань, Чай Лин, Уэр Кайси, Фэн Цундэ, Пу Чжицян). Поэтому события на Тяньаньмэнь обычно называют студенческими протестами. Однако не меньшую активность проявляла Независимая ассоциация пекинских рабочих (лидеры — Хань Дунфан, Цянь Юймин, Бай Дунпин, Лю Хуанвэнь, Лю Сян, Чжоу Юнцюнь), занимавшая значительно более жёсткую и конфронтационную позицию в отношении властей.

Интересно, что часть протестующих осудила попытку экстремистов запятнать краской портрет Мао Цзэдуна, выставленный на мавзолее, и передали их самих властям для наказания.

Кроме Пекина, выступления проходили также в Шанхае, Чунцине, Ухане.

После того как участники протестов неоднократно отказались подчиниться призывам правительства разойтись, 20 мая в городе было введено военное положение. В конце месяца было принято принципиальное решение разогнать протестующих силой.

Утром 3 июня невооружённые части НОАК пытались войти на площадь, но были отброшены, а 3 июня поздно вечером в Пекин вошли армейские подразделения с танками, которые встретили вооружённое сопротивление, доходящее до открытых вооружённых столкновений, особенно ожесточённое на южном и западном подступах к Тяньаньмэнь. Демонстранты забрасывали танки камнями и бутылками с зажигательной смесью. После того, как танки НОАК под обстрелом пробивались через баррикады из автобусов, грузовиков и тракторов, другие демонстранты использовали стальные балки из колёсоотбойников, чтобы разрушить гусеницы бронетехники. Когда машины оказывались обездвиженными таким образом, протестующие взбирались на броню и закрывали воздухозаборники двигателей одеялами, пропитанными бензином, которые поджигали. Брошенная техника препятствовала дальнейшему продвижению НОАК. Премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю в своей книге «Сингапурская история» цитирует слова Ху Пина (министра торговли Китая): «На следующий день после инцидента он лично проехал по улице Чанъань (Changan Road — „дорога вечного мира“) на всём протяжении от Военного музея до комплекса для приёма гостей Дяоюйтай и видел дымившиеся остатки 15 танков и бронетранспортёров».

Солдаты, вооружённые автоматами, вели беглый огонь по демонстрантам без разбора и предупреждения. Машины скорой помощи не могли добраться из-за баррикад. Потерпевших выносили на руках. В итоге участники демонстрации были признаны опасными преступниками. Большинство было арестовано и удерживались без суда.

После подавления протестов правительство произвело масштабную серию арестов среди оставшихся сторонников протестов, наложило запрет на распространение иностранной прессы и поставило под свой строгий контроль освещение событий в китайских СМИ. Многие активисты протестного движения бежали за рубеж, в основном в Гонконг, процесс доставки диссидентов в который был так основательно налажен, что получил прозвище «подпольная железная дорога».

События вызвали волну международного осуждения правительства КНР, следствием чего стали действовать различные санкции и другие меры в отношении Китая. Международное положение КНР укрепилось только к концу 90-х годов.

Последствия

Количество убитых и раненых остаётся неясным из-за значительных несоответствий между различными источниками. Китайское правительство заявляло о 242 жертвах, но не выпустило список погибших. Николас Д. Кристоф считает:

Вероятно, количество убитых так и останется неизвестным. Возможно, были убиты тысячи людей. Но, основываясь на имеющихся сегодня доказательствах, можно сделать вывод о количестве убитых в дюжину полицейских и военных и от четырёхсот до восьмисот гражданских лиц.

Одной из причин, по которой, возможно, не удастся установить число жертв, может быть то, что китайские войска быстро убрали тела и уничтожили останки.

Пекинские пресс-службы сообщали, что прямо на площади никого не убивали, но на видеозаписи, сделанной там, слышны звуки выстрелов. Центральный комитет коммунистической партии Китая и государственный совет утверждали, что сотни солдат погибли и ещё больше были ранены. По словам Чэнь Ситуна, пекинского мэра, погибли 200 гражданских и несколько дюжин солдат.

Однако репортёр агентства «Рейтер» Грэм Эрншоу, проведший ночь с 3 на 4 июня в центре площади Тяньаньмэнь и единственный из западных журналистов наблюдавший с самой площади весь процесс операции, пишет в своих воспоминаниях, что никакой бойни там не было. Некоторые списки жертв были созданы из подпольных источников. В них число жертв доходило до 5000 человек.

Но в заметках посла Джеймса Лилли о трагедии отмечено, что дипломаты Госдепартамента засвидетельствовали, как солдаты стреляли по гражданским лицам. Также, основываясь в своих выводах на данных, полученных при личном посещении больниц около Пекина, он говорит о сотнях убитых.

Количество жертв на площади Тяньаньмэнь не даёт общей картины и не подводит черту числу погибших, так как многие гражданские были застрелены на улицах, окружающих площадь. Студенты говорили, что по ним был открыт огонь после того, как они покинули площадь. Особенно много убитых было в районе концертного зала Пекина.

Различные источники указывают разное число жертв:

• От 300 до 1000 жертв среди гражданского населения — данные The New York Times со ссылкой на дипломатический источник.
• Около 1000 казнённых — оценка неправительственной организации «Международная амнистия».
• От 4000 до 6000 пострадавших (Edward Timperlake)
• 7000 расстрелянных (6000 гражданских и 1000 солдат) — разведка блока НАТО.

Согласно данным КНР, «официальное число жертв» — 200 человек убитыми, из них 36 студенты, 10 солдат и 13 представителей прочих силовых структур, и около 7000 раненых. Авторитетный справочник «The Far East and Australasia» полагает общее число погибших примерно равным 1000 человек.

В июне в Пекине, Шанхае, Нанкине, Гуанчжоу, некоторых других крупных городах КНР состоялись показательные суды над участниками протестов. Большинство подсудимых были не студентами, а членами рабочих организаций. 22 июня суд Пекина вынес смертные приговоры в отношении восьми активистов, все они были приведены в исполнение.

В 2008 году «Международная амнистия» сообщала о том, что десятки людей «до сих пор томятся в китайских тюрьмах в результате абсолютно несправедливых судебных процессов. Впоследствии в тюрьму попали и многие другие за то, что они поднимали тему протестов и ставили под вопрос действия, предпринятые властями в 1989 году».

Санкции в связи с событиями на площади Тяньаньмэнь

Япония ввела санкции, приостановив выдачу кредитов КНР, но уже в июле 1990 года Токио снова начал предоставлять займы Поднебесной.

См. также

• Неизвестный бунтарь
• Богиня демократии
• Чжао Цзыян
• Демократическая партия Китая
• Независимый союз студентов Пекина
• Независимая ассоциация пекинских рабочих
• Восстание в Кванджу
• Инцидент 228

Ссылки

• [www.hro.org/node/5686 Андрей Шароградский «Тяньаньмэнь: 20 лет назад»]
• [www.bbc.co.uk/russian/international/2009/06/090601_tiananmen_phantom.shtml Андрей Остальский, обозреватель Русской службы Би-би-си «Призраки „площади убитых студентов“»]
• [www.temadnya.ru/spravka/03jun2004/3997.html Исторические чтения. Кровопролитие]
• [www.mk.ru/social/article/2009/06/03/292600-zagadka-tankovogo-cheloveka.html Андрей Яшлавский «Загадка „танкового человека“»]
• [svpressa.ru/issue/news.php?id=7371&fr=lj Ольга Тягнибеда. «Площадь мертвых студентов». Фотографии]
• [www.runewsweek.ru/globus/28589/ «Китайский календарь» («Русский Ньюсвик», 1.06.2009)]
• [archive.is/20130416220605/www.izvestia.ru/world/article3129176/ «Известный китаевед Евгений Бажанов: „В Китае той поры мягкий вариант привел бы к полному развалу“» («Известия», 3.06.2009)]
• [www.icl-fi.org/russian/oldsite/brink.htm «Китай над грани потрясений: рабочая политическая революция или капиталистическое порабощение?» Бюллетень Спартаковцев Приложение № 17 март 2002 г.]
• [www.youtube.com/watch?v=_FhCPpgQTPY&feature=related Бойня на Тяньаньмэнь в 1989 году — мнение очевидца]
• www.earnshaw.com/tiananmen-story

Отрывок, характеризующий События на площади Тяньаньмэнь (1989)

– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.