События 11 марта 1975 года в Португалии

События 11 марта 1975 года в Португалии — попытка государственного переворота в Португалии, предпринятая бывшим президентом страны генералом Антониу ди Спинолой, генералами Карлушем Галваном ди Мелу и Фрейре Дамиан с целью остановить усиление социалистических тенденций в португальском руководстве и изменить дальнейшее развитие «Революции гвоздик». Подавлена.

Причины

После победы «Революции гвоздик» в Португалии в среде лидеров «Движения вооружённых сил» возникли четыре течения, каждое из которых по своему видело дальнейшие пути развития страны. Наиболее влиятельными оказались два из них. Первое («правые») возглавлялось президентом генералом Антониу ди Спинолой и выступало за сохранение в стране западноевропейской общественной системы с некоторыми элементами традиционализма, унаследованными от свергнутого режима Марселу Каэтану. Другое («левые»), во главе с премьер-министром полковником Вашку Гонсалвишем и идеологом ДВС майором Мелу Антунишем, склонялось к проведению в Португалии социалистических преобразований, хотя и не в традициях марксизма-ленинизма. В результате Сентябрьского кризиса 1974 года президент Спинола был отправлен в отставку и позиции «правых» ослабли. Однако и Движение вооруженных сил все ещё не обладало полным контролем над армией и не решалось идти на радикальные преобразования. Сторонники Спинолы в армии, правые партии, финансовые и предпринимательские круги ожидали от генерала Спинолы действий. Первоначально предполагалось, что генерал, как и в 1974 году, напишет перед выборами в Учредительное собрание книгу, в которой изложит свои взгляды, всколыхнет общество и объединит вокруг себя противников социализма. Однако по каким-то причинам Спинола книгу написать не смог.

К весне 1975 года группировка ди Спинолы сделала ставку на военное решение проблемы.

Хроника событий

Подготовка

Генерал Антониу ди Спинола после отставки демонстративно поддерживал связи с многими офицерами португальской армии, особенно в Военно-воздушных силах и мог рассчитывать на их поддержку. Во главе этих сил должен были встать генералы Галван ди Мелу и Фрейре Дамиан. Кроме того, имеются данные, что Спинола заручился поддержкой начальника главного штаба сухопутных сил генерала Карлуша Фабиана и командира десантников в Амадоре Жайме Невиша. 10 марта в одну из лиссабонских частей Оперативного командования на континенте, известную своими левыми настроениями, поступил приказ покинуть столицу и передислоцироваться на север страны. Офицеры части отказались выполнять приказ, назвав его мотивацию «неубедительной». В других частях столичного округа были в массовом порядке выданы увольнительные с 12:00 11 марта. 11 марта ди Спинола прибыл в кавалерийскую школу в Сантарене и предложил одному из лидеров выступления 25 апреля 1974 года капитану Салгейру Майя присоединиться к готовящемуся выступлению, объясняя, что сам присоединился к заговору «с целью избежать бойни, которую левые элементы собираются организовать на Пасху». Майя отказывается вывести своей бронеэскадрон из казарм. Спинола уезжает на базу ВВС Танкуш, откуда отдает приказ направить броневики из Сантарена в Лиссабон. Приказ игнорируется.

11 марта 1975 года в 11:50 авиация и десантники на базе ВВС Танкуш в 100 километрах к северу от Лиссабона получают приказ разоружить 1-й артиллерийский полк в столице.

Выступление

• 12:00 — в казармах Карму (Лиссабон) Национальная республиканская гвардия, считавшаяся «неприсоединившейся» к Движению вооруженных сил, арестовывает в штабе назначенного ДВС командующим гвардией генерала Пинту Баррейру и его заместителя. Тем временем парашютисты с базы ВВС Танкуш, продвигаясь мимо аэропорта Портела, приостанавливают полеты гражданской авиации.
• 12:05 — сообщение о мятеже в казармах Карму приходит в резиденцию правительства дворец Сан-Бенту, где идет заседание правительства под председательством премьер-министра Васку Гонсалвиша. Гонсалвиш прерывает заседание. Объявляется, что аэропорт Портела находится под контролем частей, верных правительству.
• 12:30 — мятежники бомбят и занимают радиостанцию «Клуб Португеш».
• 12:45 — близ международного аэропорта над казармами 1-го артиллерийского полка (полк легкой артиллерии, RALIS), сыгравшего ведущую роль в смещении Спинолы с поста президента, появляются три вертолета и два самолета «Т-6» с оранжевыми носами. Пока личный состав полка находится на обеде, они начинают обстрел казарм. Затем вертолеты, сделав несколько кругов, уходят в сторону столичного пригорода Сакавеш. Самолеты продолжают атаки, сбрасывая бомбы на казармы. Десантники из Танкуша под командой капитана Себастьяна Мартинша занимают боевые позиции вокруг расположения полка, готовясь к штурму.
• 13:00 — Национальное радио передает призыв к народу сохранять единство с Движением вооруженных сил. Одновременно левые партии призывают народ поддержать правительство и ДВС.

Толпы народа собираются вокруг артиллерийских казарм и кричат десантникам — «Народ не с вами!».

Переговоры десантников и артиллеристов

Чтобы прояснить обстановку, командир парашютистов капитан Себастьян Мартинш встречается с капитаном Динишем ди Алмейдой из артиллерийского полка. Их переговоры снимает португальское телевидение, а уже вечером диалог публикуют газеты:

Ди Алмейда (артиллерист): Слушай, что здесь происходит?
Мартинш (десантник): У меня приказ занять расположение вашей части.
Ди Алмейда: Но почему? У меня приказ защищаться.
Мартинш: У вас что, нет приказа сдаться?
Ди Алмейда: У меня есть приказ защищаться. Постоянный. Впрочем, я был далёк от мысли ожидать чего-либо подобного. Всё шло нормально, когда мы были внезапно застигнуты нападением с воздуха. Несколько моих людей ранены. Что происходит?
Мартинш (достаёт документ): Вы, конечно, знакомы с этим коммюнике?
Ди Алмейда: Вы что же, атакуете воинскую часть на основании какой-то бумажки?
Мартинш: Это не из-за бумажки. Есть люди, недовольные тем, как развиваются события. Мы хотим гарантировать проведение выборов 12 апреля.
Ди Алмейда: Вооружённые силы являются гарантом проведения этих выборов. Но кто в конце конов дал вам приказ напасть на нас?
Мартинш: Мы здесь, чтобы мирно договориться и помешать кровопролитию. Сейчас другие воинские части также начали выступление и они на подходе. Будете вы сдаваться? Да или нет?
Ди Алмейда: В таком случае мы будем сражаться. Я не сдаюсь!.

Перед уходом капитан ди Алмейда предлагает Мартиншу позвонить в штаб Оперативного командования (КОПКОН) и разобраться в противоречивых приказах.

Тем временем редактор коммунистической газеты «Аванте!» Антониу Диуш Лоуренсу (член Политкомиссии Португальской коммунистической партии) прорывается к десантникам и начинает их агитировать: «Вы видите, что начался заговор реакции? Вы понимаете, что ваши командиры хотят свергнуть демократическое правительство и устроить военную диктатуру! То, что здесь происходит, — это не спор между солдатами, это борьба реакции против народа, и народ должен объединиться, чтобы защищать свои завоевания!». Из толпы солдат начинают называть «реакционерами».

Противостояние

• 13:12 — Национальное радио передает обращение Генерального штаба с призывом сохранять бдительность. Заявляется, что «Движение вооруженных сил контролирует положение».
• 13:30 — капитан Себастьян Мартинш вновь атакует артиллерийские казармы. В это же время правительство перекрывает границу с Испанией, все пересекающие границу автомобили задерживаются.
• 14:00 — из зоны боев в военный госпиталь поступают первые раненые. Части КОПКОН по приказу генерала Отелу Сарайва ди Карвалью берут под контроль телевидение и радиостанции Португалии. По призыву левых партий в Лиссабоне начинают строить баррикады.
• 14:15 — командир 1-го артиллерийского полка (RALIS) заявляет — «Парашютистов обманули ложными приказами. Сейчас нам на помощь подходит пехотное училище». Парашютисты говорят народу: «Нас действительно обманули, объявив, что мы должны защищать ДВС. Заставили играть на руку реакционерам. Нам объявили, что мы должны бороться с наёмниками ЦРУ, штаб которых в артиллерийских казармах». «Мы же не фашисты! Нас обманули. Какой позор!» — кричат они и начинают брататься с толпой.

Провал выступления

• 14:40 — десантники Танкуша отказываются атаковать артиллерийские казармы.
• 15:00 — ударные части генерала Отелу Сарайва ди Карвальо берут под охрану резиденцию президента Франсишку да Кошта Гомиша. Генерал Антониу ди Спинола, узнав, что генерал Карлуш Фабиан оказался на стороне «левых», а парашютисты Жайме Невиша в Амадоре отказались поддержать выступление, прибыл на базу ВВС Танкуш, привезя своё имущество. Тем временем по всей стране студенты бросили учёбу, а рабочие производство, на улицах всех крупных городов строятся баррикады. Спинола заявляет своим сторонникам — «Все потеряно…». Через некоторое время он на вертолете улетает в Испанию.
• 15:50 — президент Португалии генерал Франсиску да Кошта Гомиш обращается по радио к народу, заявляя, что мятеж подавлен и речь идет о предательских действиях отдельных офицеров. Тем временем штаб Национальной республиканской гвардии в казармах Карму окружают толпы людей, которые скандируют оскорбления в адрес гвардейцев. Генерал Фрейре Дамиан, с другим генералом и двумя офицерами, не дожидаясь окружения казарм частями КОПКОН, на бронетранспортере через толпу прорывается в посольство ФРГ.

• 16:30 — десантники капитана Себастьяна Мартинша начинают отход от казарм RALIS, затем сдаются частям КОПКОН. Их разоружают, загоняют в грузовики и увозят.
• 17:15 — распространено официальное коммюнике Генерального штаба армии Португалии, в котором говорится, что положение нормализовалось почти везде, мятежники пытаются бежать.

Премьер-министр полковник Вашку Гонсалвиш выступает по радио и заявляет, что «кучка предателей бросила одних солдат против других солдат». Он говорит, что это самое большое преступление, какое сейчас возможно совершить в Португалии.

• 18:00 — Португальское радио сообщает о бегстве Спинолы в Испанию.

Лиссабон заполнен манифестантами, которые скандируют «Да здравствует союз народа и ДВС! Смерть фашизму!»

• 19:00 — вертолет с генералом Спинолой и 15 верными ему офицерами приземлился на военно-воздушной базе Талавера де Реаль в Испании.
• 20:30 — объявлено об аресте в Визеу ближайшего сторонника Спинолы, бывшего члена Совета национального спасения генерала Карлуша Галвана ди Мелу. Чуть позже сообщается об аресте генерала авиации Монтейру.
• 21:00 — Лиссабон украшен национальными и красными флагами. Левые партии начинают грандиозный митинг на площади Росариу.
• 22.30 — генерал Отелу Сарайва ди Карвалью выступает по радио и предлагает послу США Фрэнку Карлуччи попросить своё правительство отозвать его из Лиссабона.
• 23:40 — Президент Республики генерал Кошта Гомеш выступает по национальному телевидению и говорит о подавлении попытки государственного переворота. Он поименно называет около 30 офицеров во главе с ди Спинолой, которые будут преданы суду в ближайшее время. Радио и телевидение до 04:00 12 марта повторяли выступление президента и воззвание премьер-министра Вашку Гонсалвиша.
• Ночью офицеры КОПКОН арестовывают 5 членов правления крупнейшего банка страны «Эшпириту Санту» за финансирование заговора и запрещенных политических организаций.

Последствия

Попытка государственного переворота 11 марта 1975 года имела результаты, обратные тем, которых намеревались достигнуть генерал ди Спинола и его сторонники. Правая группировка в командовании армией почти перестала существовать, в то время как общественное мнение Португалии ещё больше сместилось влево. После 11 марта Совет национального спасения был распущен и заменен Революционным советом, правительство реорганизовано, началась национализация целых отраслей экономики и аграрная реформа. До августа 1975 года лидеры «левых» в ДВС через IV Временное правительство полковника Гонсалвиша контролировали ситуацию в стране и осуществляли её преобразование.

Оценки событий 11 марта 1975 года

Разные политические силы по разному оценивали причины и цели выступления сторонников генерала Спинолы в марте 1975 года.

• Многие средства массовой информации Западной Европы указывали на неподготовленность выступления и «романтический настрой» его участников. Высказывалось мнение, что выступление 11 марта не представляло серьёзной угрозы для режима ДВС.
• Итальянский журнал Rinascita (Рим) писал 21 марта 1975 года:

Импровизированный характер путча — видимость, а путчисты опирались на реальные политические силы. Руководитель и вдохновитель путча генерал ди Спинола выражал интересы совершенно определенных кругов португальского общества.

• Генеральный секретарь Португальской социалистической партии Мариу Суариш писал:

Офицеры безусловно подготовили «переворот», но не для того, чтобы восстановить фашизм, а чтобы замедлить революционный процесс и даже, если получится, повернуть его немножко вспять.

• 11—12 марта 1975 года средства массовой информации Западной Европы выдвигали версию о том, что попытка переворота инспирирована левым крылом ДВС и генерал ди Спинола не имел отношения ни к какому заговору. В качестве аргументов выдвигались плохая подготовка переворота и последствия провала, очень выгодные для левых в ДВС. В пользу этой версии служили и заявления бежавших из Португалии офицеров, которые первоначально утверждали, что стали жертвами провокации.
• Представители НАТО заявили, что «рассматривают события 11 марта как поражение Атлантического союза».
• The New York Times писала 15 марта 1975 года, что события 11 марта являются «ударом по надеждам увидеть осуществление политической демократии». В том же духе высказались бежавшие со Спинолой офицеры, распространившие в Буэнос-Айресе (Аргентина) своё коммюнике. В нём утверждалось, что выступление 11 марта было организовано с целью «восстановить демократию».
• Советская печать и историография последовательно отстаивали точку зрения, что попытка переворота 11 марта 1975 года преследовала цель установления в Португалии «фашистской диктатуры», аналогичной режиму генерала Аугусто Пиночета в Чили. Схожих взглядов придерживались левые партии и ДВС Португалии. В качестве обоснования приводились, в частности, и высказывания сторонников Спинолы в интервью журналу Stern (ФРГ) 8 апреля 1976 года. Они выдвигали сценарий переворота, при котором правое крыло вооружённых сил берет власть в свои руки, а его хорошо вооружённые сторонники, формально не служащие в армии, начинают разгром левых партий.

Партийных активистов нужно просто уничтожить. Но это нельзя делать тем, кто инсценирует переворот, то есть нам ввиду общественного мнения. Для этого нужно иметь по всей стране своих людей, которые, как только начнется восстание, вытащат этих парней из кроватей и ликвидируют их. Наша задача состоит в том. чтобы осуществить эту акцию на двух уровнях. В глазах общественности руки организаторов путча должны оставаться чистыми.

Литература

• Ермаков В., Поляковский В. Перекрёстки португальской революции. — М., 1978.
• Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии // Страницы истории. — М.: Мысль, 1983.
• Фесуненко И. С. Португалия апрельская и ноябрьская. — М., 1977.

Ссылки

• Jofre Alves. [abril-de-novo.blogspot.com/2009_03_01_archive.html PREC: Cronologia do Ano de 1975 - VII] (португальский). April de novo. Memorias do PREC. (Domingo, 1 de Março de 2009). Проверено 8 января 2012. [www.webcitation.org/66ufBP2Mv Архивировано из первоисточника 14 апреля 2012].

Политика   Португалия

Отрывок, характеризующий События 11 марта 1975 года в Португалии

Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.