Вооружённые Силы СССР
Вооружённые Силы Союза Советских Социалистических Республик ВС СССР ВС Союза | |
---|---|
Эмблема Вооружённых Сил СССР | |
Основание | 23 февраля 1946 года |
Роспуск | 25 декабря 1993 года |
Командование | |
Верховный главнокомандующий | см. Верховный Главнокомандующий ВС СССР |
Министр обороны | см. Главы военного ведомства СССР |
Военные силы | |
Призывной возраст | 18 — 65 лет |
Занято в армии | 5 350 800 млн. чел. на 1989 год (1-е место) |
Запас | 92 345 764 |
Финансы | |
Бюджет | 290 млрд $ на 1990 год (1-е место) |
Проценты ВНП | 12.9% |
Вооружённые Силы Союза Советских Социалистических Республик (ВС СССР) — военная организация (Вооружённые Силы) Союза Советских Социалистических Республик, была предназначена для защиты советского народа, свободы и независимости Советского Союза.
В состав Вооружённых Сил Союза входили:
- центральные органы военного управления;
- Советская Армия (Ракетные войска стратегического назначения, Сухопутные войска, Военно-воздушные силы, Войска противовоздушной обороны), Советская Армия до февраля 1946 года называлась Рабоче-Крестьянская Красная Армия (Красная Армия, РККА);
- Военно-морской Флот;
- Тыл Вооружённых Сил;
- Войска гражданской обороны;
- Внутренние войска МВД СССР;
- Пограничные войска КГБ СССР.
К середине 1980-х годов Вооружённые Силы Союза были крупнейшими в мире по численности. В 1989 году был пик численности ВС СССР (5 350 800 военнослужащих), это самая большая армия на Земле второй половины XX века. По боевой тревоге страна могла за короткое время передислоцировать свои войска в любую точку Землитанков и бронемашин.
. Обладала большим запасом ядерного и химического оружия, и развитой системой её доставки. Помимо этого, ВС Союза обладали самыми крупными танковыми группировками на Земле — около 60 тысячЗа всё время существования, начиная с 1946 года и до распада СССР, Вооружённые силы СССР были самыми крупными и мощными в миреОВС СНГ.
. Несмотря на распад СССР в 1991 году, Вооружённые силы СССР просуществовали вплоть до конца 1993 года — в видеФормирования ВС СССР некоторое время дислоцировались в Австрии, Дании[1], Норвегии, Финляндии, ГДР (ГСВГ), ПНР (СГВ), ЧССР, ВНР (ЦГВ), НРБ, СРР (ЮГВ), Кубе, СРВ, Камбодже, МНР, Северной Корее, Демократической Республике Афганистан и в некоторых африканских странах.
Содержание
История
После окончания Гражданской войны была проведена демобилизация РККА и к концу 1923 года в ней осталось всего около полумиллиона человек.
В конце 1924 года Реввоенсовет принял 5-летний план военного строительства, одобренный III съездом Советов СССР полгода спустя. Было решено сохранить кадровое ядро армии и при наименьших затратах обучить военному делу как можно больше людей. В результате за десять лет 3/4 всех дивизий стали территориальными — новобранцы находились в них на учебных сборах по два — три месяца в год в течение пяти лет (смотри статью территориально-милиционное устройство).
Но в 1934 — 1935 годах военная политика изменилась и 3/4 всех дивизий стали кадровыми. В Сухопутных войсках в 1939 году по сравнению с 1930 годом количество артиллерии увеличилось в 7 раз, в том числе противотанковой и танковой — в 70 раз. Развивались танковые войска и ВВС. Количество танков с 1934 года по 1939 год выросло в 2,5 раза, в 1939 году по сравнению с 1930 годом общее количество самолётов увеличилось в 6,5 раза. Развернулось строительство надводных кораблей различных классов, подводных лодок а также самолётов морской авиации. В 1931 году появились Воздушно-десантные войска, которые до 1946 года входили в состав ВВС.
22 сентября 1935 году были введены персональные воинские звания, а 7 мая 1940 году — генеральские и адмиральские звания. Командный состав понёс большие потери в 1937—1938 годах в результате «Большого террора».
1 сентября 1939 года был принят Закон СССР «О всеобщей воинской обязанности», по которому все годные по состоянию здоровья мужчины должны были служить в армии три года, на флоте — пять лет (по прежнему закону 1925 года «лишенцы» — лишённые избирательных прав «нетрудовые элементы» — в армии не служили, а зачислялись в тыловое ополчение) К этому времени Вооружённые Силы СССР полностью были кадровыми, а численность их возросла до 2 млн человек.
Вместо отдельных танковых и броневых бригад, которые с 1939 года являлись основными соединениями бронетанковых войск, началось сформирование танковых и механизированных дивизий. В Воздушно-десантных войсках стали формировать воздушно-десантные корпуса, а в ВВС — переходить с 1940 года на дивизионную организацию.
За три года Великой Отечественной войны удельный вес коммунистов в Вооружённых Силах увеличился вдвое и к концу 1944 года составил 23 процента в армии и 31,5 процента на флоте. В конце 1944 года в Вооружённых Силах насчитывалось 3 030 758 коммунистов, что составляло 52,6 процента всей численности партии. В течение года значительно расширилась сеть первичных партийных организаций: если на 1 января 1944 года в армии и на флоте их насчитывалось 67 089, то на 1 января 1945 года — уже 78 640[2]
К концу Великой Отечественной войны в 1945 году Вооружённые Силы СССР насчитывали более 11 млн человек, после демобилизации — около трёх миллионов. Затем их численность вновь возросла. Но во время «хрущёвской оттепели» СССР пошёл на сокращение численности своих Вооружённых Сил: в 1955 году — на 640 тыс. чел., к июню 1956 года — на 1 200 тыс. чел.
В период «холодной войны» с 1955 года Вооружённые Силы СССР играли ведущую роль в военной Организации Варшавского договора (ОВД). Начиная с 1950-х годов ускоренными темпами в Вооружённые Силы внедрялось ракетное вооружение, в 1959 году были созданы Ракетные войска стратегического назначения. Одновременно наращивалось количество танков. По количеству танков СССР вышел на первое место в мире, к 1980-м годам в Советских Вооружённых Силах танков было больше, чем у всех остальных стран вместе взятых. Был создан крупный океанский военно-морской флот. Важнейшим направлением развития экономики страны стало наращивание военного потенциала, гонка вооружений. На это уходила значительная часть национального дохода.
В период после Великой Отечественной войны на Министерство обороны СССР систематически возлагалась задача обеспечения гражданских министерств рабочей силой путём формирования для них войсковых соединений, частей, военно-строительных отрядов, которые использовались в качестве строительных рабочих. Численность этих формирований из года в год возрастала.[3]
В 1987 — 1991 годах во время «перестройки» была провозглашена политика «оборонительной достаточности» и в декабре 1988 года было объявлено об односторонних мерах по сокращению Советских Вооружённых Сил. Их общая численность была сокращёна на 500 тыс. человек (12 %). Советские военные контингенты в Центральной Европе в одностороннем порядке были уменьшены на 50 тысяч человек, шесть танковых дивизий (около двух тысяч танков) были выведены из ГДР, Венгрии, Чехословакии и расформированы. В европейской части СССР число танков было сокращёно на 10 тыс., артиллерийских систем — на 8,5 тыс., боевых самолётов — на 820. Было выведено 75 % советских войск из Монголии, и численность войск на Дальнем Востоке (противостоявших КНР) была уменьшена на 120 тыс. человек.
Правовая основа
Статья 31. Защита социалистического Отечества относится к важнейшим функциям государства и является делом всего народа.
В целях защиты социалистических завоеваний, мирного труда советского народа, суверенитета и территориальной целостности государства созданы Вооружённые Силы СССР и установлена всеобщая воинская обязанность.
Долг Вооружённых Сил СССР перед народом — надёжно защищать социалистическое Отечество, быть в постоянной боевой готовности, гарантирующей немедленный отпор любому агрессору[4].Статья 32. Государство обеспечивает безопасность и обороноспособность страны, оснащает Вооружённые Силы СССР всем необходимым.
Обязанности государственных органов, общественных организаций, должностных лиц и граждан по обеспечению безопасности страны и укреплению её обороноспособности определяются законодательством Союза ССР.
Руководство
Высшее государственное руководство в области обороны страны на основе законов осуществляли высшие органы государственной власти и управления СССР, руководствуясь политикой Коммунистической партии Советского Союза (КПСС), направляя работу всего государственного аппарата таким образом, чтобы при решении любых вопросов управления страной обязательно учитывались интересы укрепления её обороноспособности: — Совет обороны СССР (Совет рабоче-крестьянской обороны РСФСР), Верховный Совет СССР (статьи 73 и 108 Конституции СССР), Президиум Верховного Совета СССР (ст. 121 Конституции СССР), Совет Министров СССР (Совет Народных Комиссаров СССР) (ст. 131 Конституции СССР).
Совет обороны СССР координировал деятельность органов Советского государства в области укрепления обороны, утверждение основных направлений развития ВС СССР. Возглавлял Совет обороны СССР Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР.
Верховный Главнокомандующий
- 1941—1953 — И. В. Сталин, Генералиссимус Советского Союза;
- 1990—1991 — М. С. Горбачёв.
Органы военного управления
Непосредственное руководство строительством ВС СССР, их жизнью и боевой деятельностью осуществляли органы военного управления (ОВУ).
В систему органов военного управления ВС СССР входили:
- — органы управления СА и ВМФ, объединяемые Министерством обороны СССР (Наркомат обороны, Министерство ВС, Военное Министерство), во главе которого стоял Министр обороны СССР;
- — органы управления Пограничными войсками, подчинённые Комитету государственной безопасности СССР, во главе которого стоял Председатель КГБ СССР;
- — органы управления Внутренними войсками, подчинённые Министерству внутренних дел СССР, во главе которого стоял Министр внутренних дел СССР.
По характеру выполняемых задач и объёму компетенции в системе ОВУ различались:
- Центральные ОВУ.
- Органы военного управления военных округов (групп войск), флотов.
- Органы военного управления войсковых соединений и частей.
- Местные органы военного управления.
- Начальники гарнизонов (старшие морские начальники) и военные коменданты.
Состав
- Рабоче-Крестьянская Красная Армия (РККА) (с 15 (28) января 1918 — по февраль 1946 года)
- Рабоче-Крестьянский Красный Флот (РККФ) (с 29 января (11) февраля 1918 — по февраль 1946 года)
- Рабоче-Крестьянский Красный Воздушный Флот (РККВФ)
- Пограничные войска КГБ (Пограничная стража, Пограничная служба, Береговая охрана)
- Внутренние войска МВД (Войска внутренней охраны республики и Государственная конвойная стража)
Организация Вооружённых Сил трудящихся есть Рабоче-Крестьянская Красная Армия Союза ССР.
Рабоче-Крестьянская Красная Армия разделяется на сухопутные, морские и воздушные силы.
В состав Рабоче-Крестьянской Красной Армии входят также войска специального назначения: войска Объединённого Государственного Политического управления и Конвойные войска.
— Статья 2., Раздел I., Закона Союза ССР «Об обязательной военной службе», Утверждён ЦИК Союза СССР, СНК Союза СССР, 13 августа 1930 г., № 42/253б
- Советская Армия (СА) (с 25 февраля 1946 года до начала 1992 года), официальное наименование основной части ВС СССР. Включала РВСН, СВ, Войска ПВО, ВВС и другие формирования
- Военно-Морской Флот СССР (с 25 февраля 1946 года до начала 1992 года)
Численность
- До ниже перечисленного См. Численность РККА.
- К январю 1925 года — 562 тысячи человек;[5].
- На 1 апреля 1926 года РККА (сухопутные, военно-воздушные силы и военно-морской флот) — 594 195 человек;[6]
- В 1927 года — 586 тысяч человек;[7].
- Март 1932 года — 604 тысячи человек; всей РККА (сухопутной Красной Армии, Красного Воздушного Флота и Красного военно-морского флота).
- 1 января 1939 года — 1 665 790 человек[8];
- 1940 год — численность Красной Армии утвердить, в связи с утверждением новых формирований, во изменение постановления Комитета Обороны при Совнаркоме СССР, от 22 мая 1940 года, в количестве 3 461 200 человек[9].
- 1940 год — общую штатную численность Красной Армии, во изменение постановления СНК СССР № 1193/464 от 6.VII.1940 года иметь 3 521 448 человек.[10]
- К январю 1941 года — 2 200 000 человек;[7]
- К 1 июля 1941 года — 3 380 000 человек;[5]
- К весне 1942 года — 5 500 000 человек (Действующая Армия и Флот (ДАФ));[7]
- С весны 1942 года — 5 600 000 человек (ДАФ);
- К лету 1942 года — около 11 000 000 человек;[5]
- На 1 июня 1944 года 11 200 000 человек;[11]
- К началу 1945 года — 11 365 000 человек;[7]
- К маю 1945 года — 11 300 000 человек;[7] в другом источнике — 11 365 000 человек[12]
- К началу 1948 года — 2 576 000 человек,[5] в другом источнике — 2 874 000 чел.;[12]
- На 1 марта 1953 года штатная численность была 5 396 038 человек;[13]
- К 1954 году достигла 5 763 000 чел.;[12]
- На 12 августа 1955 года штатная численность составляет 4 815 870 человек. Фактически по списку содержится 4 637 523 человек;[14]
- На 9 февраля 1956 года составляла: по штату 4 406 216 человек, по списку 4 147 496 человек;[13]
- На 1960 год — 3 623 000 человек .
- На 1974 год — 3 940 000 человек .
- На 1977 год — 4 220 000 человек
- На 1982 год — 5 000 000 человек
- На 1985 год — 5 070 000 человек
- На 1991 год — 4 210 000 человек .
Структура
- На 1 сентября 1939 года ВС СССР состояли из Рабоче-Крестьянской Красной Армии, Рабоче-Крестьянского Красного Военно-Морского Флота, Пограничных и Внутренних войск НКВД.[15]
- ВС состояли из видов, а также включали Тыл ВС СССР, штабы и войска Гражданской обороны (ГО) СССР, Внутренние войска Министерства внутренних дел (МВД) СССР, Пограничные войска Комитета государственной безопасности (КГБ) СССР. Страница 158.[5]
Виды
Ракетные войска стратегического назначения (РВСН)
Основная ударная сила ВС СССР, находившаяся в постоянной боевой готовности. Штаб-квартира находилась в городе Власиха. РВСН включали в себя:
- Военно-космические силы, в составе средств запуска, управления и орбитальной группировки космических аппаратов военного назначения.;
- Ракетные армии, ракетные корпуса, ракетные дивизии (штаб-квартиры в городах Винница, Смоленск, Владимир, Киров (Кировская область), Омск, Чита, Благовещенск, Хабаровск, Оренбург, Татищево, Николаев, Львов, Ужгород, Джамбул )
- Государственный центральный межвидовой полигон
- 10-й испытательный полигон (в Казахской ССР)
- 4-й Центральный научно-исследовательский институт (г. Юбилейный, Московская область, РСФСР)
- военные учебные заведения (Военная академия в Москве; военные училища в городах Харьков, Серпухов, Рига, Ростов-на-Дону, Ставрополь)
- арсеналы и центральные ремонтные заводы, базы хранения вооружения и военной техники
Кроме того, имелись в РВСН части и учреждения специальных войск и тыла.
Возглавлял РВСН Главнокомандующий, занимавший должность заместителя Министра обороны СССР. Ему подчинялись Главный штаб и управления РВСН.
Главнокомандующие:
- 1959—1960 — М. И. Неделин, главный маршал артиллерии
- 1960—1962 — К. С. Москаленко, Маршал Советского Союза
- 1962—1963 — С. С. Бирюзов, Маршал Советского Союза
- 1963—1972 — Н. И. Крылов, Маршал Советского Союза
- 1972—1985 — В. Ф. Толубко, генерал армии, с 1983 года Главный Маршал артиллерии
- 1985—1992 — Ю. П. Максимов, генерал армии
Сухопутные войска (СВ)
Сухопутные войска (1946 год) — вид ВС СССР, предназначенный для ведения боевых действий преимущественно на суше, наиболее многочисленный и разнообразный по вооружению и способам ведения боевых действий. По своим боевым возможностям способен самостоятельно или во взаимодействии с другими видами ВС вести наступление в целях разгрома группировок войск противника и овладения его территорией, наносить огневые удары на большую глубину, отражать вторжение противника, его крупные воздушные и морские десанты, прочно удерживать занимаемые территории, районы и рубежи. В своём составе СВ имели различные рода войск, специальные войска, части и соединения специального назначения (СпН) и службы. В организационном отношении СВ состояли из подразделений, частей, соединений и объединений.
СВ делились на рода войск (мотострелковые войска (МСВ), танковые войска (ТВ), воздушно-десантные войска (ВДВ), ракетные войска и артиллерия (РВиА), войска войсковой ПВО (рода войск), армейская авиация, а также части и подразделения специальных войск (инженерных, связи, радиотехнических, химические, технического обеспечения, охраны тыла). Кроме того имелись в СВ части и учреждения тыла.
Возглавлял СВ СССР Главнокомандующий, занимавший должность заместителя Министра обороны СССР. Ему подчинялись Главный штаб и управления СВ. Численность Сухопутных войск СССР на 1989 год составляла 1 596 000 человек.
- Центральное дорожно-строительное управление Министерства обороны Союза Советских Социалистических Республик (ЦДСУ МО СССР)
В оформлении торжественных мероприятий, на плакатах, в рисунках на почтовых конвертах и открытках использовалось изображение условного декоративного «флага Сухопутных войск» в виде красного прямоугольного полотнища с большой красной пятиконечной звездой в центре, с золотой (жёлтой) каймой. Данный «флаг» никогда не утверждался и не изготавливался из ткани.
СВ ВС СССР делились по территориальному принципу на военные округа (группы войск), военные гарнизоны:
- Московский военный округ (МВО)
- Ленинградский военный округ (ЛенВО)
- Прибалтийский военный округ (ПрибВО)
- Белорусский военный округ (БВО)
- Киевский военный округ (КВО)
- Прикарпатский военный округ (ПрикВО)
- Одесский военный округ (ОдВО)
- Северо-Кавказский военный округ(СКВО)
- Закавказский военный округ (ЗакВО)
- Приволжский военный округ (ПриВО)
- Среднеазиатский военный округ (САВО)
- Туркестанский военный округ (ТуркВО)
- Уральский военный округ (УрВО)
- Сибирский военный округ (СибВО)
- Забайкальский военный округ (ЗабВО)
- Дальневосточный военный округ (ДВО)
- Северная группа войск (СГВ)
- Центральная группа войск (ЦГВ)
- Группа советских войск в Германии(ГСВГ), позднее — Западная группа войск (ЗГВ)
- Южная группа войск (ЮГВ)
- Группа советских военных специалистов на Кубе (ГСВСК)
Главнокомандующие:
- 1946—1946 — Г. К. Жуков, Маршал Советского Союза
- 1946—1950 — И. С. Конев, Маршал Советского Союза
- 1955—1956 — И. С. Конев, Маршал Советского Союза
- 1956—1957 — Р. Я. Малиновский, Маршал Советского Союза
- 1957—1960 — А. А. Гречко, Маршал Советского Союза
- 1960—1964 — В. И. Чуйков, Маршал Советского Союза
- 1967—1980 — И. Г. Павловский, генерал армии
- 1980—1985 — В. И. Петров, Маршал Советского Союза
- 1985—1989 — Е. Ф. Ивановский, генерал армии
- 1989—1991 — В. И. Варенников, генерал армии
- 1991—1996 — В. М. Семёнов, генерал армии
Войска ПВО
В состав Войск ПВО (1948 год) входили:
- Войска ракетно-космической обороны;
- Радиотехнические войска ПВО, 1952 год;
- Зенитные ракетные войска;
- Истребительная авиация (авиация ПВО);
- Войска радиоэлектронной борьбы ПВО.
- Специальные войска.
Кроме того имелись в Войсках ПВО части и учреждения тыла.
Войска ПВО делились по территориальному принципу на округа ПВО:
- Округ ПВО — объединения войск ПВО, предназначенные для защиты от ударов с воздуха важнейших административных, промышленных центров и районов страны, группировок ВС, важных военных и других объектов в установленных границах. В ВС округа ПВО были созданы после Великой Отечественной войны на базе ПВО фронтов и ВО. В 1948 году округа ПВО были переформированы в районы ПВО, в 1954 году воссозданы.
- Московский округ ПВО — был предназначен для прикрытия от ударов средств воздушного нападения противника наиболее важных административных и экономических объектов Северного, Центрального, Центрально-Чернозёмного и Волго-Вятского экономических районов СССР. В ноябре 1941 года образована Московская зона ПВО, преобразованная в 1943 году в Московскую особую армию ПВО, развёрнутая в ПВО Московского ВО. После войны на его базе был создан Московский округ ПВО, затем район ПВО. В августе 1954 года Московский район ПВО преобразован в Московский округ ПВО. В 1980 году после ликвидации Бакинского округа ПВО стал единственным в СССР объединением подобного типа.
- Бакинский округ ПВО.
Возглавлял Войска ПВО Главнокомандующий, занимавший должность заместителя Министра обороны СССР. Ему подчинялись Главный штаб и управления Войск ПВО.
Штаб-квартира город Балашиха.
Главнокомандующие:
- 1948—1952 — Л. А. Говоров, Маршал Советского Союза
- 1952—1953 — Н. Н. Нагорный, генерал-полковник
- 1953—1954 — К. А. Вершинин, Маршал авиации
- 1954—1955 — Л. А. Говоров, Маршал Советского Союза
- 1955—1962 — С. С. Бирюзов, Маршал Советского Союза
- 1962—1966 — В. А. Судец, Маршал авиации
- 1966—1978 — П. Ф. Батицкий, генерал армии, с 1968 года Маршал Советского Союза
- 1978—1987 — А. И. Колдунов, генерал-полковник, с 1984 года Главный Маршал авиации
- 1987—1991 — И. М. Третьяк, генерал армии
Военно-воздушные силы
ВВС организационно состояли из родов авиации: бомбардировочной, истребительно-бомбардировочной, истребительной, разведывательной, транспортной, связи и санитарной. Вместе с тем ВВС делились на виды авиации: фронтовую, дальнюю, военно-транспортную, вспомогательную. Имели в своём составе специальные войска, части и учреждений тыла.
[16]В 1991 году ВВС СССР насчитывали 211 авиационных полков и более 14 000 самолётов, включая 7000 боевых. Общая численность стратегических бомбардировщиков и ракетоносцев составляла 157 самолётов. После распада СССР практически вся Дальняя авиация перешла к России. Часть стратегических бомбардировщиков осталась на Украине. С течением времени одиннадцать Ту-160 были уничтожены, а восемь переданы России в качестве погашения долгов за поставки газа.— Статья «От „Ильи Муромца“ до „Белых Лебедей“», Российская Газета, 23 декабря 2010 г..
Возглавлял ВВС Главнокомандующий (Начальник, Начальник Главного управления, Командующий) занимавший должность заместителя Министра обороны СССР. Ему подчинялись Главный штаб и управления ВВС.
Штаб-квартира город Москва.
Главнокомандующие:
- 1921—1922 — Андрей Васильевич Сергеев;
- 1922—1923 — Андрей Александрович Знаменский;
- 1923—1924 — Аркадий Павлович Розенгольц;
- 1924—1931 — Пётр Ионович Баранов;
- 1931—1937 — Яков Иванович Алкснис, командарм 2 ранга (1935 год);
- 1937—1939 — Александр Дмитриевич Локтионов, генерал-полковник;
- 1939—1940 — Яков Владимирович Смушкевич, командарм 2 ранга, с 1940 г. генерал-лейтенант авиации;
- 1940—1941 — Павел Васильевич Рычагов, генерал-лейтенант авиации;
- 1941—1942 — Павел Фёдорович Жигарев, генерал-лейтенант авиации;
- 1942—1946 — Александр Александрович Новиков, Маршал авиации, с 1944 года — Главный Маршал авиации;
- 1946—1949 — Константин Андреевич Вершинин, Маршал авиации;
- 1949—1957 — Павел Фёдорович Жигарев, Маршал авиации, с 1956 года — Главный Маршал авиации;
- 1957—1969 — Константин Андреевич Вершинин, Главный Маршал авиации;
- 1969—1984 — Павел Степанович Кутахов, Маршал авиации, с 1972 года — Главный Маршал авиации;
- 1984—1990 — Александр Николаевич Ефимов, Маршал авиации;
- 1990—1991 — Евгений Иванович Шапошников, Маршал авиации;
Военно-морской флот
Военно-морской флот СССР организационно состоял из родов сил: подводных, надводных, морской авиации, береговых ракетно-артиллерийских войск и морской пехоты. В его состав входили также суда вспомогательного флота, части специального назначения (СпН) и различные службы. Главными родами сил являлись подводные силы и морская авиация. Кроме того имелись в части и учреждения тыла.
В организационном отношении ВМФ включал:
Возглавлял ВМФ Главнокомандующий (Командующий, Начальник Морских Сил Республики, Народный Комиссар, Министр) занимавший должность заместителя Министра обороны СССР. Ему подчинялись Главный штаб и управления ВМФ.
Главный штаб ВМФ — город Москва.
Главнокомандующие:
- 1917—1918 — Иванов, Модест Васильевич,
- 1918—1918 — Дыбенко, Павел Ефимович,
- 1918—1919 — Альтфатер, Василий Михайлович,
- 1917—1919 — Раскольников, Фёдор Фёдорович,
- 1919—1920 — Беренс, Евгений Андреевич,
- 1920—1921 — Нёмитц, Александр Васильевич,
- 1921—1924 — Панцержанский, Эдуард Самуилович,
- 1924—1926 — Зоф, Вячеслав Иванович,
- 1926—1931 — Муклевич, Ромуальд Адамович,
- 1931—1937 — Орлов, Владимир Митрофанович, с 1935 года Флагман Флота 1 ранга;
- 1937—1938 — Викторов, Михаил Владимирович, Флагман Флота 1 ранга;
- 1938—1938 — Смирнов, Пётр Александрович, армейский комиссар 1 ранга;
- 1938—1939 — Фриновский, Михаил Петрович, командарм 1 ранга;
- 1939—1947 — Кузнецов, Николай Герасимович, Адмирал Флота Советского Союза;
- 1947—1951 — Юмашев, Иван Степанович, адмирал;
- 1951—1956 — Кузнецов, Николай Герасимович, Адмирал Флота Советского Союза;
- 1956—1985 — Горшков, Сергей Георгиевич, Адмирал Флота Советского Союза;
- 1985—1992 — Чернавин, Владимир Николаевич, Адмирал Флота;
Тыл ВС СССР
Силы и средства, предназначенные для тылового обеспечения и по службам тыла технического обеспечения войск (сил) ВС. Являлись неотъемлемой частью оборонного потенциала государства и связующим звеном между экономикой страны и непосредственно ВС. В его состав входили штаб тыла, главные и центральные управления, службы, а также органы управления, войска и организации центрального подчинения, тыловые структуры видов и родов войск ВС, военных округов (групп войск) и флотов, объединений, соединений и воинских частей.
- Главное военно-медицинское управление СССР (ГВМУ МО СССР) (1946 год) (Главное военно-санитарное управление)
- Главное управление торговли (ГУТ МО СССР)(1956 год главвоенторг Министерства торговли СССР)
- Центральное управление военных сообщений (ЦУП ВОСО МО СССР), вкл. 1962 г. до 1992 г., ГУ ВОСО (1950 г.)
- Центральное продовольственное управление (ЦПУ МО СССР)
- Центральное вещевое управление (ЦВУ МО СССР) (1979 год) (Управление вещевого и хозяйственного снабжения, Управление вещевого и обозного снабжения)
- Центральное управление ракетного топлива и горючего (ЦУРТГ МО СССР) (Служба снабжения горючим (1979 г.), Служба горючего и смазочных материалов, Управление службы горючего)
- Центральное дорожное управление (ЦДУ МО СССР). (Автомобильно-дорожное управление Тыла КА (1941 год), Отдел автотранспортной и дорожной службы ГШ (1938 год), Отдел автотранспортной и дорожной службы ВОСО)
- Управление сельского хозяйства.
- Управление начальника экологической безопасности ВС СССР.
- Служба пожарно-спасательной и местной обороны ВС СССР.
- Железнодорожные войска ВС СССР.
- Главное военно-строительное управление МО СССР ( имели свои подразделения военно-строительные отряды, военно-строительные части)
Тыл ВС в интересах ВС решал целый комплекс задач, основными из которых являлись: приём от экономического комплекса государства запаса материальных средств и техники тыла, хранение и обеспечение ими войск (сил); планирование и организация совместно с транспортными министерствами и ведомствами подготовки, эксплуатации, технического прикрытия, восстановления путей сообщения и транспортных средств; подвоз всех видов материальных средств; осуществление оперативных, снабженческих и других видов воинских перевозок, обеспечение базирования ВВС и ВМФ; техническое обеспечение войск (сил) по службам тыла; организация и проведение лечебно — эвакуационных, санитарно — противоэпидемических (профилактических) мероприятий, медицинской защиты личного состава от оружия массового поражения (ОМП) и неблагоприятных экологических факторов, проведение ветеринарно-санитарных мероприятий и мероприятий служб тыла по химической защите войск (сил); осуществление контроля за организацией и состоянием противопожарной защиты и местной обороны войск (сил), оценка экологической обстановки в местах дислокации войск (сил), прогноз её развития и контроль за проведением мероприятий по защите личного состава от экологически вредных воздействий природного и техногенного характера; торгово-бытовое, квартирно-эксплуатационное и финансовое обеспечение; охрана и оборона коммуникаций и объектов тыла в тыловых полосах, организация лагерей (приёмных пунктов) военнопленных (заложников), их учёт и обеспечение; обеспечение работ по эксгумации, идентификации, захоронению и перезахоронению военнослужащих.
Для решения данных задач Тыл ВС в имел в своём составе специальные войска (автомобильные, железнодорожные, дорожные, трубопроводные), соединения и части материального обеспечения, медицинские соединения, части и учреждения, стационарные базы и склады с соответствующими запасами материальных средств, транспортные комендатуры, ветеринарно-санитарные, ремонтные, сельскохозяйственные, торгово-бытовые, учебные (академия, училища, факультеты и военные кафедры при гражданских ВУЗах) и другие учреждения.
Штаб-квартира город Москва.
Начальники:
- 1941—1951 — А. В. Хрулёв, генерал армии;
- 1951—1958 — В. И. Виноградов, генерал-полковник;
- 1958—1968 — И. Х. Баграмян, Маршал Советского Союза;
- 1968—1972 — С. С. Маряхин, генерал армии;
- 1972—1988 — С. К. Куркоткин, Маршал Советского Союза;
- 1988—1991 — В. М. Архипов, генерал армии;
- 1991 — И. В. Фуженко, генерал-полковник;
Самостоятельные рода войск
Войска Гражданской обороны (ГО) СССР
В 1971 году непосредственное руководство ГО возложено на Министерство обороны СССР, повседневное — на начальника ГО — заместителя Министра обороны СССР.
Имелись полки ГО (в крупных городах СССР), Московское военное училище гражданской обороны (МВУГО, город Балашиха), переформировано в 1974 году в Московское высшее командное училище дорожных и инженерных войск (МВКУДИВ), готовило специалистов для дорожных войск и войск ГО.
Начальники:
- 1961—1972 — В. И. Чуйков, Маршал Советского Союза;
- 1972—1986 — А. Т. Алтунин, генерал армии;
- 1986—1991 — В. Л. Говоров, генерал армии;
Пограничные войска КГБ СССР
Пограничные войска (до 1978 года — КГБ при Совете Министров СССР) — были предназначены для охраны сухопутных, морских и речных (озёрных) границ советского государства. В СССР Пограничные войска были составной частью ВС СССР. Непосредственное руководство Пограничными войсками осуществлялось КГБ СССР и подчинённым ему Главным управлением Пограничных войск. Состояли из пограничных округов, отдельных частей (пограничный отряд) и входящих в них подразделений, осуществляющих охрану границы (пограничные заставы, пограничные комендатуры, контрольно-пропускные пункты), специальных частей (подразделений) и учебных заведений. Кроме того в Пограничных войсках имелись подразделения и части авиации (отдельные авиационные полки, эскадрильи), морские (речные) части (бригады пограничных кораблей, дивизионы катеров) и части тыла. Круг задач, решаемых Пограничными войсками, определялся Законом СССР от 24 ноября 1982 года «О Государственной границе СССР», положением об охране Государственной границы СССР, утверждённым 5 августа 1960 года указом Президиума Верховного Совета СССР[17]. Правовое положение личного состава Пограничных войск регламентировалось Законом СССР «О всеобщей воинской обязанности», положениями о прохождении военной службы, уставами и наставлениями.
Пограничные округа и части центрального подчинения, без учёта соединений, переданных из МО СССР, по состоянию на 1991 год включали:
- Краснознаменный Восточный пограничный округ
- Краснознаменный Дальневосточный пограничный округ
- Краснознаменный Забайкальский пограничный округ
- Краснознаменный Закавказский пограничный округ
- Краснознаменный Западный пограничный округ
- Краснознаменный Прибалтийский пограничный округ
- Северо-Восточный пограничный округ
- Краснознаменный Северо-Западный пограничный округ
- Краснознаменный Среднеазиатский пограничный округ
- Краснознаменный Тихоокеанский пограничный округ
- 4-й Архангельский пограничный отряд
- Отдельный Арктический пограничный отряд
- 105-й отдельный Краснознаменный отряд специального назначения
- Отдельный отряд пограничного контроля «Москва»
- Высшее пограничное командное училище КГБ СССР имени Ф. Э. Дзержинского (г. Алма-Ата);
- Высшее пограничное командное училище КГБ СССР имени Моссовета (г. Москва);
- Высшее пограничное военно-политическое училище КГБ СССР имени К. Е. Ворошилова (пгт Голицыно);
- Высшие пограничные командные курсы;
- Объединённый учебный центр;
- два отдельных авиаотряда;
- два отдельных инженерно-строительных батальона;
- Центральный госпиталь пограничных войск;
- Центральный информационно-аналитический центр;
- Центральный архив Пограничных войск;
- Центральный музей Пограничных войск.
Начальники:
- 1918—1919 — С. Г. Шамшев, (Главное управление Пограничных войск (ГУПВ));
- 1919—1920 — В. А. Степанов, (Управление Пограничного надзора);
- 1920—1921 — В. Р. Менжинский, (Особый отдел ВЧК (охрана границы);
- 1922—1923 — А. Х. Артузов, (Отдел Пограничных войск, Отдел Пограничной охраны (ОПО));
- 1923—1925 — Ольский, Ян Каликстович, (ОПО);
- 1925—1929 — З. Б. Кацнельсон, (Главное управление Пограничной охраны (ГУПО));
- 1929 — С. Г. Вележев, (ГУПО);
- 1929—1931 — И. А. Воронцов, (ГУПО);
- 1931—1933 — Н. М. Быстрых, (ГУПО);
- 1933—1937 — М. П. Фриновский, (ГУПО) (с 1934 года Главное управление Пограничной и Внутренней охраны (ГУПиВО) НКВД СССР;
- 1937—1938 — Н. К. Кручинкин, (ГУПиВО);
- 1938—1939 — А. А. Ковалёв, Главное управление Пограничных и Внутренних войск (ГУПиВВ);
- 1939—1941 — Г. Г. Соколов, генерал-лейтенант (ГУПВ);
- 1942—1952 — Н. П. Стаханов, генерал-лейтенант (ГУПВ);
- 1952—1953 — П. И. Зырянов, генерал-лейтенант (ГУПВ);
- 1953—1954 — Т. Ф. Филиппов, генерал-лейтенант (ГУПВ);
- 1954—1956 — А. С. Сироткин, генерал-лейтенант (ГУПВ);
- 1956—1957 — Т. А. Строкач, генерал-лейтенант (ГУПВ);
- 1957—1972 — П. И. Зырянов, генерал-полковник (ГУПВ);
- 1972—1989 — В. А. Матросов, генерал армии (ГУПВ);
- 1989—1992 — И. Я. Калиниченко, генерал-полковник (ГУПВ) (с 1991 года главнокомандующий)
Внутренние войска МВД СССР
Внутренние войска МВД СССР, составная часть ВС СССР. Предназначены для охраны государственных объектов и выполнения других служебно-боевых задач, определённых в специальных постановлениях правительства, возложенных на МВД СССР. Они охраняли особо важные объекты народного хозяйства, а также социалистическую собственность, личность и права граждан, весь советский правопорядок от посягательств преступных элементов и выполняли некоторые другие специальные задачи (охрана мест лишения свободы, конвоирование осуждённых). Предшественниками Внутренних войск были Войска внутренней охраны Республики (Войска ВОХР), Войска внутренней службы и Войска Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК). Термин Внутренние войска появился в 1921 году для обозначения частей ВЧК, несущих службу во внутренних районах страны, в отличие от Пограничных войск. В Великую Отечественную войну войска НКВД охраняли тылы фронтов и армий, несли гарнизонную службу в освобождённых районах, участвовали в обезвреживании агентуры противника. Внутренние войска НКВД СССР (1941—1946), МВД СССР (1946—1947, 1953—1960, 1968—1991), МГБ СССР (1947—1953), МВД РСФСР (1960—1962), МООП РСФСР (1962—1966), МООП СССР (1966—1968), МВД РСФСР (с 1991):
Начальники:
- 1937—1938 — Н. К. Кручинкин, (Главное управление Пограничной и Внутренней охраны (ГУПиВО);
- 1938—1939 — А. А. Ковалёв, (Главное управление Пограничных и Внутренних войск (ГУПиВВ);
- 1941—1942 — А. И. Гульев, генерал-майор;
- 1942—1944 — И. С. Шередега, генерал-майор;
- 1944—1946 — А. Н. Аполлонов, генерал-полковник;
- 1946—1953 — П. В. Бурмак, генерал-лейтенант;
- 1953—1954 — Т. Ф. Филиппов, генерал-лейтенант;
- 1954—1956 — А. С. Сироткин, генерал-лейтенант;
- 1956—1957 — Т. А. Строкач, генерал-лейтенант;
- 1957—1960 — С. И. Донсков, генерал-лейтенант;
- 1960—1961 — Г. И. Алейников, генерал-лейтенант;
- 1961—1968 — Н. И. Пильщук, генерал-лейтенант;
- 1968—1986 — И. К. Яковлев, генерал армии;
- 1986—1991 — Ю. В. Шаталин, генерал-полковник;
Воинская обязанность
Всеобщая воинская обязанность, установленная советским законодательством, вытекала из конституционного положения, определяющего, что защита социалистического Отечества есть священный долг каждого гражданина СССР, а военная служба в рядах ВС СССР — почётная обязанность советских граждан (ст. 62 и 63 Конституции СССР). Законодательство о всеобщей воинской обязанности прошло в своём развитии несколько этапов. Отражая социально-политические изменения в жизни общества и потребности укрепления обороны страны, оно развивалось от добровольчества к обязательной военной службе трудящихся и от неё — к всеобщей воинской обязанности.
Всеобщая воинская обязанность характеризовалась следующими основными чертами:
- она распространялась лишь на советских граждан;
- являлась всеобщей: призыву на военную службу подлежали все мужчины — граждане СССР; не призывались лишь лица, отбывающие уголовное наказание, и лица, в отношении которых велось следствие или уголовное дело рассматривалось судом;
- являлась личной и равной для всех: не допускалась замена призывника другим лицом: за уклонение от призыва или от выполнения обязанностей военной службы виновные несли уголовную ответственность;
- имела ограничения во времени: законом точно были установлены сроки действительной военной службы, количество и продолжительность учебных сборов и предельный возраст состояния в запасе;
Воинская обязанность по советскому законодательству осуществлялась в следующих основных формах:
- служба в рядах ВС СССР в течение установленных законом сроков;
- работа и служба в качестве военных строителей;
- прохождение учебных, поверочных сборов и переподготовки в период состояния в запасе ВС СССР;
Исполнением всеобщей воинской обязанности являлось также предварительная подготовка (военно-патриотическое воспитание, начальная военная подготовка (НВП), подготовка специалистов для ВС, повышение общей грамотности, проведение лечебно-оздоровительных мероприятий и физическая закалка молодёжи) к военной службе:
- прохождение учащимися в средних школах, а другими гражданами — на производстве НВП, включая подготовку по гражданской обороне, с учащейся молодёжью в общеобразовательных школах (начиная с 9-го класса), в средних специальных учебных заведениях (ССУЗ), и в учебных заведениях системы профессионально-технического образования (СПТО) штатными военными руководителями. Юноши не обучавшиеся в дневных (очных) учебных заведениях НВП проходили на учебных пунктах, создаваемых (при наличии 15 и более юношей, обязанных проходить НВП) на предприятиях, в организациях и колхозах; Программа НВП включала в себя ознакомление молодёжи с назначением Советских ВС и их характером, с обязанностями военной службы, основными требованиями военной присяги и воинских уставов. Руководители предприятий, учреждений, колхозов и учебных заведений несли ответственность за то, чтобы НВП были охвачены все юноши допризывных и призывных возрастов;
- приобретение военных специальностей в учебных организациях СПТО — профтехучилищах и в организациях Добровольного общества содействия Армии, Авиации и Флоту (ДОСААФ), предназначалась для обеспечения постоянной и высокой боеготовности ВС, являлась заблаговременной и предусматривала подготовку специалистов (водителей автомобилей, электромехаников, связистов, парашютистов и других) из числа юношей, достигших 17-летнего возраста. В городах производилась без отрыва от производства. При этом на период сдачи экзаменов обучающимся юношам предоставлялся оплачиваемуй отпуск на 7-15 рабочих дней. В сельской местности производилась с отрывом от производства на сборах в осенне-зимний период. За призывниками в этих случаях сохранялись места работы, занимаемая должность и выплачивалось 50 % среднего заработка. Оплачивались также расходы по найму жилого помещения и проезд к месту учёбы и обратно;
- изучение военного дела и приобретение офицерской специальности студентами высших учебных заведений (ВУЗ) и ССУЗ, занимавшихся по программам подготовки офицеров запаса;
- соблюдение правил воинского учёта и иных воинских обязанностей призывниками и всеми гражданами, состоящими в запасе ВС СССР.
В целях планомерной подготовки и организационного проведения призыва на действительную военную службу территория СССР разделялась на районные (городские) призывные участки. К ним ежегодно в течение февраля — марта приписывались граждане, которым в год приписки исполнялось 17 лет. Приписка к призывным участкам служила средством выявления и изучения количественного и качественного состава призывных контингентов. Она производилась районными (городскими) военными комиссариатами (военкоматами) по месту постоянного или временного жительства. Определение состояния здоровья приписываемых производилось врачами, выделяемыми по решению исполнительных комитетов (исполкомов) районных (городских) Советов народных депутатов из местных лечебных учреждений. Лица, приписанные к призывным участкам, именовались призывниками. Им выдавалось специальное свидетельство. Граждане, подлежащие приписке, были обязаны явиться в военкомат в срок, установленный на основании Закона. Перемена призывного участка допускалась только с 1 января до 1 апреля и с 1 июля до 1 октября года призыва. В другое время года перемена призывного участка в отдельных случаях могла быть разрешена лишь по уважительным причинам (например, переезд на новое место жительства в составе семьи). Призыв граждан на действительную военную службу проводился ежегодно повсеместно два раза в год (в мае — июне и в ноябре — декабре) по приказу Министра обороны СССР. В войска, расположенные в отдалённых и некоторых других местностях, призыв начинался на месяц раньше — в апреле и октябре[18]. Количество граждан подлежащих призыву, устанавливалось Советом Министров СССР. Точные сроки явки граждан на призывные участки определялись, в соответствии с Законом и на основании приказа Министра обороны СССР, приказом военного комиссара. От явки на призывные участки никто из призывников не освобождался (за изъятием случаев, установленных ст. 25 Закона). Вопросы, связанные с призывом, решались коллегиальными органами — призывными комиссиями, создаваемыми в районах, городах под председательством соответствующих военных комиссаров. В состав комиссии в качестве их полноправных членов входили представители местных советских, партийных, комсомольских организаций и врачи. Персональный состав призывной комиссии утверждался исполкомами районных (городских) Советов народных депутатов. На районные (городские) призывные комиссии возлагались:
- а) организация медицинского освидетельствования призывников;
- б) принятие решения о призыве на действительную военную службу и предназначение призванных по видам ВС и родам войск;
- в) предоставление отсрочек в соответствии с Законом;
- г) освобождение от воинской обязанности призывников в связи с наличием у них заболеваний или физических недостатков;
При принятии решения призывные комиссии были обязаны всесторонне обсудить семейное и материальное положение призывника, состояние его здоровья, учесть пожелания самого призывника, его специальность, рекомендации комсомольских и других общественных организаций. Решения принимались большинством голосов. Для руководства районными (городскими) призывными комиссиями и контроля за их деятельностью в союзных и автономных республиках, краях, областях и автономных округах создавались соответствующие комиссии под председательством военного комиссара союзной или автономной республики, краях, области или автономного округа. За деятельностью призывных комиссий осуществлялся контроль со стороны Советов народных депутатов и прокурорский надзор. За недобросовестное или пристрастное отношение к делу при решении вопроса призыва, предоставление незаконных отсрочек члены призывных комиссий и врачи, участвующие в освидетельствовании призывников, а также другие лица, допустившие злоупотркбления, привлекались к ответственности в соответствии с действующим законодательством. В основу распределения призывников по видам ВС и родам войск клался принцип производственной квалификации и специальности с учётом состояния здоровья. Этот же принцип применялся при призыве граждан в военно-строительные отряды (ВСО), предназначенные для выполнения строительно-монтажных работ, изготовления конструкций и деталей на промышленных и лесозаготовительных предприятиях системы Министерства обороны СССР. Комплектование ВСО производилось преимущественно из призывников окончивших строительные учебные заведения или имевших строительные или родственные им специальности или опыт работы в строительстве (сантехники, бульдозеристы, кабельщики и т. д.). Права, обязанности и ответственность военных строителей определялись военным законодательством, а их трудовая деятельность регулировалась трудовым законодательством (с некоторыми особенностями в применении того или другого). Оплата труда военных строителей производилась по действующим нормам. Обязательный срок работы в ВСО засчитывался в срок действительной военной службы.
Законом были определёны: — единый призывной возраст для всех советских граждан — 18 лет;
Срок действительной военной службы (срочная военная служба солдат и матросов, сержантов и старшин) в 2 — 3 года;
Отсрочка от призыва, могла быть предоставлена по трём основаниям: а) по состоянию здоровья — предоставлялась призывникам, признанным временно негодными к военной службе по болезни (ст. 36 Закона); б) по семейному положению (ст. 34 Закона); в) для продолжения образования (ст. 35 Закона);
В период послевоенной массовой демобилизации 1946—1948 призыв в ВС не проводился. Вместо этого призывники отправлялись на восстановительные работы. Новый закон о всеобщей воинской обязанности был принят в 1949 году, в соответствии с ним установлен призыв один раз в год, на срок 3 года, на флот 4 года. В 1968 году срок службы был уменьшен на один год, вместо призыва один раз в год, введены две призывные кампании весенняя и осенняя.
Прохождение военной службы.
Военная служба — особый вид государственной службы, заключающийся в выполнении советскими гражданами конституционной воинской обязанности в составе ВС СССР (ст.63, Конституции СССР). Военная служба являлась наиболее активной формой осуществления гражданами своего конституционного долга защищать социалистическое Отечество (ст. 31 и 62, Конституции СССР), являлась почётной обязанностью и возлагалась только на граждан СССР. Иностранцы и лица без гражданства, проживавшие на территории СССР, воинскую обязанность не несли и на военную службу не зачислялись, тогда как на работу (службу) в гражданские советские организации они могли приниматься с соблюдением установленных законами правил.
На военную службу советские граждане привлекались в обязательном порядке путём призывов (очередных, на учебные сборы и по мобилизации) в соответствии с конституционной обязанностью (ст. 63, Конституции СССР), и в соответствии со ст. 7 Закона о всеобщей воинской обязанности (1967 г.) все военнослужащие и военнообязанные принимали военную присягу на верность своему народу, своей Советской Родине и Советскому правительству. Для военной службы характерно наличие института присваиваемых в установленном ст.9 Закона о всеобщей воинской обязанности (1967 г.) порядке персональных воинских званий, в соответствии с которыми военнослужащие и военнообязанные делились на начальников и подчинённых, старших и младших со всеми вытекающими из этого правовыми последствиями.
В ВС СССР призывалось около 40 % от призывного контингента состоящего на воинском учёте (приписанного к военкоматам).
Формы прохождение военной службы были установлены в соответствии с принятым в современных условиях принципом строительства ВС на постоянной кадровой основе (сочетание кадровых ВС с наличием запаса военнообязанных военнообученных граждан). Поэтому согласно Закону о всеобщей воинской обязанности (ст.5) военная служба делилась на действительную военную службу и службу в запасе, каждая из которых протекала в особых формах.
Действительная военная служба — служба советских граждан в кадрах ВС, в составе соответствующих воинских частей, экипажей военных кораблей, а также учреждений, заведений и других военных организаций. Лица зачисленные на действительную военную службу, именовались военнослужащими, они вступали с государством в военно-служебные отношения, назначались на такие предусмотренные штатами должности, для которых требовалась определённая военная или специальная подготовка.
В соответствии с организационной структурой ВС, различием в характере и объёме служебной компетенции личного состава государством были приняты и использовались следующие формы действительной военной службы:
- срочная военная служба солдат и матросов, сержантов и старшин
- сверхсрочная военная служба сержантов и старшин
- служба прапорщиков и мичманов
- служба офицерского состава, в том числе офицеров, которые призывались из запаса на срок 2-3-и года
В качестве дополнительной формы прохождения действительной военной службы использовалась служба женщин, принимаемых в мирное время в ВС СССР на добровольных началах на должности солдат и матросов, сержантов и старшин;
К формам прохождения военной службы примыкала служба (работа) военных строителей.
Служба в запасе — периодическое несение военной службы гражданами, зачисленными в запас ВС. Лица состоявшие в запасе именовались военнообязанными запаса.
Формами прохождения военной службы за время состояния в запасе являлись краткосрочные сборы и переподготовка:
- учебные сборы, имеющие своей целью совершенствование военной и специальной подготовки военнообязанных, поддержание её на уровне современных требований;
- поверочные сборы, имеющие своей целью определить боевую и мобилизационную готовность органов военного управления (ОВУ);
Правовое положение личного состава ВС СССР регламентировали:
- Конституция (Основной Закон) СССР, (1977 г.)
- Закон СССР о всеобщей воинской обязанности, (1967 г.)
- Общевоинские уставы ВС СССР и Корабельный устав
- Положения о прохождении военной службы (офицеров, прапорщиков и сверхсрочнослужащих и т. д.)
- Боевые уставы
- Наставления
- Инструкции
- Руководства
- Приказы
- Приказания
ВС СССР за границей
- Советские войска в Иране относились к Закавказскому и Среднеазиатскому военным округам.
- Группа советских войск в Германии (ГСВГ) в ГДР
- Северная группа войск (СГВ) в Польше
- Центральная группа войск (ЦГВ) в Австрии (1-е формирование), Чехословакии (2-е формирование)
- Южная группа войск (ЮГВ) в Венгрии
- Группа советских военных специалистов на Кубе (ГСВСК)
- Советские войска в Монголии относились к Забайкальскому военному округу.
- Ограниченный контингент советских войск в Афганистане (40-я армия, ОКСВА) относился к Туркестанскому военному округу, а подразделения Пограничных войск в составе ОКСВА относились к Среднеазиатскому и Восточному пограничным округам
- Пункты базирования ВМФ: Тартус в Сирии, Камрань во Вьетнаме, Умм-Каср в Ираке, Нокра в Эфиопии, Свиноуйсьце в Польше, Гавана и Сьенфуэгос на Кубе.
- Военно-морская база Порккала-Удд в Финляндии[19]
- Военно-морская база Ханко в Финляндии
- Военно-морская база Порт-Артур в Китае
Отрывок, характеризующий Вооружённые Силы СССР– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься? – Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра? – А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул. Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе. В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника. Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые. Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости. Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность. Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно. Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу. – Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати. Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву. Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда. Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит. Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова. Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным. В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею. Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен. Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю. В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении. Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы. Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов. Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна. – Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук. Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью. – Что князь? – спросила она. – Их сиятельство с ними в том же доме стоят. «Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он? – Люди сказывали, все в том же положении. Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки. Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее. – Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.] Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он? – Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам. – Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна. – Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик! Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни. Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них. – Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна? Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе. – Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем. – Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна? У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей. Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече. Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней. На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи. Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече. – Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату. Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает. – Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже. Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками. Княжна Марья поняла все. Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила: – Но как его рана? Вообще в каком он положении? – Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа. Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами. – Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья. Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна. – Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал. – Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна. – Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что… Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его. Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом. Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших. Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой. «Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд. В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу. Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке. – Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса. – И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья. – Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила. – Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.] Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего. – Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной. Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему. Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно. – Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила. – Ну что же? – сказал он. – Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы… Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог. – Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы. – А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого. – Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали. – Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе. Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства. – Да, я очень рад Николушке. Он здоров? Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним. Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала. Он пристально посмотрел на нее. – Ты об Николушке? – сказал он. Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову. – Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал. – Что ты говоришь? – Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее. Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения. «Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!» «Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал. Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал. С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним. Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком. Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое. Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его. Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней. Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше. Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого. Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым. Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его. «А, это она вошла!» – подумал он. Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа. С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение. Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье. В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем. «Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий. Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась. – Вы не спите? – Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости. Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью. – Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете. – А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она. – Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется? – Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки. Он помолчал. – Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее. Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие. – Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста. Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его. Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся. Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней. «Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул. Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется. Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер. Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся. «Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его. Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом. Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки. С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения. Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении. Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали. Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо. Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать. Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут. – Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем. «Куда он ушел? Где он теперь?..» Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали. Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг. Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними. Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли. После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною. Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность. В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим. На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели. Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия. Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее. Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя. Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно. Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений. Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя. Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире. Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал: «Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde, Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe: Napoleon». [Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом. Москва, 3 октября, 1812. Наполеон. ] «Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления. В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов. Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них. Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого. В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться. «Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают». Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано. 2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру. Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление. – Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен. Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт. Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября. 4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями. – Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки: «Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место. Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова. – Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов. – Нет, и генерала нет. Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому. – Нет, уехали. «Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там. – Да где же это? – А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом. – Да как же там, за цепью? – Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников. Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни. «Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака. – Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!.. Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему. – Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет! На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было. – Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь. – Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад. Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться. На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было. Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское. Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером. – Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев. Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться. – Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего? – Право, он врет, этот шельма, – сказал граф. – Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь. – А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет? – Прикажете воротить? – Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло. И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать. Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились… – С богом! «Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю. Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало. Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки. Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше. Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю. – Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед. Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем. Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался. Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать. – У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед. – Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому. Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня). – Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры. Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком. – Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него. Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил: – Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит. Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа. Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей. Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе. «Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие. Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы. Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил. Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны. Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства. |