Российско-германские отношения

Российско-германские отношения

Россия	Германия

Отношения между Россией и Германией являются отношениями современных государств Российской Федерации и Федеративной Республики Германия, а также в широком смысле, отношения русского и немецкого народов на протяжении более чем тысячелетнего периода истории.

История

Средние века

Первые торговые и династические связи существовали между Древнерусским государством и Священной Римской империей. В XIII веке экспансия Тевтонского ордена в Прибалтике, проводившаяся как часть Северных крестовых походов, привела к войнам с Новгородской республикой, важной вехой в которых было поражение немцев в Ледовом побоище в 1242 году. Между северо-западной Русью и северной Германией существовали разветвлённые торговые отношения, а Новгород и Псков участвовали в торговле Ганзейского союза. В 1410 году смоленские полки приняли в составе войск Великого княжества литовского участие в Грюнвальдской битве.

Период Русского государства

Со времён Василия III в России жило немало немецких ремесленников и наёмников. В частности, в Москве существовала немецкая слобода, в которой жили однако не только немцы, а называвшиеся этим словом разнообразные западные неславянские иноземцы. Тем не менее, Ливонская конфедерация проводила скоординированную с немецкими имперскими властями политику по недопущению ремесленников из германских государств на Русь. Так, когда Иван IV поручил Гансу Шлитте завербовать в Европе и привезти в Москву ремесленников различных профессий, всю группу арестовали. Шлитте решили судить в Любеке в 1548 году, ремесленник Ганц, который пробовал пробраться в Россию на свой страх и риск, был казнён. Совместно с Ганзейским союзом Орден контролировал торговые связи Русского государства. Весь торговый обмен с Русью европейские купцы должны были осуществлять через ливонские порты Рига, Ревель и Нарва, товары должны были перевозиться только на ганзейских судах. Это вызывало сильное недовольство русских властей и послужило одной из причин начала Ливонской войны, в результате которой Ливонская конфедерация перестала существовать. Известно об участии немецких солдат-наёмников в Битве при Молодях на стороне Русского царства.

Период Российской империи

Во времена Петра I немецких учёных, ремесленников и военных охотно приглашали в Россию и наделяли значительными привилегиями. Особым слоем населения Российской империи были балтийские немцы, ставшие российскими подданными после завоевания Россией остзейских губерний. Из балтийских немцев, обладавших большим авторитетом и привилегиями, состояла значительная часть государственных деятелей первой половины XVIII века. Под предводительством немецкого военачальника Христофора Миниха Россия впервые смогла опустошить Крымское ханство. Династические браки российского двора стали всё чаще заключаться с небольшими немецкими княжествами и с Петра III династия Романовых фактически должна была именоваться Романов-Гольштейн-Готторп.

В ходе Семилетней войны, которую вели Россия с Пруссией, русская армия смогла завоевать Кенигсберг и Берлин, однако после внезапной смерти императрицы Елизаветы Петровны и вхождения на престол Петра III, известного своей симпатией к Пруссии, все эти земли были безвозмездно возвращены Пруссии. Немецкая принцесса София Фредерика Ангальт-Цербстская, известная как Екатерина Великая, совершив государственный переворот против Петра III, взошла на российский престол и правила на протяжении 34 лет. В эту эпоху Россия достигла существенных военных и политических успехов. Во время царствования Екатерины II по её инициативе в Россию были приглашены многочисленные немецкие переселенцы, которыми заселялись малонаселённые земли и которые впоследствии стали называться российскими немцами.

Во время Наполеоновских войн русские нередко сражались против французов на германской территории. В Отечественную войну 1812 во вторгнувшейся в Россию «Великой армии» Наполеона I, состояли многочисленные пруссаки и солдаты Рейнского союза. Будучи призванными в армию силой, они боролись, однако, без мотивации и при возможности дезертировали. После основания Германской империи в 1871 отношения с Россией у неё были холодными. Это было вызвано германской поддержкой Австро-Венгрии и немецким сопротивлением расширению влияния России, в том числе на Балканском полуострове. Германский канцлер Отто фон Бисмарк был организатором Берлинского конгресса, на котором были значительно урезаны выгодные для России результаты Русско-турецкой войны 1877—1878. Это событие вызвало в российском обществе растущую вражду к Германии и ко всему германскому народу. Германия представлялась свирепой милитаристской державой и одним из главных противников славянства.

29 января (10 февраля) 1894 года был заключен русско-германский торговый договор сроком на десять лет, согласно которому обе страны понижали пошлины на товары друг друга. Подписанию договора предшествовала напряжённая торговая война.

В 1913 году Германия была главным торговым партнером России: на неё приходилось 29,8 % российского экспорта и 47,5 % импорта. Германия также была одним из основных инвесторов в Россию (наравне с Францией, Бельгией и Великобританией). Советский дипломат Г. В. Чичерин считал, что накануне 1917 года в России весь иностранный акционерный капитал составлял около 1,300 млрд рублей, из них германские вложения — 378 миллионов рублей, тогда как английские только 226 миллионов рублей.

Первая мировая война

В Первой мировой войне противоречия между Россией и Германией вылились в открытую конфронтацию. Германия поддержала Австро-Венгрию, Россия поддержала Сербию. Анти-германские настроения в русском обществе повлекли за собой переименование Санкт-Петербурга в Петроград. Не сумев победить в молниеносной войне, и видя грядущее поражение в затяжной войне, германское командование всячески способствовало нарастанию революционной ситуации в России. Для ослабления России, немецкое командование обеспечило ссыльному Владимиру Ленину беспрепятственный проезд в пломбированном вагоне через Германию, в надежде что тот будет способствовать накалению в России внутриполитической ситуации. Придя к власти, правительство большевиков заключило с Германией, а также с её союзниками — Австро-Венгрией, Болгарией и Османской империей, Брестский мирный договор о прекращении между ними войны. По договору от России отпадали огромные территории на её западных границах. После подписания 11 ноября 1918 г. между Германией и Антантой Компьенского перемирия, положившего конец Первой мировой войне и которым все договоры, заключенные ранее Германией, объявлялись недействительными, 13 ноября Брестский договор Советской Россией был аннулирован.

Межвоенное время (1922—1941)

Сюда перенаправляется запрос «Советско-германские отношения». На эту тему нужна отдельная статья.

Взаимоотношения с Веймарской республикой

В 1922 году между Советской Россией и Веймарской республикой был подписан Рапалльский договор, по которому обе страны признали друг друга, отказались от претензий на возмещение военных расходов и невоенных убытков, установили дипломатические отношения.

Это был первый межгосударственный договор, регулирующий взаимоотношения между Германией и Россией после окончания Первой мировой войны. В дальнейшем он подтверждался и расширялся другими договорами, в частности Берлинским договором 1926 года. Подписанием же Рапалльского договора, как Веймарская республика, так и Советская Россия, находившиеся в международной изоляции, рассчитывали усилить свои позиции на международной политической арене. Важное значение подписание имело и для экономики двух стран: для Германии Россия являлась хорошим рынком сбыта промышленной продукции, бойкотировавшейся другими странами Европы; для России сотрудничество с Германией означало единственную возможность для построения собственной промышленности. Например, Германия поставила оборудование для разработки каспийских нефтяных месторождений. Выгода была обоюдной: Россия самостоятельно, без помощи других стран, разрабатывает нефтяные месторождения; Германия уменьшает свою зависимость от нефтяных картелей Великобритании и США.

Несмотря на широко распространённое мнение, что в Рапалло были подписаны также тайные дополнительные протоколы о военном сотрудничестве, каких-то дополнительных или отдельных соглашений заключено не было. Тем не менее, ещё до рапалльской встречи, Веймарская республика, в военном отношении имевшая право только на войска для «внутренних нужд», сотрудничала с Россией и в этой области. С установлением дипломатических отношений работа в этом направлении была усилена: Германия получила возможность военной научно-исследовательской деятельности и обучать своих военных специалистов для авиации и танковых войск, что ей было запрещено после Первой мировой войны по условиям Версальского договора; Россия получила доступ к немецким военным разработкам и возможность обучения своих военных кадров.

В рамках военного сотрудничества в 1925 году под Липецком была организована совместная лётно-тактическая школа на базе уже имеющегося аэродрома и сооружений, аренда которых была бесплатна. Финансирование деятельности школы, а также реконструкция и строительство инфраструктуры осуществлялось немецкой стороной. Под руководством немецких специалистов за 8 лет существования было обучено и переподготовлено около 120 лётчиков для Германии и сопоставимое количество военных специалистов для Советского Союза.

3 октября 1926 г. был подписан документ о создании совместной танковой школы под Казанью, но к практическому обучению в ней приступили только с весны 1929 года. В школе одновременно обучалось не более 12 человек. 20 июня 1933 года школа была расформирована. Для немецкой стороны за время функционирования школы подготовлено до 30 офицеров рейхсвера. Одним из советских выпускников школы был Герой Советского Союза генерал-лейтенант танковых войск Кривошеин С. М..

Также в 1926 г. был подписан договор о создании совместной химической лаборатории для военных целей (Объект «Томка»). В Саратовской области на объекте «Томка» «испытывались методы применения отравляющих веществ в артиллерии, авиации, а также средства и способы дегазации загрязненной местности».

Взаимоотношения с Третьим рейхом

В 1933 году, после прихода к власти Национал-социалистической немецкой рабочей партии во главе с Адольфом Гитлером, по инициативе советской стороны рапалльская политика экономического и военно-технического сотрудничества была свёрнута, хотя de jure Германия продолжала ещё некоторое время числиться стратегическим партнером СССР. В своей книге «Майн Кампф» Гитлер недвусмысленно описал своё презрительное отношение к славянам и к русским в частности. К концу десятилетия рост милитаризма Германии, усиление захватнических аппетитов Гитлера, открыто декларировавшиеся планы захвата «жизненного пространства на Востоке», очень тревожили руководство Советского Союза. Ответной реакцией стала активная антифашистская политика (7-й конгресс Коминтерна поставил борьбу против фашизма в центр деятельности коммунистических партий) и антигерманская пропаганда (фильм «Александр Невский»). Основными принципами нового курса советской дипломатии стали усилия по созданию системы коллективной безопасности.

Однако на фоне событий в 1938 (Аншлюс Австрии, Мюнхенский сговор, англо-германская и франко-германская декларации о дружбе и ненападении, Венский арбитраж) и 1939 (локальная война с Японией, провал переговоров о взаимопомощи с Англией и Францией) годах Советский Союз вынуждено пересмотрел свою внешнюю политику, пойдя на восстановление отношений с Германией. Между СССР и Германией в 1939 году заключено торговое соглашение, подписаны Договор о ненападении и Договор о дружбе и границах. Особое значение для дальнейших отношений между странами имел секретный дополнительный протокол, прилагавшийся к договору о ненападении, который известен также под неточным названием «пакт Риббентропа-Молотова». В этом протоколе были чётко описаны территориальные интересы сторон в Восточной Европе. Третий Рейх стал военным союзником СССР. 17 сентября 1939 года советские войска вступили в войну Германии с Польшей, оккупировав восточные районы Польши (т. н. «Польский поход РККА»). 22 сентября в захваченном Бресте состоялся совместный военный парад Вермахта и Красной армии. Военное и экономическое сотрудничество принимало и другие формы. Так, по соглашению с советским правительством, в августе-сентябре 1940 года немецкий вспомогательный крейсер «Комет» прошёл Северным морским путём в Тихий океан для военных операций на коммуникациях Великобритании и её доминионов. Проводка крейсера осуществлена советскими ледоколами. После этого на ближайшие два года из советской пропаганды исчезли антигерманские темы. На переговорах 12-13 ноября 1940 года в Берлине Гитлер предложил В. М. Молотову рассмотреть вопрос о присоединении СССР к Тройственному пакту и войти в число членов держав «Оси», хотя в тот же день, 12 ноября, Гитлер отдал распоряжение: «Независимо от того, какой будет исход этих переговоров, следует продолжать все уже предусмотренные ранее приготовления для Востока», а разработка операции нападения на СССР вошла в завершающую стадию. По мнению Молотова «затеянная по инициативе фашистской стороны встреча явилась лишь показной демонстрацией» и «неизбежность агрессии Германии неимоверно возросла, причём в недалеком будущем».

Добавим, что начиная с лета 1940 г. СССР начал активную дипломатическую работу с целью увеличение своего влияния в Балкано-Дунайском регионе. Оживившийся интерес Москвы к Балканам был холодно встречен в Берлине. В результате советский полпред Г. М. Пушкин признал перед своим германским коллегой 24 июня 1940 г., что Словакия находится в «сфере влияния Германии». В дальнейшем дипломатическое противостояние Москвы и Берлина развернулось за влияние в Венгрии, Болгарии и Югославии (которая установила с СССР летом 1940 г. дипломатические отношения). Так, советский нажим на Румынию в августе 1940 г. облегчил территориальные претензии Венгрии на Трансильванию и Болгарии на Добруджу. Чуть позже, в сентябре 1940 г. СССР подписал торговый договор с Венгрией. С другой стороны, Германия выступила «гарантом» Венгрии против словацких и румынских требований изменения границ, установленных первым и вторым Венскими арбитражами. Советско-германские переговоры на высшем уровне в Берлине в ноябре 1940 г. не привели к компромиссу двух держав на Балканах. Так, требование В. М. Молотова о переводе Болгарии, Румынии и Турции в советскую зону влияния не было принято И. Риббентропом. Более того, Югославия, заключившая с СССР 5 апреля 1941 г. договор о дружбе и ненападении стала жертвой незамедлительного германского вторжения. В дополнение, поощряя венгерские и болгарские территориальные претензии к Югославии, Берлин смог добиться исключительного влияния в Будапеште и Софии. Таким образом, весной 1941 г. стало ясно, что Москва проиграла дипломатическую схватку с Берлином за Балканы.

Великая Отечественная война

22 июня 1941 года нацистская Германия в рамках Операции «Барбаросса» напала на Советский Союз и между обоими государствами начался самый кровопролитный конфликт в истории человечества, известный в России как Великая Отечественная война. По мере возрастания смертей и разрушений, отношение к немцам в советском обществе перешло в гнев и ненависть, а слово «немец» на многие годы стало синонимом врага. Среди немцев, отношение к русским, подогреваемое нацистской идеологической пропагандой о русских «недочеловеках», было презрительным, что выливалось в крайнюю жестокость, в том числе по отношению к мирному населению. В самой Германии не утихала официальная пропаганда, которой подпитывался образ русского народа как варваров. К примеру, были популярны документальные фильмы о низком уровне быта и культуры русских крестьян. Тем не менее, по мере ухудшения военного положения Германии, официальные власти, несмотря на расовую пропаганду, шли на формирование батальонов из русских пленных и добровольцев, таких как власовцы.

Эпоха холодной войны

Политика

После поражения в войне Германия оказалась поделенной между Союзниками на четыре оккупационные зоны. На территории оккупационных зон Великобритании, США и Франции 7 сентября 1949 была основана Федеративная Республика Германия со столицей в Бонне. Через месяц в советском секторе — Германская Демократическая Республика со столицей в Восточном Берлине. В 1955 ФРГ вступила в НАТО, а ГДР в 1956 — в Организацию Варшавского договора. 13 августа 1961 между Восточным и Западным Берлином была возведена стена. Таким образом, «Восточная Германия» стала главным форпостом СССР в холодной войне.

На территории ГДР дислоцировалась Группа советских войск в Германии, считавшаяся одной из наиболее боеспособных в Советской Армии. Германия стала также, пожалуй, важнейшим центром деятельности Комитета государственной безопасности в его противостоянии с западными спецслужбами. В основном именно в Германии между США и СССР происходил обмен арестованными шпионами (в этой связи получил известность мост Глинике).

Разрядка международной напряженности, обширные политические реформы в СССР в конце 80-х привела в конце концов к распаду «Социалистического лагеря», Варшавского договора, а позже и самого Советского Союза. 9 ноября 1989 стена, разделявшая столицу Германии на протяжении 28 лет, была демонтирована. 3 октября 1990 ГДР вошла в состав Федеративной Республики Германия, холодная война окончилась. В сентябре 1994 Германию покинул последний российский солдат.

Экономика

После второй мировой войны экономические отношения СССР с ФРГ были очень сильно осложнены реалиями «холодной войны». Но с подписанием 5 июля 1972 года долгосрочного соглашения о торговле и экономическом сотрудничестве ситуация в корне начинает меняться в положительную сторону. Был выработан целый пакет советско-западногерманских договоров, соглашений и других нормативных актов, создавших фундамент для экономического сотрудничества между СССР и ФРГ. C начала 1970-х годов ФРГ прочно заняла место главного торгового партнера СССР. Особое значение для этих отношений имела сделка века «газ-трубы», заключённая 1 февраля 1970 г. Вплоть до 1984 года товарооборот продолжал неуклонно расти, его уменьшение в 1985—1987 годах обусловлено уменьшением импортных возможностей СССР из-за сокращения его валютных поступлений вследствие падения мировых цен на нефть.

Современная ситуация

Политические отношения

Среди стран Евросоюза Германия считается одной из стран, с которыми у России традиционно складываются наиболее дружественные и плодотворные отношения. Как во времена Гельмута Коля, так и во времена Герхарда Шрёдера немецкие лидеры всегда старались установить хорошие личные отношения с президентами России. Нередко Германию называют адвокатом России в Евросоюзе, особенно на фоне его пополнения недружественно настроенными к России странами Центральной и Восточной Европы. Особое политическое сближение между обоими государствами наблюдалось в период правления Герхарда Шрёдера и Владимира Путина, завязавших крепкую личную дружбу. В 2001 году Владимир Путин произнёс речь в германском бундестаге на немецком языке, в которой изложил своё видение сотрудничества между Россией и Европой в будущем. В том же году был основан Петербургский диалог, российско-немецкий дискуссионный форум, проводящий ежегодные встречи представителей общественности двух стран. В 2003 Россия, Германия и Франция были едины в несогласии с развязыванием США войны в Ираке и некоторые обозреватели даже начали писать об «оси Париж—Берлин—Москва». В 2005 году Путин и Шрёдер договорились о строительстве Североевропейского газопровода по дну Балтийского моря. Это решение вызвало бурные протесты в странах Восточной Европы и даже обвинения в новом Пакте Молотова-Риббентропа.

Пришедшая в тому же году к власти Ангела Меркель относится к России более скептически. Она дала понять, что возвратит главную внешнеполитическую ориентацию Германии на Соединённые Штаты, а к России необходимо относиться более дистанцировано, хоть и прагматично. Тем не менее, несмотря на её желание больше принимать во внимание интересы восточноевропейских стран, она не стала денонсировать достигнутые в эпоху Шрёдера соглашения с Россией. В качестве одной из немногих западных стран, Германия в лице своего министра иностранных дел Франка-Вальтера Штайнмайера критикует планы США по базированию ПРО в Восточной Европе и призывает их к консультациям с Россией.

В 2010 г. состоялись переговоры Президента России Д. А. Медведева и канцлера Германии А.Меркель. В результате встречи был подписан меморандум, который предлагает рассмотреть возможность создания Комитета Россия-ЕС по вопросам внешней политики и безопасности, цель которого будет в координировании действий России и ЕС в урегулировании военно-политических конфликтов и быть форумом для обмена мнениями по вопросам безопасности и разработки совместных операций России и ЕС. Конфликт в Приднестровье, единственный упомянутый в меморандуме, рассматривается сторонами как первоначальное поле для взаимодействия. Однако Германия выдвинула России требование в обмен на продвижение инициативы президента Д. Медведева по Договору о европейской безопасности, которое заключается в предварительном выводе российских войск из Приднестровья, мешающих функционированию ДОВСЕ и доверию в регионе. Сама идея создания такого органа поддерживается Евросоюзом — глава представительства ЕС в Москве посол Ф. Валенсуэла отметил, что это предложение «могло бы серьёзно способствовать усилению консультаций по конфликтам и кризисным ситуациям».

В 2014 году отношения между Россией и Германией значительно ухудшились из-за присоединения Крыма к Российской Федерации и конфликта на востоке Украины. Канцлер Германии Ангела Меркель неоднократно обвиняла Россию во вмешательстве во внутренние дела Украины и в поддержке самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик. Одним из проявлений ухудшения отношений стало решение российских властей о высылке сотрудника посольства Германии в Москве в ответ на недружественные действия германских властей в отношении сотрудника одного из российских загранучреждений в Германии.

В июне 2016 года Правительство Германии обновило редакцию «Белой книги» — руководство по ведению политики национальной безопасности страны. В обновленной редакции Россия для Германии «больше не партнер, а соперник» и теперь входит в число основных угроз. Немецкое правительство теперь считает, что «Россия больше не является партнером, а соперником». В документе отмечается, что Россия «готова насильственно продвигать свои интересы», и приводятся в пример события в Крыму и на востоке Украины.

Кроме того, «Россия отварачивается от Запада, подчеркивая стратегическое соперничество и наращивая свою военную активность на внешних границах ЕС», отмечает газета Die Welt.

Экономическое сотрудничество

Германия является самым важным торговым партнёром России, на неё приходится 13,6 процентов всей российской внешней торговли. Россия для Германии, исходя из абсолютных финансовых показателей, является 13-м по важности торговым партнёром и торговля с ней составляет около 3 % от общей цифры. Однако импорт российских энергоносителей носит для Германии стратегический характер. Уже сегодня Германия импортирует более 30 % природного газа и 20 процентов нефти из России и по оценкам экспертов эта доля в будущем ещё больше увеличится. Россия импортирует из Германии множество продуктов машиностроения.

Сотрудничество в культурной сфере

В культурном плане между обоими государствами существует тесное сотрудничество. 2003 год был годом России в Германии, а 2004 — годом Германии в России. Россия была основной страной на Франкфуртской книжной ярмарке. Одним из периодически возникающих вопросов, связанных с культурной сферой, является вопрос о возвращении Германии трофейного искусства, вывезенного советскими солдатами после окончания Второй мировой войны.

Гуманитарное направление взаимодействия России и Германии регулируется Межправительственным Соглашением между Российской Федерацией и Федеративной Республикой Германия о культурном сотрудничестве от 16 декабря 1992 года, Межправительственным Соглашением об изучении русского языка в Федеративной Республике Германия и немецкого языка в Российской Федерации от 9 октября 2003 года и Межправительственным Соглашением в области молодёжного сотрудничества от 21 декабря 2004 года, а также рядом межведомственных документов.

См. также

• Информационное освещение России в Германии
• Дело Лизы Ф.

Ссылки

[www.senat.org/Germany/index.html Спецвыпуск журнала СЕНАТОР: История российско-германских межгосударственных отношений]

Отрывок, характеризующий Российско-германские отношения

Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.