Совет богов
Совет богов — Dii Consentes (также Dii Complices[1]) — мифологический совет в пантеоне Древнего Рима. В его состав входили двенадцать главных божеств: шесть богов и шесть богинь. Их золоченые статуи были установлены на форуме, позже, видимо, в портике Deorum Consentium[2].
Состав
Боги были перечислены поэтом Квинтом Эннием в конце III века до нашей эры, со ссылкой на неизвестного греческого поэта[3]:
Тит Ливий (XXII.10.9) располагает их в шесть пар, Юпитер-Юнона, Нептун-Минерва, Марс-Венера, Аполлон-Диана, Вулкан-Веста и Меркурий-Церера. Трое из Dii Consentes входили в состав капитолийской триады, а именно: Юпитер, Юнона и Минерва.
Происхождение
В V веке до нашей эры множество свидетельств указывает на культ 12 олимпийцев в Олимпии и в Гиероне на Босфоре[4]. Греческий культ 12 олимпийцев можно проследить до Афин VI века до н. э. Маловероятно, чтобы он был известен в микенский период. Постройку жертвенника двенадцати олимпийцев в Афинах, чаще всего связывают с архонтом Писистратом (522—521 гг. до н. э.).
Группа из двенадцати божеств восходит к ещё более древним источникам, чем греческие или римские. Греческая группа, возможно, имеет анатолийские (точнее, ликийские) корни. Группа из двенадцати хеттских богов известна как из клинописных текстов, так и из художественных изображений. Хеттские 12 богов — мужского пола, без индивидуализации особенностей. Они, возможно, нашли продолжение в ликийской группе из двенадцати богов, почитаемой в период Римской империи. К 400 г. до н. э. место посвященное двенадцати богам существовало на рынке в Ксанфе (Ликия). Геродотом также упомянут и египетский культ 12 богов, правда, египетские источники не подтверждают этого.
Ссылки на двенадцать этрусских божеств, которые позже делали римские авторы, должны внимательно рассматриваться исследователями, так как факт проведения процедуры эвокации божества при осаде римлянами Вейи во время Третьей Вейентской войны в 396 г. до н.э., призванной убедить царицу Юнону переселиться в Рим, говорит о том, что Юнона до этого момента была этрусской богиней и заимствована римлянами у этрусков в 396 г. до н.э.. Этот ритуал описан Ливием, Валерием Максимом и Плутархом. Статую доставили на Авентин, где позднее Камилл освятил для неё храм. Арнобий утверждал, что этруски имели пантеон из шести мужских и шести женских божеств, которых они называли consentes и complices, потому что те выросли и заседали вместе. Так же он говорит, что эти двенадцать выступали в качестве советников Юпитера. Прообразом 12 этрусских богов мог послужить как греческий пантеон, так и непосредственно хеттский (согласно гипотезе о малоазийском происхождении этрусков)[5].
Список литературы
- ↑ Арнобий III.40
- ↑ Samuel Ball Platner, The Topography and Monuments of Ancient Rome (1904), pp. 173—174.
- ↑ Ennius, fragment 45 = Варро, De re rustica, I.I.4.
- ↑ Charlotte R. Long, The Twelve Gods of Greece and Rome, vol. 107 of Études préliminaires aux religions orientales dans l’Empire romain, (Brill Archive 1987), pp. 144—186.
- ↑ Long (1987), p. 232.
| ||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Совет богов"
Отрывок, характеризующий Совет богов
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
